Екатерина Лесина - Тайная страсть Гойи
Говорил он свысока, будто бы самим фактом данной беседы делая Альваро одолжение.
— В вашем возрасте и вправду стоит вести не столь активную жизнь. Если в молодости раны затягиваются быстро, то с течением времени организм ослабевает. И любая царапина, самая ничтожная, может стать смертельной.
— Благодарю за рекомендацию. — Альваро не удалось скрыть насмешку, и доктор дернулся, точно от пощечины.
— Надеюсь, меня не вызовут к вашему смертному одру.
— И я надеюсь.
— Донна Изабелла очень добра…
— Да, несомненно.
— И она беспокоится о сыне.
— О котором? — уточнил Альваро, одеваясь.
— О старшем, естественно. Он ведь болен? Болен, как мне доложили. Однако в упрямстве своем отказывается принять меня. — А обида в голосе доктора была неподдельной. — Пользуется услугами какого-то шарлатана…
Альваро всегда умиляла эта привычка людей ученых всех, помимо себя самих, а в особенности собственных коллег, считать шарлатанами.
— И потому я разделяю опасения донны Изабеллы. Лечение, назначенное человеком, неведущим в медицине способно спровадить в могилу быстрее, нежели болезнь…
А уж лечение, назначенное человеком сведущим, и того быстрей.
— Донна Изабелла сказала, что Диего прислушивается к вам. Так будьте столь любезны донести до него, что…
— Всенепременно донесу, — пообещал Альваро.
Вот, кажется, и выяснилась причина этакой внезапной заботы.
— Что ж, надеюсь на ваше благоразумие.
Это было произнесено тоном, не оставлявшим и тени сомнения, что оное благоразумие Альваро вовсе не свойственно.
Стоило доктору покинуть комнатушку Альваро, как в нее тенью скользнула донна Изабелла.
— Ах! — воскликнула она, прижимая платочек к нарумяненной щеке. — Я так рада, что вы целы!
— И я рад.
— Безусловно, я выговорила Мануэлю… Он не имел права поступать подобным образом! И я понимаю, отчего Диего разозлился, боюсь, между моими детьми лежит целая пропасть… Ах, мне не стоит говорить об этом…
— Отчего же? — Альваро пододвинул донне стул, на который она упала якобы без сил. И пусть годы и опыт позволяли ей актерствовать с куда большим умением, нежели дочери, но фальшь все же ощущалась.
— Кому интересны заботы старой женщины…
— Вовсе вы не стары!
— Вы полагаете? — Взмах ресниц и взгляд сделался томным, зовущим. Этак и поверить можно, что донна Изабелла пытается его соблазнить.
— Увы, мой мальчик вынужден был рано покинуть дом… Я так страдала. — Она прижала руки к объемной груди. — Но как я могла противиться желанию своей дорогой сестры? Мы оказались в таком положении… Вам ведь известно, что мой покойный супруг не отличался кротостью натуры. Из-за его страстей, пагубных страстей…
Она перекрестилась и поцеловала золотое распятье внушительных размеров.
— Мы оказались в крайне неудобном положении. Он вынудил меня обратиться за помощью к Каэтане, а уж она, не знаю, чем ей приглянулся Диего, но… она сказала, что желает оставить его при себе. Каэтана была бездетна, ей думалось, что она тем самым оказывает услугу мне и Диего, ей было не понять страданий материнского сердца. Я многие ночи напролет провела в слезах, думая о моем мальчике, а она… Она растила его не как своего сына, относилась как к живой игрушке, и все же Диего привязался к ней, ребенку свойственно искать любви…
Одинокая слеза покатилась по щеке, и Альваро поспешил поднять платок, который выскользнул из пухлых пальчиков донны Изабеллы.
— А потом случилась одна грязная история… Вы должны были о ней слышать… Я умоляла Диего не возвращаться в это гнездо порока, но разве слушал он меня? Он был убежден, что Каэтана его истинный друг, а мы давно стали для него чужими людьми.
Еще один всхлип.
— Он презирал Мануэля, хотя тот ничем, видит бог, ничем не заслужил презрения!
Это она воскликнула с гневом.
— И я знаю, что Каэтана настраивала моего мальчика против семьи. Да, после смерти моего несчастного супруга, она любезно предоставила нам кров и стол и заботу проявляла… Вынужденно проявляла. Не обманывайтесь, Каэтана вовсе не была добра. Нет, она опасалась, что, откажи она мне, и о ней заговорят дурно, а вокруг ее имени и без того хватало сплетен.
И снова всхлип.
И руки, прижатые к губам.
— Она никогда не позволяла нам забыть, чем именно мы обязаны ей… Она обращалась со мною, как со служанкой. А Диего не видел в том ничего оскорбительного.
А вот теперь гнев был искренен.
— И даже после своей смерти Каэтана сумела встать между моими детьми!
— Мне жаль.
— Диего не доверяет Мануэлю, подозревает его в чем-то, а Мануэль… Мой мальчик слишком горд, и гордость толкает его на необдуманные поступки… А уж теперь, если вдруг Диего умрет…
— С чего бы ему умирать? — осторожно поинтересовался Альваро.
— Он же болен! — воскликнула донна Изабелла с немалым возмущением. Альваро тотчас устыдился, что не понял вещи столь очевидной. — А любая, самая простая болезнь без надлежащего лечения приводит к смерти.
Она произнесла это назидательным тоном, будто объясняя ребенку истину очевидную.
— Диего же упрямо отказывается от помощи, а наш доктор, он очень знающий человек. Лучший в Мадриде! И как можно оскорблять его недоверием?
— Не знаю.
Эту реплику донна Изабелла оставила без внимания.
— Я описала ему симптомы… — Платочек исчез в широком, отделанном кружевом рукаве. — И он был так добр, что изготовил порошки. Диего мучит желудочная хворь, он всегда был слабым ребенком. А от волнений последних дней… Ничего страшного, порошки помогут. Но если их не принимать, то Диего…
Она тоненько всхлипнула:
— Умоляю! Спасите моего сына!
— Как?
— Он вам доверяет! — Донна Изабелла схватила Альваро за руку. — И если вы предложите выпить или же принесете ему завтрак, обед, ужин… Не важно, главное, что порошки эти не имеют вкуса, и даже в самой простой еде их не различить…
Плотный кошель, родной брат того, который был оставлен брату Мануэлем, лег на стол.
— Всего-то и надобно, что щепотка в еду… Или в питье… Не важно, главное, чтобы Диего принимал. Я пыталась обратиться к слугам, но они слишком тупы, чтобы осознать перспективу.
Или неподкупны.
Пока неподкупны. Следовало сказать хозяину, чтобы проявлял осторожность. И с кухаркой словечком перемолвится. Та донну Изабеллу с ее детьми на дух не переносит. Вот пусть и готовит для Диего отдельно и подает сама.
— Мы будем вам благодарны! Очень-очень благодарны! — Донна Изабелла заглянула в глаза. — Вы ведь поможете своему хозяину?
— Я сделаю все, что пойдет ему во благо, — не покривив душой, ответил Альваро.
И донна успокоилась. Она кивнула и, обретя прежний, величественный вид, покинула комнату.
В кошеле оказался крохотный сверток с белым порошком.
Яд?
На кухне сыщется пара-тройка кроликов, на которых можно будет проверить действие сего препарата. Но Альваро подозревал, что отрава эта, если и вправду была отрава, обладала характером пакостливым. Навряд ли она проявит свои свойства немедленно. Доктор, пусть и гонорлив не в меру, но и осторожен, а убить лекарством?
Помимо порошка в кошеле обнаружились золотые монеты той самой, почти настоящей чеканки, которыми расплачивался Мануэль.
Кошель Альваро спрятал, а сверток с порошком сунул в сапог, так оно надежней, а то мало ли… Он вышел из комнаты, намереваясь все ж найти горничную. Однако на заднем дворе девушки уже не было. А кухарка, к которой Альваро обратился за помощью, лишь руками развела.
— Так не возвращалась она. — Кухарка окинула Альваро придирчивым взглядом. — Целый? А то нашие пустобрехи горазды болтать… Мол, поломали до смерти, уже отходит, без причастия даже. А ты живой!
— Живой, — согласился Альваро. — Значит, как ушла, так не возвращалась? Как она выглядит-то?
Кухарка отерла красные распухшие руки о юбки.
— Обыкновенная. Смуглявая. Вертлявая. Глаз черный. Волос темный… Да у нее на щеке от тут, — ткнула она под глаз, — пятно родимое. И лицо рябенькое… Хорошая девка, негорделивая. А то иные, как в дом приличный попадут, то и начинают носы драть, мол, не по чину им с простою кухаркою бесед беседовать. Эта-то вежливая, обходительная, поищи уж… Может, где наверху камины чистит? Прежде-то она от работы не бегала.
