Донна Леон - Высокая вода
Бретт долго не отвечала.
– Да, она бы увидела отличия. – Брунетти подумал, что Бретт собирается что-то добавить к этому, но она этого не сделала. Она созерцала дождь.
– Как долго они должны были заниматься упаковкой?
Бретт прикинула и ответила:
– Четыре дня. Или пять?
– А потом что? Куда отсюда повезли ящики?
– В Рим самолетом «Алиталии», но потом они там застряли больше чем на неделю из-за забастовки в аэропорту. Оттуда их отвезли в Нью-Йорк, и там их задержала американская таможня. Затем их погрузили на самолет китайской авиалинии и доставили в Пекин. Печати на контейнерах проверяли каждый раз, когда их загружали в самолет или выгружали оттуда, и при них всегда была охрана, пока они находились в иностранных аэропортах.
– Сколько прошло времени с тех пор, как они покинули Венецию и оказались в Пекине?
– Больше месяца.
– А когда вы увидели экспонаты?
Она заерзала на диване, прежде чем ответить ему, но глаз не подняла.
– Я вам говорила, этой зимой.
– А где вы были, когда их паковали?
– Я говорила. В Нью-Йорке.
Вмешалась Флавия:
– Со мной. У меня был дебют в «Метрополитен». Премьера была на два дня раньше, чем здесь закрывалась выставка. Я пригласила Бретт поехать со мной, и она поехала.
Бретт наконец оторвалась от дождя и посмотрела на Флавию.
– И я оставила Мацуко присматривать за погрузкой. – Она откинула голову на спинку дивана и уставилась в потолочные окна. – Я уехала в Нью-Йорк на неделю, а осталась на три. Потом я вернулась в Пекин ждать прибытия груза. Когда он не прибыл, я вернулась в Нью-Йорк и провела его через таможню США. Но потом, – продолжила она, – я решила остаться в Нью-Йорке. Я позвонила Мацуко и сказала ей, что задержусь, и она вызвалась поехать в Пекин, чтобы принять коллекцию, когда она вернется в Китай.
– В ее обязанности входила проверка прибывших экспонатов? – спросил Брунетти.
Бретт кивнула.
– Если бы вы были в Китае, – спросил Брунетти, – то вы бы сами распаковывали коллекцию?
– Я только что вам это сказала, – огрызнулась Бретт.
– И вы бы тогда же заметили подмену?
– Конечно.
– Вы видели хоть какой-то из экспонатов до этой зимы?
– Нет. Когда они только прибыли в Китай, то застряли в каком-то бюрократическом аду на шесть месяцев, потом их выставили на показ в одном из помещений таможни, а потом наконец разослали по музеям, из которых их взяли для выставки.
– Тогда-то вы и поняли, что произошла подмена?
– Да, и сразу же написала Семенцато. Примерно три месяца назад. – Ни с того ни с сего она подняла руку и стукнула по ручке дивана. – Ублюдки, – сказала она гортанным от ярости голосом. – Грязные ублюдки.
Флавия, пытаясь ее успокоить, положила руку ей на колено.
– Бретт, тут ничего не поделаешь.
Бретт набросилась на нее:
– Это не твоей карьере пришел конец, Флавия. Люди будут приходить и слушать твое пение, что бы ты ни натворила, но эти перечеркнули последние десять лет моей жизни. – Она замолчала на секунду и добавила потише: – И всю жизнь Мацуко.
Когда Флавия попробовала возразить, Бретт продолжила:
– Все кончено. Если китайцы это обнаружат, они меня никогда больше не впустят. Я несу ответственность за эти произведения. Мацуко привезла с собой из Пекина бумаги, и я их подписала, когда вернулась в Сиань. Я подтвердила, что все было на месте, в том же состоянии, в каком было вывезено из страны. Я должна была быть там, должна была все их проверить, но я отправила ее, потому что была с тобой в Нью-Йорке, слушала твое пение. И это стоило мне карьеры.
Брунетти посмотрел на Флавию, увидел, как вспыхнуло ее лицо при звуках гневного голоса Бретт. Он видел изящную линию ее плеча и руки, повернутых к Бретт, изучал изгиб шеи и линию скул. Возможно, она стоила карьеры.
– Китайцы ничего не узнают, – сказал он.
– Что? – спросили обе.
– Вы сказали своим друзьям, которые провели экспертизу, что это за образцы? – спросил он у Бретт.
– Нет, не сказала. А что?
– Тогда только мы, наверное, и знаем об этом. Конечно, если вы не говорили никому в Китае.
Она помотала головой.
– Нет, я никому не говорила. Только Семенцато.
Тут вмешалась Флавия:
– А я сомневаюсь, что он кому-нибудь сказал, кроме того типа, которому их продал.
– Но я должна рассказать им, – возразила Бретт.
Вместо того чтобы посмотреть на нее, Флавия и Брунетти переглянулись через стол, внезапно поняв, что можно сделать, и только огромным усилием тренированной воли каждый удержался от того, чтобы пробормотать: «Американцы!»
Флавия попыталась ее урезонить.
– Пока китайцы ничего не знают, твоя карьера в безопасности.
Бретт словно ее не слышала.
– Они же не могут выставлять эти вещи. Это подделки.
– Бретт, – спросила Флавия, – сколько уже эти вещи в Китае?
– Почти три года.
– И никто не заметил, что они не подлинные?
– Нет, – сдалась Бретт.
Брунетти уцепился за это.
– Тогда вряд ли кто-нибудь заметит. Помимо прочего подмена могла произойти в любое время за последние четыре года, не так ли?
– Но мы же знаем, что это не так, – настаивала Бретт.
– Вот в том-то и дело, саrа, – Флавия решила попробовать еще раз ей втолковать. – Кроме тех, кто украл вазы, мы единственные, кто об этом знает.
– Какая разница, – сказала Бретт, ее голос опять зазвучал гневно. – И вообще, рано или поздно кто-нибудь поймет, что они поддельные.
– И чем позже, – пояснила Флавия с широкой улыбкой, – тем менее вероятно, что кто-нибудь свяжет это с тобой. – Она выждала, чтобы сказанное дошло до подруги, потом добавила: – Если, конечно, ты не хочешь поставить крест на десяти годах работы.
Долгое время Бретт ничего не говорила, просто сидела, а ее собеседники смотрели, как она обдумывает сказанное. Когда она собралась заговорить, Брунетти вдруг сказал:
– Конечно, если бы мы нашли убйцу Семенцато, то, вероятно, смогли бы вернуть вазы.
Он не мог знать, так ли это, но видел лицо Бретт и понимал, что она близка к тому, чтобы отвергнуть их предложение.
– Но предметы еще надо вернуть в Китай, а это невозможно.
– Ерунда! – перебила Флавия и рассмеялась. Сообразив, что Брунетти поймет ее быстрей, она повернулась с объяснениями к нему. – Мастер-класс.
Реакция Бретт была мгновенной.
– Но ты сказала «нет», ты дала им от ворот поворот.
– Это было в прошлом месяце. На то я и примадонна, чтобы менять свои решения. Ты сама говорила, что они устроят мне королевский прием, если я соглашусь. Вряд ли они будут проверять мои чемоданы, когда я выйду в аэропорту Пекина, особенно если там меня будет встречать министр культуры. Я дива, так что они ожидают, что у меня будет одиннадцать сундуков с вещами. Страшно не хочу их разочаровывать.
– А если они откроют твои чемоданы? – спросила Бретт, но страха в ее голосе не было.
Реакция Флавии была мгновенной.
– Если мне не изменяет память, один из наших министров был пойман в каком-то африканском аэропорту с наркотиками, и то ничего не было. Несомненно, в Китае примадонна должна быть гораздо важнее, чем какой-то министр. И потом, это же о твоей репутации мы беспокоимся, а не о моей.
– Не валяй дурака, Флавия, – сказала Бретт.
– Я и не валяю. Они наверняка не будут обыскивать мой багаж, во всяком случае, на въезде. Ты же мне говорила, что твой никогда не проверяли, а ты летала в Китай и из Китая миллион раз.
– Но это не исключено, Флавия, – сказала Бретт, но Брунетти понял, что она сама в это не верит.
– Судя по тому, что ты мне рассказывала об их техобслуживании, не исключено, что мой самолет разобьется, но это же не основание для того, чтобы не ехать. И кроме всего прочего, поездка может оказаться интересной. У меня могут появиться идеи насчет «Турандот». – Брунетти подумал, что она закончила, но она еще добавила: – Но зачем мы тратим время, говоря об этом? – Она поглядела на Брунетти так, будто считала его ответственным за исчезновение ваз.
Брунетти так и не понял, серьезно ли она говорила о возвращении экспонатов в Китай. Он обратился к Бретт.
– В любом случае пока вы должны молчать. Кто бы ни убил Семенцато, он не знает, что вы нам рассказали, даже не знает, докопались ли мы до причины его убийства. И я хочу, чтобы так все и оставалось.
– Но вы были здесь и в больницу приходили, – сказала Бретт.
– Бретт, вы сказали, что вас избили не венецианцы. Я могу быть кем угодно: другом, родственником. И за мной не следили. – Это было правдой. Только местный мог бы незаметно следовать за кем-то по узким улицам города, только местный знал скрытые повороты, тупики и где можно спрятаться.
– Ну и что мне делать? – спросила Бретт.
– Ничего, – ответил он.
– И что это значит?
– Только это. Ничего. На самом деле было бы разумно, если бы вы уехали из города на некоторое время.
– Я не уверена, что хочу куда-то везти такое лицо, – сказала она, но сказала с юмором – добрый знак.
