Наталья Кременчук - Смерть на фуршете
— Ну и прочитай. Только не очень длинные, чтоб дополнительно не затягивать, а то уже очень кушать хочется.
Однако и Герой Украины, и Сашка-Сашко-Олесь участие в чествовании Разумовского после некоторых колебаний отвергли, и Марина убежала договариваться с ресторанными распорядителями об эксклюзивном столике для них на краю грядущего фуршета.
А Ксения, по своему характеру мало доверявшая посторонним оценкам, решила все же заглянуть в Большой зал и посмотреть на происходящее.
И попала как раз на выступление Пелепенченко.
Мастер есть мастер!
Что он произносит и про что это — Ксения за все время слушания так и не поняла. Вероятно, это было нечто об одиночестве человека в неуютном мире, но многообразный голос этого воистину народного артиста обновленной России погрузил переполненный зал в благоговейное внимание. Внимала и Ксения — до самозабвения. Из пут чтецкого искусства ее вытащил только Сашка: они втроем уже давно сидели за накрытым столом и ждали ее…
Ксения включила запись романа Горчаковского, сделанную Пелепенченко.
Голос так же завораживал. Но отдаться во власть Пелепенченко ей не позволило напутствие Инессы: главное — знать, для чего тебе надо это прочитать, для чего послушать. Ксения хотела прежде всего узнать, какие главы из романа отобраны для аудиозаписи.
Щелкая клавишами и прыгая по хронометражу на шкале вперед и назад, заглядывая в текст (помогали закладки Инессы), кое-что записывая в свой Moleskine, в конце концов Ксения поняла, что ее догадка, вспыхнувшая еще в кафе «Лит-Fak», подтверждается.
В основу звукового варианта «Радужной стерляди» легли именно крымские главы романа.
Ксения посмотрела на часы.
Очень хотелось позвонить Трешневу, но ее давным-давно приучили не звонить без экстраординарных причин в нерабочее время по домашним телефонам.
Тем более что по-прежнему ничего внятного о семейных обстоятельствах Трешнева Ксения не знала.
Наедине с Трешневым
В метро, по пути на работу, Ксения встретила знакомого музыканта — пожилого джентльмена с изысканными манерами. Разговорились. Разумеется, о свежем номере «New-газеты», которую этот Эдуард Борисович держал в руках. Здесь была напечатана первая глава нового романа Дениса Димитрова «Смерть на фуршете».
— И как вам? Увлекает? — спросила Ксения, попросив газету и затаив дыхание.
— Только что купил, — махнул Эдуард Борисович рукой. — Еще не прочел. Димитров — талантливый парень.
Она нашла страницы, где подвалом было напечатано искомое: «Денис Димитров. Смерть на фуршете: Роман-меню». Под заголовком мелко-мелко было набрано: «Все события, сюжетные ходы, коллизии и персонажи данного беллетристического сочинения выдуманы. Любые совпадения с действительностью являются случайностями, не предусмотренными автором». А ниже стояло: «Блюдо первое. Бифштекс с кровью».
— Интересно, это как-то связано с убийством Игоря Горчаковского после вручения премии «Новый русский роман»?
— Опосредованно — нет сомнений. Я ведь смотрю и другую прессу, и телевизионные новости, и Интернет. Так что мне интересно, куда он вывернет.
— А что говорят по поводу убийства СМИ?
— Надо заметить, информационный повод сохраняется. Ведь убийца или скорее убийцы не найдены. Я уже не говорю о заказчиках. Пресс-служба Следственного комитета делает лишь общие заявления о продвижении расследования. Зато Интернет и массмедиа бурлят. Многие связывают это двойное («А на самом деле тройное!» — вспомнила Ксения о так и не увиденном ею покойном Позвонке) убийство с исчезновением одного из финалистов премии, Антона Абарбарова. Считают, что он к этому как-то причастен.
— Мне рассказывал один знакомый, — сказала Ксения, — он был на этой убийственной церемонии, что Абарбаров быстро напился и ушел еще до убийства Горчаковского.
— Ну, не знаю… В одной из публикаций корреспондент, ссылаясь на некий компетентный источник, говорит, что действительно Абарбаров был пьян и его в мертвецки пьяном виде обнаружили спящим где-то в задних рядах пустого зала. Но, извините, сыграть пьяного проще, чем пьяному сыграть трезвого, — это старая актерская истина. Ушел он позже, вместе с другими, после проверки. А потом исчез… Я, кстати, Антону только сочувствую: какие-то антисемиты уже раскопали в его родословной еврейские корни и теперь пишут в своих блогах и форумах об очередном заговоре мирового сионизма против русской литературы и культуры. Хорошо, конечно, что Алла Гербер и другие правозащитники тут же выступили с заявлениями и напомнили погромщикам и о презумпции невиновности, и о том, что, возможно, и сам Антон стал жертвой преступников, но факт есть факт: на каждый роток не накинешь платок…
Из рутины рабочего дня Ксению вывел, как уже стало привычным, звонок Трешнева.
— Новости есть? Борис не звонил? — Он расспрашивал с таким напором, будто руководил бригадой следователей по раскрытию фуршетного убийства.
Затем сообщил, что сегодня у него намечены важные встречи на церемонии вручения «Губернской премии», коротко «Салтыковки» или, еще короче, «Щедринки»…
— И такая есть?
— Есть и такая! Встречаемся у метро «Кропоткинская».
Встретились.
— Куда мы идем?
— Не куда — а зачем! Мы всегда идем на фуршет. Это поле нашего общения — поле нашей жизни. Но, как говорят продвинутые пердагоги, нужна замотивированность. Объедалово и опивалово быстро становится банальностью. А мне надо поговорить с компетентными людьми.
— Как понимаю, опять по убийству Горчаковского, господин следователь?
— Нет! Убийством занимается твой славный брательник. А я хочу оказать ему профессиональную помощь. Выступить, так сказать, литературным консультантом. Меня интересует творческая биография покойного.
— Очень интересно! Я тебе говорила, что на диске, где Пелепенченко читает главы из романа Горчаковского, это главным образом именно крымские главы, которые отметила Инесса?
— Не говорила! Ты — молчала! И ты молчала?! Дай твой диплом филолога — порву его на мелкие клочки!
— Это ты дай мне свой диплом литературного работника — и я его порву! Ты что же, не слушал запись?! — Ксения, воспользовавшись случаем, легко потрепала его за ухо, несколько оттопыренное, что ей особенно нравилось. — Ты считаешь это важным?
— Кто это спрашивает? Что ты вообще делала во время учения на филфаке?!
— Влюблялась! — гордо бросила Ксения, но этот протест, провозглашенный над бездной, Трешнев пропустил мимо ушей.
— Надо было на лекции ходить. Хотя бы иногда!
— Вот и просвети меня сейчас, в формате последипломного образования: что это за «Щедринка»?
— Как ты, наверное, догадываешься, она связана с именем гения русской и мировой сатиры Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина…
Ксения показала академику-метр д’отелю язык.
— В России имя лакомое, поэтому салтыков-щедринских премий, по-моему, две или три. Но эта — самая известная. Официальное название — «Губернская литературная премия имени Салтыкова-Щедрина», и дают ее преимущественно писателям, живущим за пределами Москвы и Питера, пишущим о российской глубинке… То есть добротный середняк. «Губернские очерки» Щедрина читала?
— В университете, — отважно соврала Ксения и правдиво уточнила: — Андрей, ты забыл: я лингвист!
— Перечитай, лингвист! Поразишься, как мало что изменилось. А говорят: обличитель самодержавия. Нет! Препаратор человека и общества как такового!
— И кому на этот раз дали?
— Откуда я знаю! Объявят. Что это у тебя так благоухает? — Трешнев кивнул на Ксенину сумку.
— Киевские ковбасы! Муж передал с оказией.
— А он что у тебя, в Киеве? В такую жару передал?
— Приятель мужа летел в Москву, а муж меня любит и знает, что я от украинской колбасы просто-таки умираю.
— Что, у вас на работе холодильника нет? Пока еще домой доберешься!
— Он, кстати, и бутыль медовой с перцем передал…
— Ну и муженек у тебя… Супруге — бутылку водки! Авиарейсом!
— Это он для тестя, то есть для отца моего. А ему сейчас никак нельзя. Обследуется. Так что хочу угостить тебя.
— Это прекрасно! Но ведь угостить, а не отравить испортившимся продуктом! Порой и дезинфекция водкой бессильна.
— Да, Трешнев, ты умеешь говорить комплименты!
— Как заметил земляк твоего мужа, правду говорить легко и приятно.
— Слушать не всегда приятно. Хотя начинаю привыкать… Ладно! А почему в Музее Пушкина церемония?
— Где еще? Премия несколько раз меняла спонсоров: то губернатора какого-нибудь подоят, то бизнесмена нестоличного заинтересуют… Музея Салтыкова в Москве нет. Родовую усадьбу в Спас-Угле так и не восстановили, хотя советская власть клялась и почти что божилась… Теперь там только бобры свои хатки строят… В Твери или в Кирове-Вятке, где есть его музеи, устраивать фуршеты при таком колеблемом финансировании накладно… Что же, туда жюри и литературную тусовку спецпоездом или хотя бы спецэлектричкой возить?! А потом кто-то вспомнил, что Салтыков-Щедрин не только окончил Царскосельский лицей, но и был там провозглашен «Пушкиным тринадцатого выпуска». Сообщаю для выпускниц филфака известный историко-литературный факт: в лицее была традиция определять на каждом курсе самого литературно талантливого и давать ему такой титул, по номеру курса. Потому и стали вручать «Губернскую Щедринку» в Музее Пушкина.
