Неле Нойхаус - Ненавистная фрау
Пия подняла голову и посмотрела на шефа. Улыбка исчезла с ее лица.
— Мой муж? А что он?
— Не скучает по лошадям?
— Нет, — коротко ответила Пия и посмотрела на часы. — Ну, здесь все. Мы можем ехать.
Боденштайн понял, что его коллега не настроена говорить о своем супруге.
— Во всяком случае, вы не можете пожаловаться на недостаток работы, — сказал он, когда они шли назад к машине.
— Определенно нет, — подтвердила Пия и вновь улыбнулась. — Но мне это нравится. После шестнадцати лет, проведенных в шикарных, смертельно скучных и стерильных городских квартирах, я наконец могу выгребать лошадиный навоз и копаться руками в земле. Я больше никогда не хотела бы жить по-другому.
Дом Боденштайна располагался в одном из лучших жилых районов Келькхайма. На первый взгляд он казался невзрачным бунгало, но впечатление обманчиво: они вошли в просторный холл с галереей на первом этаже. Дом был довольно большой. Пара ступеней вела вниз, в просторную гостиную с прекрасным панорамным видом через сад на весь Келькхайм и Фишбах. В холле появился молодой человек с короткими темными волосами и в довольно грязной футболке, сопровождаемый псом, достававшим юноше до колена. Собака радостно бросилась к Боденштайну, словно он вернулся из кругосветного путешествия.
— Привет, Лоренц, — обратился Боденштайн к молодому человеку. — Спасибо, что позвонил. Разреши представить тебе Пию Кирххоф, мою новую коллегу. Фрау Кирххоф, это Лоренц, мой старший сын.
Молодой человек примерно двадцати двух лет улыбнулся и подал Пие руку. У него было симпатичное, чуть насмешливое лицо, и через пару лет он, пожалуй, будет очень похож на отца.
— Извините меня за мой внешний вид, — сказал Леренц. — Я купил себе английский ретроавтомобиль, и он требует приложения определенных усилий.
— Надеюсь, ты не притащил фрау Дёринг в гараж, — пошутил Боденштайн.
— Нет, — усмехнулся молодой человек. — Она в кухне. Мы беседовали.
— Хорошо. Спасибо, — кивнул Боденштайн.
Пия последовала за ним в просторную кухню, в которой даже готовка доставила бы ей удовольствие. За кухонным столом сидела фрау Дёринг, держа перед собой стакан воды.
— Извините, что я беспокою вас дома… — Она хотела было встать.
— Ничего страшного, — улыбнулся Боденштайн. — Сидите, пожалуйста.
Они с Пией также сели за стол.
— В компьютере моего мужа я наткнулась на одно сообщение, — начала Анна Лена Дёринг, — и почти уверена, что оно имеет какое-то отношение к исчезновению дочери доктора Керстнера. Морис Браульт — деловой партнер моего мужа в Бельгии, и я знаю, что он часто проворачивает весьма сомнительные сделки. Ему принадлежат грузовики, на которых в Германию контрабандой доставляется передекларированная британская говядина.
— Так… — Внимание Боденштайна мгновенно пробудилось. Он смутно помнил, что имя Морис он уже сегодня где-то слышал.
— Вот. — Анна Лена Дёринг протянула ему лист бумаги. Она сидела на краешке стула как изваяние и, чувствовалось, была напряжена. Ее пальцы были сцеплены, макияж смазался, а глаза покраснели и опухли. Женщина явно плакала. Боденштайн перевел взгляд с нее на лист бумаги. Это была распечатка сообщения, полученного по электронной почте.
Привет, Фред. Куколка прибыла благополучно. Отъезд производился через Бордо, как и планировалось, и уже состоялся. Является ли местопребывание окончательным? Клиенты в США, как и прежде, имеют наибольший интерес! Срочно сообщи мне. Маршрут еще можно изменить.
Морис.
Боденштайн передал листок Пие. Мейл был отправлен двадцать шестого августа, в пятницу, то есть за сутки до смерти Изабель. На следующий день после обеда Изабель сказала своему мужу, что их дочь находится в таком месте, где он никогда ее не найдет.
— Почему вы пришли к выводу, что этот мейл имеет какое-то отношение к ребенку? — спросил Боденштайн.
Анна Лена Дёринг посмотрела на него долгим взглядом.
— Я знаю достаточно много о делах моего мужа, — тихо ответила она наконец. — Его транспортно-экспедиционное агентство осуществляет поставки по всему миру в большем объеме, чем это известно официально. В этих кругах принято называть женщин куклами и, соответственно, девочек — куколками. Изабель с помощью моего мужа отправила свою дочь куда-то за границу, и я боюсь, что ее продадут людям из США, которые хотят взять приемного ребенка.
В течение какого-то времени Боденштайн и Пия не могли проронить ни слова.
— Фрау Дёринг, — Пия наклонилась вперед, — если ваш муж участвует в криминальных махинациях и вам об этом известно, вы должны об этом сказать. Иначе вы совершаете уголовно наказуемое деяние как осведомленное лицо.
Мимолетная безрадостная улыбка скользнула по ее лицу.
— Вы ведь знаете моего мужа, — возразила она. — Он не замедлит расправиться со мной, если будет опасаться, что я расскажу полиции о его делах. Для него человеческая жизнь не представляет особой ценности.
— Но…
— Я его боюсь, — прошептала Анна Лена. — Но я не хочу, чтобы Миха потерял свою дочь. Я вернулась к мужу только затем, чтобы иметь что-нибудь на руках против него. Если он попытается причинить мне зло, я использую против него то, что мне о нем известно.
— Мы не станем делать ничего, что могло бы подвергнуть вашу жизнь опасности, — убедительно заверил Боденштайн.
— И все-таки, — Анна Лена печально кивнула и опустила глаза, — если понадобится, вы это сделаете. Когда вы найдете убийцу Изабель, у вас появится новое дело и вам уже будет все равно, что произошло со мной.
Фрау Дёринг замолчала и прикусила нижнюю губу. В ее глазах заблестели слезы.
— Я должна идти. — Она встала. — Спасибо, что уделили мне время.
Боденштайн проводил ее до двери и через некоторое время вернулся назад.
— «Морис», — сказала Пия. — Это имя упоминал Ягода в одном из записанных разговоров.
— Верно, — задумчиво кивнул Боденштайн. — Появляется все больше фрагментов пазла, а дело целиком пока обозревается с трудом. На правильном ли мы пути вообще?
— Думаю, да. — Пия уперлась подбородком в руки. — Во-первых, мы ищем убийцу Изабель Керстнер, но я думаю, что каким-то образом все связано. Проблема заключается в том, что число подозреваемых увеличивается практически с каждым часом. Ягода, Кампманн, теперь еще Гарденбах…
— Гарденбах? — удивленно переспросил Боденштайн.
— Да. Вы не думали о том, что он имел серьезный мотив? Уже тот факт, что он спал с Изабель, делает его потенциальным подозреваемым. Прокурор мог бояться за свою карьеру. Возможно, он сначала убил ее, а затем застрелился сам.
— Я вас умоляю, фрау Кирххоф!
— Такое уже случалось, — ответила Пия. — У Гарденбаха были честолюбивые планы. Он хотел стать министром юстиции, после этого, возможно, даже федеральным прокурором. У него была семья, безупречная биография и очень много всего того, что можно потерять. В подобной ситуации и не такие становились убийцами.
— Возможно, он совсем ничего не знал об этих киносъемках, — размышлял Боденштайн.
— Совершенно определенно он знал. И совершенно точно этот фильм уже достиг своей цели, — заверила Пия. — Мой деверь что-то рассказывал о препарате, разрешенном к применению. Для Ягоды сейчас на карту поставлено все. Он должен успокоиться, по крайней мере, до тех пор, пока этот препарат не появится на рынке — и таким образом спасет фирму.
Боденштайн бросил на коллегу одобрительный взгляд:
— Логично.
— В любом случае Ягода, а не Дёринг распорядился перетрясти квартиру в поисках этих DVD-дисков, — сказала Пия. — Насколько я понимаю, у него был очень серьезный мотив.
— Но и алиби тоже, — возразил Боденштайн. — У него были гости, которые совершенно точно могут свидетельствовать, что он весь вечер провел дома.
— Конечно, — подтвердила Пия. — Убил он ее тоже не сам. Но даже из-за одного только шантажа, факт которого можно доказать с помощью DVD-дисков и записанных телефонных разговоров, мы должны получить ордер на его арест.
— Нет, — вздохнул Боденштайн, — этого недостаточно. У меня пока не все состыковывается. Действительно ли он искал этот диск? Или совсем другой?
Они растерянно посмотрели друг на друга.
В кухню вошел Лоренц в сопровождении собаки. Очевидно, парень принял душ, так как его волосы еще блестели от влаги. На нем была чистая рубашка и свежие джинсы.
— А где Рози? — спросил Боденштайн.
— Послушай, папа, — молодой человек покачал головой, — честно говоря, иногда я по-настоящему боюсь за тебя. Разве ты не отвозил ее сегодня утром в школу? Ты не помнишь, что у нее с собой была дорожная сумка?
— Ах да! — Боденштайн скорчил гримасу. — У нее экскурсия с классом.
Лоренц улыбнулся.
