Карл Вебер - Тайна двух медальонов
— Двоякие, господин майор, двоякие. Естественно, первым делом мы сразу информировали вас в Берлине. В конце концов, поручение относительно Конданссо поступило от вас, мы, в известной мере, оказывали вам помощь по службе…
— К тому времени Дэвис уже рассказал вам, что оба брата и все, кто с ними связан — ростовщик Лекюр, пекарь Паули и другие, — были ему знакомы и что он однажды проделал такую работу для миссис Диксон?
— Нет, ничего такого он не рассказывал.
— Что вы сделали во-вторых?
— Мы продолжили слежку за братьями Конданссо и занимались поисками информации об этой Аннет Блумэ. Вы ведь тоже просили нас об этом. По вполне понятным причинам мы отстранили Дэвиса от этого дела, им занимаются уже другие люди.
— И каковы результаты?
— Несколько часов назад братья Конданссо вылетели в Гамбург.
— В Гамбург?
«Похоже, Гамбург будет ареной сражений», — поду* мал Риффорд. Все собрались в одну кучу: Лупинус, его сын, Каролина Диксон, француз по имени Лёкель и теперь еще эти двое, Жан и Бенуа Конданссо. Все шло так, как и ожидалось. Ведь через два дня Лупинус будет официально объявлен наследником Эрики Гроллер и заберет медальон из сейфа.
Если подозрения Риффорда оправдаются, то через два дня операция вступит в решающую фазу: Лупинус передаст спрятанный в сейфе медальон французам! И что дальше? Вырисовываются два варианта: либо братья Конданссо сразу заметят, что медальон — пустышка, либо обнаружат обман только в Париже. Второй вариант был бы предпочтительнее. Братья возвращаются обратно в город на Сене и с гордостью вручают свою добычу хозяину. Эта акция даст ЦРУ возможность узнать, на какую организацию братья работали. Итак, братьев Конданссо нельзя было ни на секунду выпускать из виду, ни в Гамбурге, ни во время их возвращения в Париж. Итак, для успешной реализации второго варианта необходимо, чтобы братья не обследовали медальон еще в Гамбурге, или…
Неожиданно Риффорду пришла блестящая идея. Он прервал беседу и заказал срочный разговор с Берлином. Через несколько минут он услышал заспанный голос своего заместителя.
— Послушайте, — сказал майор, — подготовьте ложный материал по медальону Гроллер и устройте все так, чтобы при поверхностном осмотре украшения французы ничего не заметили. Вам понятно?.. Как? Ну, воспользуйтесь компетентными органами; в конце концов, старший прокурор — наш человек. Разумеется, в данном случае придется открыть сейф… Господи, в вашем распоряжении целых два дня, не прикидывайтесь простачком!
Майор Риффорд был доволен. Он телеграфировал Каролине Диксон в Гамбург дополнительные сведения о братьях Конданссо и сообщил о своем приезде. После этого он продолжил беседу с седовласым шефом французского филиала.
— Что было дальше? — спросил майор. — Что сделали Конданссо кроме этого?
— Произошло нечто странное, сэр. Вчера в час ночи один из братьев — это был Жан — неожиданно покинул свою квартиру и поехал к ростовщику Лекюру. Через полчаса оба вышли из лавки, держа под руки какую-то девушку. Втроем они уехали в направлении Северного вокзала. К сожалению, в транспортной толчее наш человек потерял их из виду.
— Кто была эта девушка?
— Понятия не имею, господин майор.
— Хм, и что вы нашли в этом деле странного? Все выглядит довольно прозаично.
— Против этого говорят два обстоятельства. Во-первых, необычное время, во-вторых, тот факт, что Лекюр поехал вместе с ними. Старик редко покидает свою конуру. Клиенты приходят к нему домой, с хозяйством ему помогают управляться чудаковатая кухарка да один мошенник по имени Люсьен.
Риффорд снова хмыкнул. Действительно, в этом эпизоде было что-то необычное. Однако он не показал виду, еще раз хмыкнул и сказал:
— Давайте вернемся к вашим поискам информации об Аннет Блумэ. Вам удалось разыскать что-нибудь интересное?
— Не совсем. Поначалу мы вышли на один след, но он оказался ложным. В Париже имеется некая Аннет Блумэ, возможно, их даже несколько; во всяком случае, одну мы уже установили, но она не похожа на ту даму, которая изображена на присланном вами снимке.
— Кто она?
— Студентка медицинского факультета Сорбонны. Подружка или любовница одного немецкого студента, Фолькера Лупинуса, с которым она…
— Фолькера Лупинуса? — Риффорд свистнул сквозь зубы. Это уже было интересно. — А эта девушка сейчас здесь, в Париже?
— Нет, сэр, на время каникул она уехала к своим родителям в Экс-ан-Прованс.
— В Экс-ан-Прованс? Она что, живет в южной Франции? Дайте-ка мне ее адрес!
Изящными, витиеватыми буквами Риффорд записал его в свою записную книжку.
— Что стало с Дэвисом?
— Пока мы не узнали о ваших подозрениях о его двойной игре, он занимался другими делами. Потом мы допросили его и временно отстранили от работы.
— Надеюсь, с полным пенсионом. Что он ответил на обвинения?
— О самовольных действиях Каролины Диксон он якобы ничего не знал. Он будто бы предполагал, что речь идет об обычной операции, которая проводилась с ведома и одобрения парижского филиала. Вы можете расспросить его самого, он ожидает в соседней комнате.
Ввели Ричарда Дэвиса. Ссутулившийся и несколько взволнованный, остановился он в трех шагах от начальства. Внимательно выслушивал вопросы и не торопясь на них отвечал. Казалось, его ответы были заранее обдуманы. По словам Дэвиса, миссис Диксон, очевидно, обманула его. Он не раз спрашивал, следует ли ему доложить обо всем своему шефу. Однако коллега постоянно отговаривала его от этого намерения. Речь якобы шла о чрезвычайно деликатном задании, о котором было информировано только высшее руководство в Париже и Берлине. Разумеется, он, Дэвис, поступил легкомысленно. Но поскольку такие таинственные поручения не были редкостью, то за этот проступок его не следовало строго судить. К тому же он знал о больших заслугах миссис Диксон, и у него не было никаких оснований не доверять ей!
По окончании своей исповеди Ричард Дэвис выглядел бледным и изможденным. Его руки дрожали, слова давались уже с трудом. Однако он выстоял, выстоял до конца. Не дрогнул и сейчас, под пристальными, испытующими взглядами начальства, а когда его отпустили, он, выходя за дверь, пошатнулся и вспомнил недавний сон, в котором ему явился патер Грэм и прошептал евангельский стих: «И задумался Петр над словами Иисуса, ибо Он сказал ему: «Душу свою за Меня положишь? Истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды». И вышел Петр, и начал плакать, и плакал горько».
Когда Ричард Дэвис предал свою приятельницу Каролину Диксон, петух не прокукарекал, но он, как и Петр, горько плакал.
Фолькер Лупинус не мог заснуть. Он лежал на спине, неподвижным взглядом уставившись в потолок; дом окутывала звенящая тишина.
Он уже трижды побывал на вокзале. И трижды напрасно. Поезда из Парижа приходили точно по расписанию, с радостными лицами на платформу из вагонов высыпали люди, однако Аннет среди них не было.
Он хотел послать телеграмму в Экс-ан-Прованс, но передумал, решил не беспокоить родителей Аннет. Он хотел заказать разговор с квартирной хозяйкой в Париже, однако и от этой затеи отказался. Фолькер сразу представил себе ее крысиное лицо, перекошенное язвительной гримасой, — она ведь явно подумает, будто он звонит из ревности.
Ему не оставалось ничего иного, как ждать и тешить себя разными доводами. Он придумывал десятки естественных причин, по которым Аннет могла задержаться, и в то же время подозревал, что они были куда более серьезными. Он корил себя за то, что попросил ее забрать у Лекюра медальон.
Фолькер лежал на спине и, уставившись в потолок, прислушивался к звукам, раздававшимся в ночи. Вскакивал, когда с улицы доносился шум мотора или шаги прохожих. Потом снова укладывался в постель и считал минуты. Часы пробили полночь, затем час. Больше он уже ничего не слышал: снились ему какие-то сумбурные, тяжелые сны.
Неожиданно он вздрогнул. У входной двери пронзительно прозвенел звонок. Фолькер выпрыгнул из постели и подбежал к окну. У садовой калитки стояла девушка. Аннет!
Прямо в пижаме он сбежал вниз и на ходу крикнул служанке:
— Я открою! — И помчался по гравиевой дорожке. Подбежав к калитке, рванул ручку на себя, но безуспешно. Впопыхах он забыл ключ.
Легко, как гимнаст, Фолькер перемахнул через ограду и крепко обнял девушку.
— Аннет, — шептал он, — Аннет. — Фолькер порывисто целовал ее рот, ее щеки, по которым струились слезы.
Глава 14
Главный комиссар Майзель отправился в Гамбург. Он решил воспользоваться железной дорогой, поскольку хотел поработать во время поездки с материалами дела Эрики Гроллер, а столик в вагоне-ресторане, как ему казалось, подходил для этой цели больше, чем кресло в самолете. Он уехал, оставив после себя кучу незаконченных дел, и теперь чувствовал себя неловко. Он не мог назначить официального заместителя: Борнеман продолжал копаться с расследованием разбойного убийства в Груневальде, а Кройцц, Гебхард и Эдриан — ну, эти еще не доросли до такого поста. И все-таки Майзель пребывал в хорошем настроении. «Если ты работал хорошо, — думал он, — то аппарат не развалится и без тебя».
