Светлана Гончаренко - Победитель свое получит
Первым в квартиру, стуча когтями и вдумчиво обнюхивая все подряд, вошел Снарк. Он делал шаг, вопросительно оглядывался на Алену и двигался дальше. Хозяин повел нежданных гостей по короткому коридору на кухню. Какая-то комната осталась в стороне, зато от входной двери до кухонного стола было рукой подать.
Кухня казалась довольно уютной, только чересчур старомодной. На подоконнике из-за ситцевых занавесок глядело во двор гигантское кособокое алоэ, связанное веревочками. Стандартной кухонной стенки тут не было. Имелся лишь рыжий буфет с мутными волнистыми стеклами в створках да еще стол, покрытый зеленой клеенкой. На плите стоял чайник, тоже зеленый, маленький, каких сейчас не делают. Стену украшала измятая временем репродукция с итальянкой, собирающей виноград. Илье показалось, что все это – и чайник, и алоэ, и итальянку – он уже видел, только очень давно, может быть, даже во сне.
Обитатель квартиры был стар. Скорее, даже очень стар. В возрасте пожилых людей, как и маленьких девчонок, Илья не разбирался. Но он сразу понял, что этот старик древнее Снегирева, патриарха «Фурора», и даже вахтера из Дворца металлистов. Лицо старика сплошь состояло из морщин: на щеках глубокие борозды, лоб расчерчен горизонтальными линиями, бесцветные глаза выглядывают из причудливо сложенных складок кожи. Даже шея иссечена морщинами и вдоль и поперек!
Одет старик был в синюю клетчатую рубашку, старые костюмные брюки и суконные тапки. Говорил он хрипло, но очень громко.
– Ну и что с Витькой? – спросил старик.
– Он исчез, – повторил Илья. – Вроде бы продал квартиру и растворился в воздухе. По крайней мере, родным он ничего не сообщил.
Старик только хмыкнул:
– Значит, и до Витьки добрались. А ведь он хвастал, что не поддастся, всю общественность на ноги подымет, прессу. Ну и где его пресса? Где? А вот я не дамся, меня они так просто не возьмут! Видел это? Сюда смотри, сынок!
Он указал на темные пивные и винные бутылки, рядком стоящие вдоль буфета.
– Это коктейль Молотова. Слыхали? – с гордостью объявил старик. – Есть у меня и еще одна хорошая штука – так рванет, что мало не будет. Я ее резаными гвоздями нафаршировал. Ну а если полезут в дверь – пожалуйста!
Он вскочил с нежданной легкостью, дернул в прихожей какую-то ручку вроде унитазной, и с потолка над входной дверью обрушилась целая гирлянда гантелей и гирь, соединенных железными цепями.
Гирлянда не достигла пола и повисла в воздухе. Мерно раскачивались и бились друг о друга страшные черные яблоки тяжелых спортивных снарядов. Цепи издавали средневековый лязг. Илья вдруг подумал, что несчастный старик, как и двое его соседей-предшественников, вполне готов к отправке в сумасшедший дом.
– Пусть только сунутся, – погрозил старик закрытой двери большим костлявым кулаком. —
Гвардии сержанта Хоменко немец не достал! Я за войну шесть раз помереть был должен, но судьба смерть отводила. Шесть раз! Домой пришел без царапины! И что же, теперь эти… меня одолеют? Не дождутся!
– Так вы военный, – догадалась Алена.
– Да, воевал. Недолго, но крепко – Кенигсберг брал. Артиллеристом я был, заряжающим. А потом на «Мехмаше» работал, кузнецом. Так что ветеран без дураков. Ладно, не нужны теперь ни артиллеристы, ни военные заводы – пускай. Но я-то не дамся, так им и передайте!
– А как вас по имени-отчеству называть? – спросила Алена.
– Иван Лукьянович Хоменко, дочка, – ответил старик, хотя Алена годилась ему в правнучки.
– Вы нам скажите, Иван Лукьянович, кто именно вам угрожает? Чего им надо? – перехватил инициативу Илья.
– Известно, чего надо – выжить меня отсюда. Но я не согласен! Я всех покуда гнал и посылал на… Никому дверь не открывал, не то что эта ваша дура учительница с ее вонючим котом. И где она теперь?
– Вы знаете, что она пропала? Ах да, мы сами и сказали. Она ведь на первом этаже жила, прямо под вами. Наверное, вы слышали какой-то шум?
– Ничего не слышал, – твердо сказал старик. – Я вообще плохо слышу – в кузнечном цехе работал. Вот вы близко – вас слышу. Собачку вашу под дверью услышал, а так… Просто я понимаю, что к чему. Меня не обдуришь! Когда они тут только начали ходить, то всем предлагали переехать в тихий район, где экология и птички поют. Я их тогда еще послал! Мне экологии не надо. Птичек я все равно не слышу, так на черта мне они? Я в этом доме сорок восемь лет живу. А где их тихий район, я знаю – на Ворошиловском кладбище. Нет уж, я шуму хочу, я все громкое люблю!
Своей быстрой прыгающей походкой он бросился в комнату, куда гостей не пригласил, и вышел оттуда с небольшой гармошкой, украшенной фальшивым зеленым перламутром. Гармошка была много меньше аккордеона, который озвучивал рекламную акцию «Очень хорошей». Однако скоро выяснилось, что ее голос куда резче и пронзительней.
Старик продел жилистые руки в ремешки. Рявкнули меха. Какая-то развеселая, но невнятная мелодия сотрясла сумрачные стены Обители Пропавших Душ. Снарк, который до того смирно сидел у ног Алены, страдальчески вздохнул и попятился под стол.
– Это чардаш Монти, – с гордостью объявил старик Хоменко. – А сейчас будет расходная. Пускай они слышат!
Расходная оказалась такой оглушительной, что от нее заложило уши. Илья испугался, как бы не сдетонировал коктейль Молотова.
– Мы им вместе покажем! – закричал он на ухо гармонисту и тоже погрозил двери кулаком. – Мы их поймаем! Вы только должны нам помочь.
Глаза старика, голубые, как вода в кране, глянули удивленно. Морщины и складки раздвинулись улыбкой. Гармонь умолкла.
– Иван Лукьянович, поймать их можно, и они оставят вас в покое, – продолжил Илья отчетливым и солидным голосом, каким разговаривают следователи в сериалах. – Вы только скажите, они – это кто?
– А черт их знает! – вскрикнул старик. – Ходят тут, дурят людей, в двери лезут. Я ведь даже звонок срезал, чтоб не докучали. А вот кто они такие… Какая разница? Не хочу и в морды их глядеть. Жулье! Криминал! Но я им не дамся. Я их и вчера послал, когда они в мои двери барабанили.
Алена ужаснулась:
– А вдруг они вашу дверь взломают?
– Чем это? Автогеном? – усмехнулся Иван Лукьянович. – Пожалуйста, пускай пробуют! Только долго им маяться придется – на двери у меня танковая броня. На окнах решетки, какие им и не снились! Я ведь кузнец.
– Но вы же выходите из дому за продуктами?
– Как старуха померла, выхожу я редко. Для улицы у меня финка хорошая есть и банка с перцем. Пусть только сунутся! А вот собачка у тебя, дочка, хорошая – такая кого хочешь порвет. Я бы сам такую завел, но ведь ее выводить надо, а мне не с руки. Я в обороне!
– Ваше положение очень серьезно – вы ведь в подъезде совсем один. Теперь вам лучше обратиться в милицию… – заикнулся было Илья.
Старик Хоменко от него даже отшатнулся:
– Что ты, сынок! Все менты купленные! Один тут сегодня уже ошивался, что-то под моей дверью вынюхивал. Я, говорит, лейтенант. Стою я, в глазок смотрю и думаю: сунься только, голубчик! Я тебе сразу перцу в рыло и гантелью по башке!
Илья понял, что отрицательный результат обхода дома номер 18 был для Наиля Мухаметшина самым лучшим исходом.
– И все-таки что-то надо делать, Иван Лукьянович, – снова начал Илья. – Сколько можно вот так сидеть в осаде?
– Сколько надо, столько и буду сидеть. Я старый. Куда мне ходить, на танцы бегать, что ли? И во дворе чего не видал? Здесь моя высота. Служу Советскому Союзу! Такой страны больше нет, завода моего нет – но я-то остался. Пускай один! Мне терять нечего. Но им не дамся! Тут умру, на амбразуре! Узнают они наших!
Всеми десятью пальцами старик впился в кнопки гармони. Из ее ребристой груди хлынул звук неслыханной еще, дикой и неладной силы. Этому звуку отозвалось что-то стеклянное в буфете, гантели в передней качнулись на цепях, а Снарк вдруг завыл тоненько и тоскливо.
– Давай, псина! – хрипло закричал старик Хоменко. – Врагу не сдае-отся наш гордый «Варяг»!
И Алена тоже вздохнула:
– Пощады никто не желает…
Откуда только она эту песню знает! Бабушка
научила, что ли?
9
Пути от дома до «Фурора» всего ничего – минут семь. Однако в то утро Илья явился на работу весь мокрый, в грязных кроссовках и с золотым березовым листом, невзначай прилипшим ко лбу. Ничего удивительного: всю ночь выла, трещала голыми сучьями буря. Ветер громко, как гальку, швырял в стекло дождевые капли. Утром продолжилась та же свистопляска.
В «Фуроре» после открытия еще минут десять не было покупателей. У Аллы Кавун ветром вывернуло зонтик так, что он никак не складывался. Почему-то очень рано прибыл Алим Петрович. Он был чернее тучи и сразу же заперся у себя с адвокатом Луазо. Все эти странности, вместе взятые, пророчили беды. Персонал «Фурора» надсадно улыбался в ожидании хозяйской трепки и других каких-нибудь напастей.
Около полудня из покоев Пичугина порхнула бледная, невеселая Анжелика. На ней была все та же розовая блузка. «Неужели она со вчерашнего дня просидела тут, у Алима, в заточении?» – ужаснулся Илья.
