Джулия Кеннер - Матрица Manolo
— Служба профессиональной ответственности, — объяснил он. — Как отдел внутренних расследований в полиции.
— Понятно. Мне очень жаль.
— Да, мне тоже.
— И как же твоя работа?
— Я в отпуске, пока ведется расследование.
— Но тебя оправдают? Ведь твой напарник действительно был плохим парнем, а значит, в конце концов все будет хорошо.
— Хорошо, — повторил Девлин, словно проверяя, как звучит это слово. — Я попал под расследование за то самое, что ненавижу и против чего сражался последние десять лет. Мой бывший напарник мертв, и у его маленькой дочери больше нет отца. Так что я не уверен, что все на самом деле будет хорошо.
— Это его выбор, а не твой, — возразила я. — И ты снова получишь свою работу.
— А я не уверен, что хочу этого.
— Ты всегда можешь вернуться в театр, — сказала я, стараясь исправить ему настроение.
— Нет, спасибо. Хотя моя мать была бы счастлива. Она не устает повторять, что я совершил огромную ошибку, когда ушел из театра. Она сочла бы мое нынешнее положение божественным провидением и попыткой высших сил вернуть все на место.
— Так она ничего не знает?
Он снова потер шею.
— У нас не слишком теплые отношения.
— Ясно. — Значит, тут и не пахнет моей резвой семейкой, вечно интересующейся моими делами. — Неужели нет никого, с кем бы ты мог всем этим поделиться? Понимаешь, случись что-нибудь со мной, я бы тут же бросилась звонить маме, сестре или Мел. У тебя наверняка кто-то есть. Отец. Братья или сестры. Друзья.
— Отец умер. Братьев или сестер нет. Друзья затихарились.
— Затихарились?
— На нашей работе довольно скоро начинаешь понимать, что все твои друзья тоже агенты. И когда случается что-нибудь подобное, почти все они бросаются врассыпную.
— Тогда они никакие не друзья.
— Наверное.
— Ты выбрал тяжелую жизнь, — заметила я и снова спросила себя, почему он это сделал: у меня из головы не шел его «Тони».
— Ты тоже. Театр — жестокое место.
— Ну, пока мне еще не посчастливилось страдать за свое искусство. — Я посмотрела ему в глаза. — Обещаю, я перестану тебя расспрашивать, если ты не захочешь отвечать. Но мне правда ужасно любопытно. Почему ты ушел? Ты был на сцене. Получал награды. Это все так… так невероятно.
— Да, невероятно, — не стал спорить он. — И по-своему я любил театр. Но не могу сказать, что он у меня в крови. С моей матерью дело обстоит иначе. А я рожден не для сцены.
— Сценическая мать.
— В высшей степени. Пойми меня правильно: мне нравилось работать в театре. Я оставался в нем, даже когда поссорился с матерью. Но, поступив в колледж, понял, что это не та жизнь, которая меня привлекает. Мать посчитала, что я нанес ей личное оскорбление. Хватило бы того, что я оставил сцену, но я еще и решил пойти по стопам отца.
— Он умер при исполнении обязанностей?
— От рака, — сказал Девлин. — Но их брак распался еще до того, как я родился. Разногласия между ними были такими кардинальными, что разделяли их, как стена. Они… — Он замолчал и покачал головой. — Знаешь, все это не имеет никакого значения. Я тот, кто я есть, и ни капли ни о чем не жалею. В театре я работал как каторжный, но мне хотелось чего-то другого. Быть актером потрясающе, но я мечтал… не знаю. Мечтал участвовать в настоящих сражениях, а не играть роли. Моя мать любит повторять, что у меня чересчур развито чувство справедливости, но я думаю, дело в том, что у нее этого чувства попросту нет. А может быть, она была права. Может быть, именно это меня и привлекало — желание спасти мир.
— Служить и защищать, — сказала я. — Как раз то, что мне нужно.
И тут он по-настоящему улыбнулся.
— Знаешь, я испытал такую боль, когда все эти чертовы агенты от меня отвернулись. Столько лет и столько работы — и все псу под хвост, и твое слушание состоится через месяц. Вонючие ублюдки.
— Тебя восстановят, ведь так?
Он опять потер шею и поморщился.
— Так ли? Если я буду сражаться и соберу доказательства, что Рэндалл меня подставил, то да, возможно, я смогу вернуться.
— Если?
— Слишком многое придется вытерпеть.
— Господи, Девлин. Ты только что сказал, что любишь свою работу. Больше, чем Бродвей, во что мне очень трудно поверить. Все, о чем ты сейчас говорил, это не работа, а дерьмо собачье. Бюрократия. Что-то наподобие плохого отзыва или необходимости участвовать в прослушиваниях. Это очень неприятно. Но это не работа. И если служба в Бюро действительно твое призвание, ты должен сражаться.
Произнося эти слова, я спросила себя: следую ли я своему собственному совету? И тут же нахмурилась. Сейчас главным был Девлин, а не я.
— Я совершенно права, — заявила я. — Я это точно знаю.
— Может быть. — Он вздохнул. — Но мне все равно придется как-то справляться с тем, что я убил Рэндалла.
— Тебе нужно время, — сказала я. — И мне жаль, что твоих друзей не оказалось рядом.
— Это все равно. Я был не в настроении говорить о случившемся. — Он посмотрел мне в глаза, и его взгляд постепенно смягчился. — Поверить не могу, что все тебе рассказал. Можно объяснить это положением, в котором мы оказались, но, по-моему, дело в тебе.
Я густо покраснела и принялась изучать ковер.
— Ну ладно, я рада, что ты смог со мной поговорить, но я все равно очень тебе сочувствую. Из-за твоих друзей…
— Я стал для них напоминанием о том, что может произойти и с ними.
— Возможно. Но это никакое не оправдание. Друзья должны всегда быть рядом. Иначе зачем они нужны? А самые лучшие друзья готовы помочь тебе, что бы с тобой ни случилось.
Девлин не ответил, но я заметила, как он посмотрел на мой сотовый телефон, брошенный на кровати.
— Мел может нам помочь, — сказала я. — И что самое главное, она хочет помочь.
— Хорошо, — медленно произнес он. — Звони ей.
Я почувствовала, как мне сразу полегчало, словно кто-то снял с моего сердца огромный груз, и схватила телефон.
— Но помни, что ты втягиваешь ее в игру и подвергаешь риску вас обеих. Один раз ей удалось остаться в живых. Если она погибнет сейчас, кто будет виноват? Это тяжкая ноша, поверь мне. Я знаю.
Я уже поднесла палец к кнопке вызова и вдруг почувствовала, что груз снова лег мне на сердце. Палец дрожал, так мне хотелось нажать на кнопку. Но слова Девлина…
— Объясни, — попросила я.
Он вынул телефон из моих рук.
— Два правила. Правило первое: свяжитесь с властями, и Защитник может быть убит, помнишь?
— Да, но я это уже сделала, не забыл? Я совершила огромную ошибку, когда попыталась втянуть в игру Энди. Значит, Убийца теперь охотится и на меня тоже. Мне в спину наставлено мерзкое дуло пистолета, и, если мы обратимся за помощью к Мел, хуже не будет.
— Ладно, — сказал он. — Но что, если она не является представителем властей?
— Энди сказал, что является.
— Она не имеет отношения к полиции, — возразил Девлин.
— Мел работает на АНБ. Лично мне кажется, что они очень даже власти.
— Она всего лишь аналитик, — указал он. — А если она не относится к властям и включается в игру, чтобы нам помочь…
Он не договорил, но по его тону я поняла, что он предлагает мне продолжить фразу. К несчастью, я никак не могла сообразить, что он имеет в виду.
— Помощь извне, — подсказал он. — Правило второе.
— Ты о чем? — спросила я, холодея от ужаса. Девлин пристально посмотрел на меня.
— Игрок может прибегнуть к посторонней помощи, — объяснил он. — Правилами это разрешается. Но тогда помощник тоже становится меченым.
— Меченым?
— Законной добычей. Мне казалось, ты об этом знаешь.
— Нет, я…
В голове у меня все перемешалось, новая информация никак не укладывалась в мозгу.
— Значит, тот дротик на самом деле предназначался Энди, — медленно проговорила я, — а вовсе не мне.
И тут я наконец сообразила, что происходит, и прижала руку к губам, борясь с неожиданно подступившей тошнотой.
— Брайан, — прошептала я. — Милостивый боже, Брайан.
Глава 31
ДЖЕННИФЕР
— Пожалуйста, пусть все будет хорошо, пожалуйста, пусть все будет хорошо, — повторяла я, пока мы мчались на такси к дому Брайана.
В начале четвертого ночи транспорта на улицах было немного, и мы ехали очень быстро. Впрочем, мне все равно казалось, будто мы ползем как улитки. В особенности если учесть, что Брайан не отвечал на телефонные звонки.
Мне хотелось представить себе, что я играю роль простушки, которая думает, что ее друг мертв, а на самом деле оказывается, что он жив. Но у меня ничего не получалось. Реальность подступила слишком близко, и, как я ни старалась, воображение не помогало.
Я могла думать только о Брайане.
— С ним все должно быть в порядке, — бормотала я. — Потому что откуда им узнать? Ну, попросила я его помочь разобраться в подсказке, и что с того? Я ведь тогда была в твоей ванной. Кто мог слышать наш разговор? Никто!
