Евгений Гуляковский - Искатель 5/1990
Она была серой. Чудовищные звёздные температуры, свирепствовавшие здесь несколько часов назад, не оставили на ней ни малейшего следа. Если прижаться к камню обожжённым телом, можно ощутить прохладу и лёгкую вибрацию…
Это была не простая скала. В её левом нижнем углу что-то едва заметно блестело… Он подошёл ближе, разгрёб обвалившиеся сверху комья оплавленной спёкшейся земли и увидел оттиск. Чёткий круглый след, вдавленный в поверхность камня. Он был не больше ладони. Казалось, кто-то приложил к скале печать или, например, талисман…
Он очистил оттиск от копоти и увидел двух стоящих на задних лапах левранов, отделённых один от другого чертой, идущей сверху вниз.
Перед ним было зеркальное изображение его талисмана. Его оттиск.
Стараясь справиться с волнением, с неожиданно появившейся надеждой, он достал талисман. Размеры совпадали, и теперь он заметил в центре оттиска, под слоем гари, в том месте, где на его талисмане горела зелёная звёздочка, необычный красноватый блеск… Он прочистил его сбоку осколком камня, стараясь не прикасаться к этому опасному месту, и увидел яркий блеск красного камня. Всё совпало, кроме цвета камня. Сомнений больше не оставалось.
Он совместил изображение на талисмане с оттиском и вложил его в углубление. Камни соприкоснулись. Послышался лёгкий шорох, словно тысячи бабочек одновременно взмахнули крыльями. Нижняя часть скалы перед ним исчезла. Вход открылся. В лицо ему пахнуло чистым, не заражённым радиацией воздухом, прохладным запахом живой земли. Он вошёл внутрь.
Перед ним был огромный, почти пустой зал, освещённый ярким зелёным светом стоящего на постаменте метрового кристалла. С тихим шелестом проход за спиной Романа вновь сомкнулся. Путь был окончен. Он стоял перед светящимся камнем, ничего не понимая и не зная, что делать дальше. Зал заканчивался стеной. В её полированном граните едва заметно проступало отражение зала и его собственное. Взглянув на себя в это каменное зеркало, он понял, насколько обезображено и изувечено его тело, сплошь покрытое язвами ожогов. От бронированной блестящей шкуры леврана ничего не осталось. Кое-где клочьями свисало розоватое мясо.
Только сейчас, увидев себя, он по-настоящему до конца осознал: путь для него окончен и этот зал — последнее, что он видит в этой жизни.
Ни отчаяния, ни горечи не испытала его измученная душа, только сожаление от бесполезности пройденного пути, от того, что он так и не смог разрешить загадку и ничего не сумел изменить. Когда его не станет, здесь пронесутся века, и через тысячу лет, быть может, кто-то другой окажется умнее.
Он обернулся. Камень. Ничего, кроме камня, замкнутого овального зала с одной-единственной ровной стеной, похожей на чёрное зеркало… Стена стояла вроде бы не на месте, нарушая симметрию зала и разделяя его на две половины. Возможно, за ней было пустое пространство, но несокрушимая толщина мёртвого холодного гранита не оставляла ни малейшей надежды — туда ему не проникнуть.
Оставался ещё камень. Формой и размером светящийся зелёный кристалл напоминал лезвие меча. Снизу, между ним и постаментом, расположилась каменная чаша. Вначале Роман принял её за украшение, но теперь подумал, что это скорее всего отражатель. Его вогнутая полированная поверхность отбрасывала зелёные лучи кристалла на гранитную стену, не давая им распространяться по залу. Вполне понятная предосторожность, если вспомнить, что мог сделать маленький кусочек такого камня с титанитовой дверью звездолёта.
Что-то ему напоминала сама форма кристалла, что-то важное… Ну да, была же рукоятка меча, найденная в пещере под деревом с таким же изображением, как на талисмане архов… Рукоятка меча, которую он нашёл после одного из своих вещих снов. Там была рукоятка, здесь — лезвие.
Вместо рукоятки — каменный постамент. Но ведь и он располагает силой леврана, и несмотря на все свои раны… Он упёрся плечом в основание, и неожиданно каменная глыба, не прикреплённая к полу, поддалась его усилиям. Наклонённое вперёд лезвие угрожающе придвинулось к стене.
Если маленькая частица такого камня справилась с титанитовой дверью… Он удвоил усилия, вспомнив, что сила воздействия камня зависит от расстояния. Чем ближе продвигал он зелёный меч кристалла к стене, тем ярче становилось пятно падавшего от неё света. В его оттенке появились какие-то новые, зеркальные блики.
Постамент всё же оказался для него слишком тяжёл, и теперь он боялся, что сил завершить начатую работу не хватит, каждый следующий сантиметр продвижения давался ему всё с большим трудом, словно стена отталкивала кристалл. А может быть, силы уже окончательно оставляли его. От напряжения из его многочисленных ран начала сочиться кровь, и на полу отпечатывались чёткие следы всех его шести лап.
В космической тишине подземного зала слышалось только измученное дыхание леврана и скрип каменной глыбы, оставлявшей на полу глубокие царапины. В конце концов он вынужден был остановиться, чтобы немного отдохнуть.
В каменном зеркале происходили какие-то изменения. Отражение стало чётче, рельефнее. Изменился цвет поверхности стены, словно в камень добавили серебра. Зеркальная плёнка стала ярче. Но больше всего бросался в глаза изменившийся цвет отражённого в стене лезвия меча. Он приобретал явственный красноватый оттенок.
Это показалось Роману настолько важным, что, превозмогая боль, он отполз на безопасное расстояние в противоположный конец зала и заглянул за край чаши, закрывавшей кристалл. Светящееся лезвие кристалла на его стороне оставалось ярко-зелёным, и, значит, изменения происходили только в отражении. Этого не могло быть, и тем не менее, как только он возобновил продвижение зелёного меча к стене, ему пришлось признать, что отражение в каменном зеркале постепенно приобретает всё большую самостоятельность.
Например, левран, двигавший ему навстречу красный кристалл, прихрамывал на правую переднюю лапу. Когти на ней были сломаны и зияла огромная рана. Передние лапы Романа пострадали меньше всего… Да и в самом отражённом зале проступали новые, не свойственные залу Романа черты.
Казалось, зеркало превращается постепенно в прозрачное стекло, и он видит за ним какой-то новый, незнакомый, живущий самостоятельной жизнью, мир.
Стена становилась всё более зыбкой, по ней пробегала рябь, словно перед ним был не камень, а отражение в озёрной воде… Стена колебалась, сминалась и распрямлялась вновь. От лезвия зелёного меча до красного кристалла на той стороне оставались считанные сантиметры, одно последнее усилие. Но Роман остановился.
Он слишком хорошо помнил свой сон. Что произойдёт с миром, отчётливо видным за полупрозрачной плёнкой зеркала? С этим залом, со всем окружающим пространством? С Ангрой, наконец?
И тут левран за плёнкой зеркала убрал свои лапы с каменного постамента и, обретая самостоятельность, шагнул вперёд. Он приник к разделявшей их прозрачной преграде и долго пристально смотрел в глаза Роману. Взгляд его больших влажных глаз был печален и мудр. Что-то он хотел ему сказать этим взглядом, о чём-то поведать.
Роман, невольно подчиняясь его немому зову, придвинулся навстречу, их передние лапы соприкоснулись, взаимно поддерживая друг друга. Поверхность, разделявшая их, потеряла свою несокрушимую монолитность, стала гибкой и податливой, как резиновая мембрана.
И всё же это была граница между мирами. Черта. Если бы они смогли увидеть себя со стороны раздела, они поняли бы, что их тела в точности повторили в эту минуту символическое изображение талисмана.
Два леврана стояли на задних лапах друг перед другом, с двух сторон упираясь в черту.
И черта дрогнула, поддалась их взаимным усилиям.
Кристаллы соприкоснулись друг с другом.
Круг старого замороженного времени кончился и уходил теперь в небытие. Начиналась другая эпоха. Словно бесшумный вихрь пронёсся по залу.
Заколебались стены, смазалась граница, заворачиваясь в огромный рулон, и, свёртываясь, вытолкнула чужое пространство в его собственные пределы.
На какие-то доли мгновения Романа накрыл полный и беспросветный мрак, тот самый, что стоит у предела всякой жизни, а когда он развеялся, не было уже леврана и не было старого зала.
Человек стоял перед беспредельной серебристой дорогой, уходившей от него в бесконечность, соединявшую звёзды.
Реймонд Чандлер
КОРОЛЬ В ЖЁЛТОМ[2]
Джордж Миллар, ночной портье отеля «Карлтон», крепкий энергичный, элегантно одетый мужчина говорил в микрофон. Голос у него был спокойным, но во взгляде чувствовалось недовольство.
— Очень сожалею. Больше такого не повторится. Я сейчас пришлю человека.
