Морис Ренар - Таинственное превращение
— Сударь, — произнес высокомерно и в нос Лионель, — во всем, что вы здесь сказали, я не вижу ничего, касающегося меня или моей матери, не вижу ничего такого, что может изменить наше решение. Моя мать (вы сами это сказали) не может быть заподозрена в том, что впустила змею в комнату. Я вам говорю, что я…
— Вы, господин де Праз? Я мог бы вас несколько смутить, напомнив о тех путаных и таинственных «переменных сознаниях», в которые я, как вам известно, верю только наполовину… Я мог бы вам только заметить, что, когда надо было найти лопату в Люверси, вы ни на минутку не задумались… Стану ли я вас обвинять в том, что вы зарыли змею или «пустили ее в дело» в припадке сомнамбулизма, который, если хотите, можно назвать «раздвоением личности»?..
Нет, сударь. Выслушайте… Никто не впускал змею. В ночь с 19 на 20 августа ни одно человеческое существо не руководило убийством и даже не наблюдало ни вблизи, ни издали за смертью мадам Лаваль.
Это во-первых. Во-вторых, зарыл змею вот кто!
Обри вскочил, бледный, размахивая руками.
— Довольно! Смилуйтесь! — прохрипел он. — Довольно с меня этой адской пытки! Я все скажу!
— Вы выдали себя, — сказал Жан Морейль. — У меня не было твердых догадок относительно вас. Теперь я знаю все.
— Но я не виноват, сударь! Вы должны это узнать! Не виноват! О нет! Я скажу все, все, все!.. Я это сделал для графа… Я вам все скажу…
* * *Жильберта еще больше побледнела, ее обнаженные руки стали белее слоновой кости. Лионель стоял растерянный, пытаясь что-то вспомнить. В расширенных глазах мадам де Праз выразилась вся любовь ее к сыну. Она бросилась к нему, сжала его в объятиях и поцеловала долгим и жадным поцелуем. Потом, не торопясь, подошла к шкафу и принялась его раскрывать. Было так тихо, что можно было услышать, как летит муха.
Она вынула из шкафа и бросила на ковер несколько рассыпавшихся пачек и, погрузив руку в темную глубину шкафа, обернулась к сыну и сказала:
— Лионель, мой мальчик, это все для тебя! Простите, простите меня все! Обри узнал правду только на следующее утро… Единственная виновница всего… я!
Едва успев договорить, она, точно подкошенная, повалилась на пол.
Все бросились к ней. Ее лицо, полуоткрытая шея и недвижные руки покрывались синеватыми пятнами.
Жан Морейль покачал головой.
— Она умерла, — сказал он. — Это не проходит даром.
Он взял ее правую руку и, поднеся к свету, увидел на внутренней стороне большого пальца капельку крови — одну капельку крови.
— О! — в ужасе воскликнула Жильберта. — Как мама! Там змея!
— Что это значит? — спросил Лионель растерянно. — Что в этом шкафу?
Жильберта отскочила к самой двери. Все устремили глаза в глубину шкафа, в промежуток, чернеющий среди пачек бумаг.
…Вот-вот высунется эта ужасная змеиная голова. Откроется ядовитая пасть с единственным зубом. Тело ее свернется черно-белыми кольцами… Эта африканская змея еще жива! Или их было несколько… Она живет в этом стальном убежище, сохранив всю свою страшную силу!
Как ни был бесстрашен Уж-Фредди, а все-таки отодвинулся. Тогда Жан Морейль, несмотря на безмолвные мольбы Жильберты, сунул свою руку в шкаф…
XXII. Змея Люверси
Жан Морейль спокойно нащупывал что-то в глубине шкафа, успокаивая при этом Жильберту.
— Подойдите сюда, — сказал он ей. — Подойдите, не бойтесь. Настоящая змея теперь умерла.
Жильберта инстинктивно бросила взгляд на ужасный труп, который Обри, нисколько не беспокоясь о содержимом шкафе, почтительно прикрыл ковриком. Но глаза молодой девушки сейчас же вернулись к темному отверстию, откуда рука ее жениха должна была извлечь тайну запертой комнаты.
Жан Морейль все еще искал.
В первый раз он вынул желтую маленькую склянку и поставил ее на шкаф. Вторая вынутая им из таинственной бездны вещь была простая маленькая электрическая груша белого лакированного дерева.
Осторожно держа ее в руках, он сказал Жильберте:
— Успокойтесь, наконец. Вот та змея, которую я не мог принести ни живой, ни мертвой, как вам поклялся…
— Что такое? — спросила Жильберта растерянно.
— Жильберта, — продолжал Жан Морейль. — Только что, заметив укол, причинивший смерть графине, вы вскрикнули: «Как мама!» Это самое восклицание у вас вырвалось на днях в Люверси, когда вы сами укололи большой палец, большой палец с внутренней стороны. Следовательно, у вашей матери тоже укол пришелся в большой палец левой руки, которой она пользовалась преимущественно.
Это открытие, это неожиданное приобретение было для меня чем-то вроде ослепительно яркой лампы. С этого момента я понял, что никакой змеи в комнате вашей матери не было, но что вечером 19 августа, покидая свой пост сестры милосердия после того, как она просидела весь день у дремлющей или спящей больной, мадам де Праз оставила возле нее на электрическом шнуре звонка вот эту грушу вместо безобидной обыкновенной кнопки… О, конечно, внешне совершенно на нее похожей! — но которая не давала контакта, а представляла собой искусственную змею.
Для этой своей уверенности я нашел вещественное подтверждение в ночь, последовавшую за нашим посещением Люверси, убедившись в том, что в комнате мадам Лаваль звонок был именно, как я и думал, в форме груши и был приделан наспех. А вот — его прототип. Подойдите все. Взгляните. Я разберу эту машину.
Посмотрите сначала на это углубление в центре кнопки. Это отверстие канала, который проходит через нее насквозь. В этом канале находится полная игла, очень острая — игла от шприца. Она, как видите, сообщается своим нижним концом с маленьким резиновым мешочком, который можно наполнить жидкостью, — скажем, ядом или отравой. Если нажать кнопку, она надавливает на мешочек, из которого яд быстро переходит в иголку, которая укреплена, но не составляет единого целого с кнопкой и не погружается вместе с ней в мешочек, а, следовательно, протыкает палец жертвы, которая таким образом сама себе делает смертельное впрыскивание. Предположите, что яд причиняет мгновенную смерть, и жертва погибает, даже не вскрикнув, выпустив из рук фальшивый звонок. А утром остается только на месте этой адской машины повесить обыкновенную грушу.
Мадам де Праз знала, что мадам Лаваль звонит своей горничной каждую ночь… Она знала, что яд этой змеи еще не исследован и что яд этот действует мгновенно.
Так как змея исчезла, то вместе с единственным экземпляром этого вида змей, затерянных в глубине Африки, исчезла и возможность исследовать ее яд…
Мадам де Праз любила своего сына… Мадам де Праз хотела женить на себе своего шурина Гюи Лаваля…
* * *Послышалось сдавленное рыдание. Лионель плакал, закрыв бледное лицо руками.
— Эта склянка содержит яд, который мы завтра пошлем в городскую лабораторию, — продолжал Жан Морейль. — Но мы можем сейчас же… Фредди, поди, пожалуйста, впусти тех людей…
Лионель испуганно поднял голову. Жан Морейль успокоил его.
— Это не полиция, — сказал он. — Это свидетели, которых я привел сюда из предосторожности. Я решил, что представители правосудия в этом деле будут участвовать в самой меньшей степени.
— Благодарю, — сказал Лионель. — Простите меня, Жильберта! Простите мою бедную maman… за вашу мать…
— Простите его и за вас тоже, Жильберта, — сказал Жан Морейль. — Надо договорить до конца! Если бы вы подчинились настояниям графини и остались в Люверси, чтобы провести там ночь и даже — так утонченно — чтобы вы ночевали в комнате вашей матери… Если бы вы согласились…
— Боже! — прошептал Лионель. — Как это ужасно! Как ужасно!
— …вас наутро нашли бы мертвой, ужаленной той самой змеей, труп которой не был найден, змеей с единственным зубом, и это послужило бы доказательством, что она все еще жива!..
И мадам де Праз получила бы в наследство все ваше состояние, и ее перестала бы мучить ответственность за ее растраты в качестве опекунши! А Жану Морейлю пришлось бы оплакивать свою Жильберту!..
Понимаете ли вы теперь, почему Жан Морейль пустил в ход решительно все, чтобы отвратить вас от Люверси, чтобы еще больше усилить вашу ненависть к этой усадьбе! Он не мог вам ничего сказать, пока не был еще во всем уверен!
Понимаете ли вы, каков был мой ужас, когда я услыхал ваш крик в парке, когда я увидел, что вы упали без сознания около розового куста и увидел вас одну возле вашей тетки!..
Ибо таков был ее план: избавиться от вас в том случае, если ей не удастся заставить меня, Фредди, совершить грабеж на ваших глазах! Вот почему надо было ускорить события, — мадам де Праз сама была ограничена во времени! Вот почему нужно было немедленно украсть картину!
Но вот, эти господа…
* * *Жильберта, убитая ужасной действительностью, залилась слезами. Лионель был поражен как громом. Обри не находил себе места.
