Анна Шевченко - Презент от Железной леди
— Не откажусь, — согласилась я, вспомнив, что с утра почти ничего не ела.
Хозяин вышел, а я, убежденная атеистка, вдруг встала, подошла к иконе и второй раз за неполные сутки взмолилась: «Господи! Дай мне сил и терпения! Помоги нам спасти Татьяну!» Свеча, потрескивая, таяла, и мне почему-то становилось легче.
Не прошло и пяти минут, как вернулся Роланд Петрович. Он принес поднос, на котором стояли плетеная корзиночка с рогаликами, блюдце с прозрачными ломтиками лимона, старинный фарфоровый заварник, такая же сахарница, две чашки и чайник «Тефаль». Последний совсем не вписывался в мрачноватую обстановку комнаты. Медный самовар был бы более уместен.
— Прошу к столу! Откушайте, как говорится, что бог послал.
Я не заставила себя просить дважды и без особых церемоний приступила к чаепитию. Чай был отменный и заварен на совесть. Супруга Роланда Петровича постаралась и добавила к заварке незнакомые мне ароматные травки.
— Спасибо! — Я оторвалась от чашки. — Великолепный чай! А что там за добавки?
— Понятия не имею! — пожал плечами хозяин. — Это Анастасия Денисовна колдует.
Повисла небольшая пауза. Не зная, чем ее заполнить, я, не отрываясь, смотрела на свечку, Она почти растаяла, разбрызгав по подставке капельки воска.
— Вы сильная женщина, и у вас довольно чистая карма, — первым молчание нарушил хозяин. — Вы позволите мне задать нескромны и вопрос?
— Задавайте.
— Этот ваш мужчина… Игорь, кажется… Вы любите его?
Я открыла рот, чтобы сказать: «Не вмешивайтесь не в свое дело!» — но не успела. Роланд Петрович продолжил:
— Можете не отвечать. Вы знаете, что он очень любит вас?
— Да. Мне это известно.
Я видел в его поле смерть. И только вы, а точнее, ваша любовь может отодвинуть срок его ухода из этого мира.
— Вот как? — Я вцепилась руками в блюдце, как в спасательный круг.
— Представьте себе!
— Но я замужем и не могу обманывать мужа.
— Я это знаю. Но ваш муж вас не любит.
— С чего вы взяли? — возмутилась я, внутренне сознавая, что говорю не совсем искренне.
— Я это знаю, и вы, голубушка, тоже.
— Тогда почему же после всех своих увлечений он все равно возвращается ко мне?
— Он привык к вам. Он к вам привязан. Он не может без вас. Но он вас не любит и, похоже, никогда не любил. Хотя я могу ошибаться. Любовь — очень тонкое понятие. Но в любом случае муж вас любит не так, как Игорь. Пусть он резок и порою грубоват, но этот человек может умереть за вас. Помните об этом.
— Вы предлагаете мне бросить мужа и спасать Игоря?
— Я вам ничего не предлагаю, — серьезно сказал экстрасенс. — Просто я ставлю вас в известность, вот и все. В вашей ситуации все очень непросто. Мы — всего лишь люди и не всегда правильно оцениваем ситуации. Если вы просите мужа, он может заболеть или даже погибнуть. Но если вы не примете любовь Игоря, будете жестоко наказаны. Любовь нельзя отвергать.
Я вспомнила притчу, рассказанную Гошей, и попыталась сопоставить ее со словами экстрасенса. Слова были разные, но суть одна.
— И что же мне делать? — спросила я.
— Молитесь! — ответил Роланд Петрович и, перехватив мой удивленный взгляд, пояснил: — Молите бога, чтобы послал вам верное решение. Искренняя просьба всегда доходит до господа.
— Что ж, спасибо, конечно, но я пришла сюда не за этим.
— Мне придется огорчить вас. — Он пристально посмотрел на меня. — Я не могу точно сказать вам адрес. Мне было бы проще работать с фотографией, но ваша подруга сейчас находится в темной холодной комнате без окон. Рядом почему-то много мертвой плоти. Неподалеку — море. Место это недалеко отсюда.
На мою грудь словно положили огромную ледяную плиту. Я глотнула воздух и выдавила:
— Она жива?
— Пока да.
В этот момент раздался звонок в дверь, и приход Игоря прервал нашу нелегкую беседу. Глаза его блестели, а с губ не сходила довольная улыбка. Сразу было видно, что Гоша пребывал и прекрасном настроении.
— Скажи мне, кудесник, любимец богов, — почти пропел он. — Жива ль еще наша Татьяна?
— Татьяна жива! — поспешила сказать я, вставая ему навстречу.
— Она очень замерзла. И ей страшно. Страх — очень сильная эмоция. Если бы не это обстоятельство, я мог бы узнать еще меньше. Это все, чем я могу помочь вам. — Мачульский выжидающе посмотрел на Игоря.
— А ведь вы правы, — засмеялся тот. — Прямо в яблочко попали. Наташка, догадайся с трех раз, где они держат Ситнюшу!
— Неужели в морге? — Ничего другого в голову не приходило.
— Христос с тобой, — замахал руками Игорь. — Мертвой плоти там навалом, это точно. Но это не люди, а животные.
Мы с Мачульским недоуменно переглянулись.
— Ну, сдаетесь? — торжествовал Гоша. — Она в холодильнике. В холодильнике пищеблока санатория «Прогресс»! А мертвые тела — это, поди, туши для разделки!
— Но как вы догадались? — Роланд Петрович был обескуражен.
— У меня тоже связь с высшими сферами. — Игорь ткнул пальцем в небо.
— Так мы коллеги?
— Не думаю. Дело — проще пареной репы. Пока вы тут выходили в астрал, я свез Эдика в милицию. За помощь следствию ему пообещали оформить явку с повинной. Наш друг, недолго думая, рассказал, где обычно его кореша держат заложников.
— Хлипкий нам с тобой бандит попался.
— Вот и я о том же. Хоть бы поломался для вида, что ли. Не пошел бы я с таким в разведку. Ом, не пошел!
— То есть я трудился напрасно, — упавшим голосом произнес Роланд Петрович..
— Отчего же. Вы выросли в моих глазах. Теперь я знаю, что ваши слова не пустой треп.
— Благодарю вас, — обиделся Мачульский.
— Не надо сердиться, уважаемый Роланд Петрович, — миролюбиво сказал Игорь. — Я принес вам приятную новость. В УВД мне сказали, что если вы правильно решите эту задачку, они время от времени будут обращаться к вам за помощью. То есть круг ваших клиентов расширится. Вы довольны?
— Пожалуй, — смягчился тот.
— Тогда позвольте откланяться. — Игорь протянул ему руку.
Мачульский с чувством пожал ее и спросил:
— У вас не найдется еще несколько минут?
— Операция по освобождению началась, — Игорь посмотрел на часы, — семь минут назад. Время у нас пока есть.
— Тогда позвольте кое-что спросить у вашей спутницы.
— Спрашивайте, — разрешил Игорь.
— Присядьте, прошу вас. — Мачульский указал Игорю на диван. Гоша сел, предварительно проверив наличие опасных пружин.
— Наташенька, Гончарова — это ведь ваша фамилия по мужу? — спросил экстрасенс.
— Да.
— Но, скажите на милость, нет ли среди вашей родни потомков рода Гончаровых?
— Вся родня моего мужа — из Смоленской области. У них там Гончаровых — полдеревни.
— Гончаровых по всей России — пруд пруди, — согласился Игорь.
— Тогда вопрос. Почему ваша подруга постоянно думает о вас и о Наталье Николаевне?
— О какой? — Я совершенно растерялась и не понимала, о чем идет речь.
— Конечно, о Гончаровой. Натали Гончаровой. Жене Пушкина.
— Немудрено. Она знает, что мы немного похожи.
— Вы не поняли. Дело в другом. Она пытается сказать, что вас что-то связывает с поэтом.
— Бред какой-то! Мне кажется, вы ошибаетесь.
— Или Танька свихнулась в заточении, — подсказал Гоша. — А это вполне возможно.
— За душевное здоровье той женщины можно не опасаться, — ответил Мачульский. — И я не ошибся. А еще всплывали цифры восемнадцать и тридцать один. Но это шло уже не от вашей Татьяны, а от Александра Сергеевича.
Мы с Игорем недоверчиво смотрели на экстрасенса.
— Вы что, и Пушкина потревожили? — восхищенно сказал Гоша.
— Он сам пришел, — ответил Роланд Петрович. — Пришел и сказал.
Снова возникла пауза. Игорь задумчиво чесал кончик собственного носа, потом встал, походил по комнате, снова сел. При этом он что-то бормотал себе под нос, а потом посмотрел на меня так, словно никогда в жизни не видел. «Видимо, одним душевнобольным на планете стало больше», — огорчилась я.
— Наташ, вспомни, что они сказали про бриллианты-то? — изрек наконец он.
— Брюлики, — подсказала я.
— Не то, — отмахнулся Гоша. — Чьи серьги?
— Мои.
— Да не твои, — поправил Игорь, — а гончаровские!
— А что, есть разница?
— Есть, однако… — задумался он. — Роланд Петрович! Так вы говорите, Пушкин приходил?
— Он самый! — с готовностью подтвердил экстрасенс.
— Помнишь, в школе все говорили, что ты похожа на молодую жену Пушкина? Точнее, на тот ее портрет, что висел у нас в кабинете литературы?
— Ну говорили, и что с того?
Ты хорошо помнишь этот портрет?
— Стану я забивать голову всякой ерундой! Что у меня, других забот нет?
— А я помню. Я на литературе только на него и глядел, если тебя в школе не было.
