Игорь Христофоров - Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
- Подайте калеке афганской войны, - жалобно простонал кто-то слева.
Майгатов повернулся и ожегся взглядом о загорелого до черноты парня. На его узком изможденном лице черная повязка закрывала вытекший глаз, а шрам на другой щеке свивался в такой серый толстый жгут, точно внутри него еще оставался снарядный осколок. Но самыми страшными были культи. Красные, в синих длинных струпьях, они то тянулись к людям, то ловко подравнивали деньги, кучкой лежащие в засаленной кепке.
Жалость сдавила сердце, заставила вновь сунуть руку в карман. Пальцы нащупали две небольшие бумажки и аккуратно положили их в кепку.
- Ты чего? Вообще, что ли? - удивленно смотрел на него афганец.
- А что? - ничего не понял Майгатов и, лишь заметив, как отличаются положенные им деньги, от остальных, смутился. - Извини, но русских рублей пока нет.
- А зачем мне купоны?
- Ну это... обменяешь, - еще сильнее смутился Майгатов и пошел прочь, чтобы не видеть страдальческого лица парня.
- Ю-у-рка! - остановил его удивленный и, что странно, где-то уже слышанный голос.
Он оглянулся и сразу согласился с тем, что это была всего лишь слуховая галлюцинация. На улице, где уже начинался дождь, никого не было, кроме нищего афганца, а у того, когда он с ним говорил, голос звучал тихо и утомленно.
- Точно - Юрка! - совершенно неожиданно сказал афганец, вскочил на ноги и, позабыв про свою фуражку с деньгами, подбежал к Майгатову.
- Вы... обознались... Я... вас, - не знал, как отвязаться от него.
По опыту Севастополя он твердо усвоил, что пьяницам лучше не отвечать, чтобы не оказаться втянутым в бесконечный диалог о трудностях жизни и степени уважения друг друга. Но на этот раз перед ним стоял нищий, а не пьяница.
- Стой здесь, Майгатов! - вообще новым, уже третьим за сегодня голосом приказал нищий и побежал за угол дома, по пути с цирковой ловкостью подхватив кепку-сейф.
Вот теперь он точно поверил в галлюцинацию. Ну откуда нищий в Москве мог знать его фамилию? Даже если это был десятый или двадцатый нищий из тех, что он видел на вокзале и вот теперь здесь, на Садовом кольце.
Он все-таки пошел прочь от магазина, от наваждения. У поворота к вокзалу кто-то остановил его за плечо. Майгатов обернулся и чуть не подпрыгнул от радости.
- Ми-ишка!
Они схлеснули объятия. На глазу у Мишки лежала черная, как у того нищего, повязка, но все остальное было иным. Лицо менее смуглым, кожа на щеке, где у нищего лежал шрам, отливала детской чистотой. Спину Майгатова тискали крепкие ладони, а от куртки пахло дорогой, лайковой кожей.
- Какими ветрами, Юр? - оттащив его под козырек магазина, из-под усиливающегося дождя, спросил Мишка.
- В отпуске. Решил вот... в Москву. И дела здесь есть...
- Ну ты даешь! У тебя - и дела в Москве? А корабль? Ты ж службист до мозга костей!..
- Потом объясню... Понимаешь, я с пяти сорока - в Москве. Часов шесть тебе звонил, звонил. Уже, как говорят,"крыша" поехала. И вдруг... как в сказке, - и снова напомнила о нищем черная повязка на глазу. - А что это у тебя?
- Это? - коснулся он глаза, будто и так ясно не было, о чем спрашивают. - Жизненные издержки. Потери на предпринимательском фронте.
- Знаешь, там, за углом,.. в общем, нищий...
- Это - я, - так запросто признался Мишка, что Майгатов даже испугался.
- А это... культи... и, как его, ...ну, шрам?..
- Дело техники, - подхватил его под локоть и повел к метро. Понимаешь, это как бы спецзадание. Типа эксперимента. В общем, потом объясню...
Майгатов ничего не понял. Голова кружилась от голода, и он радовался тому, что встретил школьного знакомого. А то, что к радости примешивались горечь и удивление, старался не замечать.
3
- Нас утро встречает прохладой! - сотрясал комнату звериным рыком Мишка.
Он то в немыслимом канкане двигал ногами, пытаясь дотянуться рукой до тупого носка вельветовых тапок, то начинал вращение узкими бедрами под невидимым хула-хупом, то приседал с вытянутыми руками с бурлацким стоном "Эх, ухнем!" Этот непрерывный, сумбурный ряд движений у него, видимо, считался зарядкой, потому что по их окончании он еще громче заорал: "Начать водные процедуры!" - и побежал на кухню пить чай.
- Вставай, отпускник! - проорал оттуда.
Майгатов хрустко потянулся, сел на звякнувшей оторванными пружинами раскладушке и неприятно ощутил, что он все-таки должен задать Мишке несколько вопросов. Натянув джинсы, он босиком прошлепал на кухню, сел напротив него и вдруг понял, что, пока не привыкнет к его новому лицу, ни о чем спрашивать не сможет.
- Бери, - подвинул Мишка бутерброд с ветчиной.
Повязки на лице не было, и веко, вдавленным лепестком лежащее на пустой глазнице, казалось, вот-вот должно открыться и показать Майгатову красивый карий диск, из-за которого столько девчонок в их классе сходили с ума.
Беспрерывно двигались щеки, губы, двойную норму вращения отрабатывал единственный глаз, а лепесток все лежал и лежал. И Майгатов, наконец, привык.
- Когда ты его... ну, потерял?
- С полгода назад. За долги... О-о, чайник закипел! Сейчас заварим адскую смесь индийского, цейлонского и еще непонятно какого... Та хоть знаешь, что лучшая заварка - от смеси?
- А как это: за долги? - не обращал внимания на его излишнюю суетливость Майгатов.
Мишка сел, как-то сразу позабыв про чайник, из носика которого выбулькивал кипяток и растекался по плите между серых дисков-конфорок.
- Кончился, наверно, Юр, мой бизнес. Где-то с годик был я на коне. Шуровал товар из Германии, хорошо сбывал, с налоговыми инспекторами, рэкетирами и милицией ладил, а потом бес попутал. Жадность, будь она проклята, сгубила. Я же все время жрачку продавал, а тут узнал, что одни иностранцы хотят крупную партию "МАЗов" закупить. Я подсуетился, вышел на Минск. Смотрю: такая выгода, что можно потом замок в Швейцарии строить. Взял я крупный кредит в банке, закупил машины, пригнал в Подмосковье, а иностранцы - бац! - и отказались. Вот и верь после этого, что капиталисты честные ребята. Там всего хватает. Честные, конечно, есть, но дерьма больше. Короче, подергался я, подергался, а машин никто не берет. А тут срок возвращения кредита. Продал я фирму со всеми потрохами, продал машину и квартиру, но все вернуть не смог. Банк нанял мордоворотов. Ну, и как бы в счет остатка, они меня отделали... В реанимации, Юр, месяц проторчал. Сейчас, правда, уже нормалек. Только вот глаз не вернешь и башка иногда как заболит - лучше, кажется, сдох бы.
Чайник, разуверившись, что к нему хоть кто-то подойдет, тихо вздрагивал и уже ни о чем не просил. Диски конфорок казались необитаемыми островами, окруженными сплошным морем воды.
- Ты это... завари, - напомнил Майгатов, хотя не чая ему хотелось. Хотелось отвлечь Мишку от той грусти, в которую он его втянул своим вопросом.
- Снял я тогда вот эту квартирку в "хрущобе" у одного хмыря. Представляешь, у него таких фазенд штук десять по Москве. Сам по курортам да заграницам, а денежки текут. Неплохо? - и вдруг почувствовал, что самого главного еще не сказал. - А то, что ты вчера видел... ну, маскарад этот. Научили меня, Юр. Я ведь все-таки на ноги встать хочу, в себя прежнего вернуться. А собирательство... ну, нищенство - это дело повыгоднее любого другого. Только ментам вовремя отщелкивай да мордам, что район контролируют. Ты пойми: я же на самые бойкие, самые хлебные места в подземных переходах не лезу. Я свою норму - "баксов" двадцать в день снимаю - и все...
- Сколько? - не поверил Майгатов.
- Двадцать. О-о, гляди: чайник почти выкипел, - и вскочил к нему.
Сильнее, чем потерянный глаз, сильнее, чем вся история с кредитом, удивил его суточный заработок нищего. Он был равен его месячному, офицерскому. Он не сказал этого Мишке, а тот и сам не спросил, то ли зная, то ли догадываясь о том, что истинная нищета была не в подземных переходах столицы, а на кораблях флота.
- Потомим его маненько, - укрыл Мишка заварник толстым да еще и сложенным вчетверо полотенцем. - А ты-то какими ветрами в Москве?
Вчера он привел Майгатова в эту квартиру и срочно куда-то убежал. До полуночи так и не появился. Майгатову пришлось лечь на означенную им раскладушку, а после этого он уже не помнил и не слышал ничего. Пока не проснулся от бодрых криков Мишки. И в том, что многое они выяснили сейчас, на свежую голову, была масса преимуществ.
Наверное, от усталости и раздражения на мишкино мошенничество он бы иначе воспринял его рассказ. Возможно, он бы разругался с ним вдрызг и ушел, но сейчас он чувствовал кроме раздражения и жалость. И она удерживала его в мишкиной квартире.
- Чего молчишь? Я грю, дела у тебя какие в Москве?
- Мне одного человека найти нужно. Иванова.
- Да-а, фамилия очень редкая. А какие зацепки?
- Телефон есть служебный. Но... не отвечает он.
- Он - флотский?
- Нет, - посомневался и все-таки сказал: - Из ФСК.
- Интересный компот. Ты что: с органами задружил?
- Говорю тебе - дело, - и раздраженно выглянул в окно, где серело осеннее московское утро.
