Сэм Льювеллин - Расчет вслепую
Форсайт проследил за моим взглядом. Лицо его покраснело, и глаза еще больше сузились. Он сказал:
— Сука!
— Что? — поразился я.
— Ничего. Я должен бежать.
Я вернулся на набережную, где меня ждал «зодиак», чтобы отвезти туда, где «Колдун» упражнялся в поворотах фордевинд[62]. Управлял Чифи, мы не разговаривали. Я наблюдал за большим оранжевым спинакером и думал. Брин хотел, чтобы я выиграл гонки, и на этом его интерес кончался. Для меня победа была только первым шагом к выяснению, кто пытается разрушить мою карьеру. И если в процессе расследования я вынужден буду перейти дорогу Брину, это окажется не слишком здорово.
Не здорово для кого? Более чем очевидно, что для меня.
* * *Две последующие недели прошли нормально. С помощью некоторых починок и тонкой настройки мы опять добивались высокой скорости, и каждый раз, казалось, достигали этого с большей легкостью. Установился определенный распорядок: подниматься до рассвета, работать с командой, ходить под парусами до сумерек или еще позже, затем думать, прикидывать, задерживаясь до глубокой ночи, чтобы произвести какие-то изменения в снаряжении. Через десять дней мы занялись ночными тренировками. Это были дни и ночи непрерывных концентрированных усилий.
На семнадцатый вечер я оставил Скотто и Джорджию спать на борту и поехал домой в состоянии полного изнеможения. Я чуть ли не вполз внутрь, принял душ, сварил яйцо и сел поесть...
Проснулся я в полной темноте. Звонил телефон, а я сидел в кресле...
— Что? — сказал я в трубку, едва ворочая языком. Послышался звук: кто-то запихивал монетки в автомат.
— Чарли? Это Джорджия.
— Джорджия? — удивился я и посмотрел на циферблат часов. Два пополуночи.
— Лучше бы ты пришел сюда, — сказала Джорджия.
— Где ты? — Теперь я уже вспомнил свое имя. И ее. Кажется, она запыхалась, как после бега.
— Будка у марины. Я была на «Колдуне» со Скотто. Он ранен. Ты бы лучше пришел.
Я вылетел из дома пробкой. Туман стелился по дороге клочьями, и гравий на стоянке у портового бассейна был влажным. Определяя дорогу по звукам бьющихся о мачты фалов, я пробирался к пирсу. Из люка каюты пробивался желтый свет. Туман, казалось, находился не только снаружи, но и внутри моей головы.
— Кто там? — Небольшая бесформенная фигура, пригнувшись, вынырнула из темноты.
— Это я.
Фигура расслабилась и сказала голосом Джорджии:
— Чарли! Слава Богу, что ты здесь.
Когда мы вошли в освещенную полосу тумана, я увидел, что на ней надеты три фуфайки и в руке она держит бейсбольную биту.
— Где Скотто?
Она зажгла фонарик, и мы поднялись на «Колдун». Палуба слегка покачивалась. Из люка послышался хриплый голос Скотто.
— Джорджия! — позвал он и застонал. И только теперь я понял, что ожидал самого худшего.
Он лежал на спине на полу каюты. Это было не самое удобное помещение для больного, оно чем-то напоминало большой гроб из стекловолокна, ярко-белый под светом ничем не прикрытых лампочек, влажный из-за конденсата, стекающего по стенам. Скотто был накрыт спальным мешком, и загар его казался не коричневым, а желтым.
— Что с тобой случилось?
Скотто улыбнулся — слабый намек на его обычную ухмылку, растягивающую пасть.
— Упал на спину, — сказал он.
— Давай посмотрим. Пошевели пальцами.
— Ничего не сломано. Гляди. — Он поднял ногу прямо, что сделало его лицо из желтого серым, и капельки пота выступили на лбу. — Она заставила меня лечь, вот и все.
— Повернись, — велел я.
— Я в порядке, — заверил Скотто и с трудом повернулся. На лице отразилась боль. Широкая красная полоса шла поперек огромных коричневых бугров его мышц на спине. Я пощупал эту полосу, Скотто вскрикнул:
— Хей!
— Что же все-таки случилось?
— Кто-то столкнул меня в люк.
— А-а! — произнес я намеренно спокойно, как будто такое происходило каждый день. — Лучше бы тебе добраться до травмопункта и сделать рентген.
— Я услышал, как кто-то двигается по палубе, подошел к люку, осторожно и тихо, но лодка, должно быть, немного качнулась. Неожиданно я получил удар ногой в грудь и полетел вниз. — Скотто помолчал. — Наверное, я отключился. Но подоспела Джорджия с бейсбольной битой.
— Кто-то бежал по пирсу, — сказала Джорджия. — Бежал довольно быстро, если учесть...
— Учесть что?
— Я ему врезал, — объяснил Скотто. — И полетел я в люк потому, что ударил того типа рукой, которой должен был держаться. Я ему врезал по зубам.
— Откуда ты знаешь, если не мог его видеть?
— Потому что следы его зубов остались у меня на суставах.
— Великолепно, — сказал я. — Теперь нам нужно только найти того, у кого на зубах следы от твоих суставов.
— Я тоже об этом думал, — признался Скотто.
— Он уехал на машине, — сообщила Джорджия. — Я слышала шум мотора.
Я вздохнул, я очень устал.
— Джорджия, я собираюсь остаться на «Колдуне». Можешь отвезти его в больницу? Возьми мою машину.
Джорджия в ответ вздохнула и села. Свет отбрасывал золотые отблески на ее теплую темную кожу.
— От него сейчас здесь мало толку. Пошли, Скотто.
Вдвоем мы сумели поднять его на ноги и усадить в машину. Затем я вернулся на «Колдун». Спустившись вниз, я накрылся спальным мешком Скотто и лег на нижнюю койку. Какое-то время я прислушивался к шлепкам воды, отдававшимся в пустом корпусе. Потом заснул.
Мне привиделся сон, в котором я и Салли летели над грядой гор в биплане. По мотору кто-то стукнул, потом удары стали громче и громче. «Нам придется снизиться!» — закричал я. Посадочная полоса открылась в разрыве облаков — почтовая марка из бетона среди серых утесов. Но биплан не хотел снижаться. Удары стали оглушительными. Я открыл глаза. Было все еще темно, и кто-то стучал по корпусу яхты.
— Хршо! — проквакал я. Чувствовал я себя ужасающе. — Кттм?
— Это я, Джорджия.
— Сколько времени?
— Не знаю, около трех. Слушай, выходи скорее. Я скатился с постели и выполз на трап. Джорджия ослепила меня фонариком.
— Пошли в больницу.
— Что-то не так?
— Скотто взбесился.
— Успокой его.
— Нет. Он требует тебя.
— О-о! — Я уже почти вылез на пирс. — Эй, нет. Я должен остаться на лодке.
— Я останусь. При мне пистолет Скотто.
Я поборол желание сесть на пирс и зарыдать.
— Иди назад к Скотто.
— Я остаюсь, — сказала Джорджия. — В случае чего, я могу завизжать. Руки у меня налились свинцом, и я все еще чувствовал желание разрыдаться. Я сказал:
— Не застрели кого-нибудь. — И тяжело пошел по пирсу.
Мотор «БМВ» был разогрет, и пахло горячими дисками сцепления. Я повел машину в Пултни, видя только белые линии дорожной разметки. Чтобы не заснуть, я запел. И даже при этом я наткнулся на живую изгородь и оставил вмятину на дверце припаркованной машины. Но это меня окончательно разбудило. Через десять минут я заворачивал на стоянку больницы «Коттэдж».
Длинное белое здание стояло неосвещенное и тихое. Единственным признаком жизни был холодный свет, горевший над входом отделения скорой помощи. Больница «Коттэдж» имела в штате только одну ночную сестру. В случае необходимости она вызывала дежурного доктора, который, прервав сон, ехал извилистым путем из деревни. Я вошел внутрь.
В ту ночь — скорее уже утро — дежурил небольшой робкий человечек с широкими бровями, который неодобрительно относился к беспорядкам в Пултни. Но сонным он ни в какой мере не выглядел. Он стоял по стойке смирно, со сжатыми кулаками и говорил:
— Сестра! Я сказал, вызовите полицию!
— Участок не отвечает, — оправдывалась сестра, которую звали Хильда Хикс, кругленькая, философски настроенная здешняя уроженка.
— Не могу ли я помочь?
— А! — сказал доктор, поворачиваясь ко мне. — Вы кто? Мистер Эгаттер? А-а... да... Сестра, наберите три девятки. — Но Хильда, не желавшая ничего упустить, осталась на месте.
— В чем дело? — спросил я.
— Австралиец с ушибами на спине взбесился в перевязочной, — объяснил доктор, шевеля бровями. — Он весит не менее двух сотен фунтов, и у него самые крупные спинные позвонки, какие мне доводилось видеть.
— Новозеландец, — уточнил я. — У него что, сотрясение?
— Не заметно, — сказал доктор, моргнув.
— Но мы не знаем насчет другого парня, — вставила Хильда. — Добрый вечер, Чарли.
— Добрый вечер, Хильда. Какой другой парень? — спросил я.
— Тот, кого он преследовал и запер в перевязочной, — сообщила Хильда.
— Ага. Лучше я пойду и посмотрю. Давайте не будем пока вызывать полицию. — Ужасный вопль жителя Новой Зеландии послышался сверху.
— Это он, — сказал доктор.
— Я узнаю голос, — подтвердил я и отправился наверх. — Скотто!
— Чарли! — отозвался Скотто из-за запертой двери. — Чертовски вовремя.
Дверь открылась. Скотто был без рубашки. Его могучий торс частично закрывала эластичная повязка. Лицо было желто-серым.
