Светлана Бестужева-Лада - Умри ты сегодня, а я завтра или Мужчины для досуга
— Не наверное, а точно, — уже гораздо менее сердито отозвался Павел. Сейчас я вам дам еще одну таблетку, должно стать полегче. А может быть, вам не стоит ездить на поминки? Свалитесь — кто ухаживать станет?
— Андрей, наверное, — попыталась я пошутить. — Он вроде как начинал этот процесс, да капсула помешала.
— Мне почему-то кажется, что Андрею будет приятнее ухаживать за здоровой женщиной, чем за больной, — не принял шутки Павел. — Возьмите таблетку. А может быть, вам не ездить на поминки? Что-то мне тревожно…
Я чуть не подавилась лекарством: услышать такое из уст Павла было, мягко говоря, неожиданностью. Да и само предложение мне показалось диким.
— Как же я могу не поехать? Да вы что, это совершенно невозможно! И потом я же не одна там буду, так что ничего страшного и не произойдет. Посижу в уголке, помолчу.
— Ну если только помолчите… Наташа, пожалуйста, постарайтесь сегодня как можно меньше общаться с вашим приятелем. Он становится опасным, а вы можете проговориться в какой-нибудь мелочи, о той же дискете, например. С одной стороны, не хотелось бы его спугнуть раньше времени, а с другой — еще меньше хочется делать из вас «живца».
Я еще раз поклялась, что буду вести себя тише воды, ниже травы, и Павел с явной неохотой повез меня в центр, на Сретенку, где жили Маринины родители. Их огромная квартира, где в дни нашей молодости собиралось по пятнадцать-двадцать человек потанцевать и вообще «оттянуться», на сей раз показалась мне мрачной и неухоженной, а не шикарно-вылизанной, как прежде. Возможно, это объяснялось тем, что все люди в ней были одеты в черное. И еще тем, что зимний день за окном был по-прежнему хмурым и неприветливым.
— Не могу поверить, — в десятый, наверное, раз всхлипывала мать Марины. — Такое горе, такое горе! Никого у нас с отцом теперь не осталось, внуков так и не дождались. Для кого теперь жить?
Володя какое-то время сидел рядом с тещей, время от времени делая попытки ее как-то утешить. Но потом у него, наверное, кончился запас энергии и он начал искать глазами знакомые лица. Наши взгляды встретились и я увидела, как Володя еле заметным кивком приглашает меня выйти из комнаты.
— Я на кухню, — шепнула я Павлу и выскользнула из-за стола.
Володя действительно ждал меня там. Когда я вошла, он как раз убирал в холодильник бутылку водки, а на столе уже стояли две наполненных рюмки.
— Помянем Марину тут, — тихо сказал он. — Мы с тобой, кажется, самыми близкими людьми у нее были. И из прежней компании почти никого не осталось: одних уж нет, а те далече.
— Да, я тоже сегодня вспоминала студенческие годы. Как быстро время пролетело! Кто бы мог подумать еще два года тому назад, что все так обернется? Валерия нет, Марины нет…
Володя протянул мне рюмку и поднял свою:
— Ну, не чокаясь…
Я еще успела подумать, что на голодный желудок, да после невесть каких лекарств мне бы лучше вообще не пить, но было уже поздно. К тому же, ничего страшного не произошло: просто внутри стало тепло, а день приобрел хоть какие-то краски, кроме черно-белых.
— У меня снова неприятности, — поделилась я с приятелем наболевшим. Погиб бывший мой родственник, муж сестры Валерия. Так что теперь на деле с капсулой можно поставить крест.
— Какая капсула? — несколько раздраженно спросил Володя. — Какой родственник? Ната, тебе, по-моему, нужно показаться хорошему врачу. Понимаю, что события последнего года на тебя не могли не повлиять, но не до такой же степени.
Тут уже я ощутила некоторое раздражение и снова отхлебнула из рюмки, которую все еще держала в руке.
— Здравствуйте! Ты сам вчера меня спрашивал фамилию, говорил, что попробуешь что-то выяснить, а сегодня у тебя отшибло память? На тебя непохоже, ты всегда гордился тем, что ничего и никогда не забываешь…
Я замолчала, пораженная внезапно пришедшей ко мне мыслью: Володя действительно помнил абсолютно все, а значит, и то, что про гибель Коли Токмачева ему рассказала я. Но это значит, что он тут абсолютно не при чем, просто случайное совпадение обстоятельств. Не станет же он так глупо подставляться, убирая моего родственника, хоть и бывшего, способом, о котором узнал от меня! Господи, да что я вообще несу, действительно ведь впору обращаться к психиатру.
Павел возник в дверях кухни как раз в тот момент, когда я собиралась прямо спросить своего приятеля, виноват ли он в гибели по меньшей мере двоих людей. В тот момент мне это казалось самым простым и естественным вопросом на свете. Главное, выяснить — и можно со спокойной душой думать о другом.
— Наташа, я вас ищу. Вы, наверное, устали, хотите, я отвезу вас домой?
— Да что вы, — отмахнулась я, — только-только в себя пришла и согрелась. Не беспокойтесь, Павел, все в порядке. Мы вот тут с Володей молодость вспоминаем, общих знакомых. Все-таки почти двадцать лет друг друга знаем, правда, Володя?
— Через год будет двадцать, — кивнул он, пристально глядя на меня. Мы познакомились в семьдесят восьмом, тогда еще май был безумно жаркий, а я потом все лето провел в Москве, работа подвернулась. А ты в Крым ездила, так?
Наши глаза встретились. Я поняла, что мы одновременно вспомнили одно и то же: летнюю встречу в Москве и мой рассказ. Не знаю, как это объяснить, но мне почудилось, что в комнате ударила молния. Все поплыло, заволоклось какой-то зеленоватой дымкой — и пропало.
Очнулась я на диване и сразу даже не поняла, где именно нахожусь. На лбу лежало что-то холодное, я потрогала и обнаружила то ли салфетку, то ли полотенце. И тут же надо мной склонился Павел. Нельзя сказать, чтобы лицо у него было приветливым, скорее — хмуро-настороженным.
— Так, — констатировал он, — очнулись? Сейчас я отвезу вас домой и уложу в постель. А еще лучше — помещу в больницу и спокойно займусь делами. Вы будете под надежным присмотром и уж точно больше не наделаете никаких глупостей. Заодно обследуетесь.
— Какая больница? — простонала я в совершенном ужасе. — Не надо никаких больниц, мне просто на минутку стало дурно. Я вообще сегодня себя неважно чувствовала, а после кладбища, разговоров…
— Рюмки водки на голодный, как легко догадаться, желудок, — сухо продолжил Павел. — Хорошо, с больницей мы решим потом: днем раньше, днем позже — это уже не принципиально. Но сегодня и завтра — постельный режим. Иначе, Наташа, я вам обещаю тюремный изолятор, потому что иначе вас просто невозможно контролировать.
Я угрюмо молчала. Ответить мне было нечего, я чувствовала себя не только виноватой, но еще и непроходимо глупой. Ну, это уже, конечно, диагноз, с этим ничего не поделаешь. А еще мне было страшно и при мысли о том, что нужно будет снова общаться с Володей, говорить какие-то слова и изо всех сил прятать жуткую догадку, я просто впала в панику, которая не замедлила отразиться на моем лице.
— Мы уйдем, не прощаясь, — прочитал мои мысли Павел. — Вам сейчас не до светских условностей. Есть у вас кто-нибудь, кто мог бы побыть с вами пару дней? Одной вам оставаться не надо бы…
— Только Галка, — вздохнула я. — Приеду домой, позвоню ей, может быть, она сможет.
Павел протянул мне свой сотовый телефон.
— Звоните. Договаривайтесь, я готов ее сам привезти, чтобы быть спокойным. Далеко она живет?
— Около Курского вокзала. У нее своя машина, только я не уверена, что сейчас застану ее дома.
— Ната, я могу сегодня побыть с тобой, — раздался голос, который я вовсе не желала слышать. — Дел у меня никаких нет, а ухаживать за больными я умею.
— Спасибо, Володя, — ответил за меня Павел, — но по-моему, Наташе сейчас лучше побыть с кем-то, кто не напоминал бы ей о всех прошлых событиях. Мне во всяком случае так представляется, как врачу.
— Да-да, — ухватилась я за эту идею, — я позвоню своему знакомому, он рядом со мной живет. И Гале. Так что все будет в порядке.
Я упорно не смотрела на Володю, но чувствовала, что он-то с меня глаз не сводит. От этого все внутри у меня дрожало противной мелкой дрожью, а по спине разливался жуткий холод. Вот когда я на собственной шкуре испытала, что означает умирать от страха. В буквальном смысле этого слова. Руки тряслись так, что Галкин номер телефона я набрала с третьей попытки, хотя давным-давно могла это делать вообще с закрытыми глазами.
— Выезжаю, — коротко сказала Галина, услышав мои сбивчивые пояснения. — На ночь остаться не смогу, но до позднего вечера пробуду. Тарасов меня потом заберет.
— Ну вот и все, — сказала я Павлу, возвращая ему трубку. — Галка будет у меня через час.
Остальную информацию я придержала при себе, памятуя угрозы больницы и тюремного изолятора. Ни то, ни другое мне не улыбалось в принципе. Насчет тюрьмы не знаю, но больниц я боюсь еще больше, чем… Ну, чем всего остального.
Почти всю дорогу до моего дома мы с Павлом молчали. То есть я молчала, а он несколько раз говорил с кем-то по телефону и при этом все больше и больше мрачнел. В конце концов я набралась смелости и спросила, что на сей раз не так. Не сомневалась, что услышу еще об одном трупе из моего близкого окружения, у страха, как известно, глаза велики. Но ошиблась:
