Катя Чудакова - Золотой поросенок для Дуремара
Алина покрылась гусиной кожей, выслушивая это жуткое семейное предание. Оказалось, что проклятие «ударило» и по самым близким людям потомка древнего рода фон Берг:
— Не могу сказать про всех остальных предков, но моя мать умерла совсем молодой от голода и болезней сразу после войны. Про жену и дочь ты знаешь. Что еще можно сказать по поводу проклятия? — закончил Вальдемар свой рассказ.
— Трагическая семейная история. Но предание преданием, а списывать смерть Полины на действие потусторонних мистических сил мы не будем. Думаю, что визит Светланы в полицию может многое прояснить. Где же она задерживается?
Вальдемар Берг докуривал уже вторую сигарету. Алина наслаждалась запахом цветов и зелени с подмешанным к ним привкусом сигаретного дыма.
«Бросила, бросила курить — а иногда так хочется, прямо невмоготу. Но, нет! Не буду поддаваться соблазну. Так одна, вторая сигаретка — баловство, но не заметишь, как опять втянешься. Начать, тем более тому, кто уже когда-то курил, гораздо проще, чем потом бросить».
Алина оперлась локтями на перила балкона. Какая тишь, какое умиротворение… Да, старикам и инвалидам в этой стране живется гораздо комфортнее, чем на нашей родине. Дело даже не в комфорте, а скорее — в физической и психологической поддержке со стороны персонала дома, и как это ни претенциозно звучит — реальной защищенности со стороны государства.
На открытые руки Алины упали пару капель. Она задрала голову: кто-то наверху поливает балконные цветы? Ой, кажется, это дождь пошел! Алина отдернула руки от усилившегося за несколько секунд потока из небесной лейки.
Кто бы мог подумать? С утра была такая чудесная солнечная погода! Давно пора, впрочем, привыкнуть, что погода в этих краях меняется по несколько раз в день.
Как, должно быть, непросто быть здесь метеорологом. Никогда не можешь быть уверенным в правильности своего прогноза. Хотя, если рассуждать с другой позиции, то это как раз то, что надо для синоптика — какую бы погоду он ни предсказал на завтра — она с большой степенью вероятности хоть ненадолго продемонстрирует правильность прогноза. А самый верный прогноз для немецкой погоды мог бы звучать раз и навсегда стандартно: переменная.
— Может, зайдем внутрь? — прервал мысли Алины Вальдемар Генрихович. — Сейчас дождик усилится, и капли будут попадать на балкон. Вымокнешь еще!
Алина заглянула сквозь стеклянную балконную дверь в комнату. Там соседская старушка суетилась вокруг стола, раскладывая на белоснежную скатерть с вышивкой по кромке такие же салфетки. Стол уже был полностью сервирован. Посредине красовалась супница, выдыхающая тоненькую струйку пара из щелочки для черпака.
«Неужели она каждый день готовит Вальдемару такие обеды, да еще с крахмальными скатерками?»
Алина подтолкнула инвалидную коляску к балконной двери. Вальдемар, открывая рукой дверь, почувствовал при этом сопротивление воздушных потоков.
— Сквозняк! Ильза, ты что, опять не закрыла входную дверь?
Из коридора выглянула Светлана:
— Дверь была открыта, и я не стала звонить, сразу зашла! Дверь потянуло сквозняком, еле-еле удержала!
Светлана изрядно намокла и поспешила сбросить с себя мокрый жакет:
— Зонтик не взяла, с утра ведь была чудесная погода. Хотя, это еще ни о чем не говорит. Сколько раз в этом убеждалась, но…
— Вот хорошо, к обеду успела! — засуетилась еще больше Ильза Вальбаум. — Сейчас принесу отбивные, и можно начинать.
«Кому что — а курице просо», — вспомнила Алина поговорку, которую в таких случаях любил повторять Тарас Курилко, простоватый дядька, приехавший двадцать лет назад в Москву из Полтавы, женившийся на москвичке и работавший у них в «Варваре», как это ни удивительно, корректором. При всей незамысловатости его речи и внешности он обладал удивительным природным даром врожденной грамотности. То, чему не научит ни одна школа и ни один филфак — не просто знать правила и аргументировать расстановку знаков препинания, а чувствовать нутром, что должно быть именно так, а не иначе.
В свое время Тарас Михайлович закончил ПТУ, готовившее типографских рабочих, а когда начал работать печатником однажды отличился так, что Первый секретарь Полтавского обкома партии оказался его личным должником.
А случилось вот что. Молодой печатник Тарас Курилко обнаружил в передовице областного партийного органа газеты «Коммунист Полтавщины» опечатку, которая вполне могла стоить кресла ответственному редактору, корректору, директору издательства, типографии и даже самому товарищу Первому. Дело в том, что именно он, Первый секретарь Полтавского обкома партии Григорий Демьянович Криворучко, и числился автором той злополучной передовицы, хотя никому объяснять не надо, что писала статейку, как и все прочие «произведения» областной партийной верхушки, начинающая журналистка и молодая коммунистка Кира Ковалева, занимавшая ответственный пост референта по связям с прессой в областном обкоме партии.
Двадцатипятилетний Тарас работал в ночную смену, как раз когда печатается ежедневная утренняя пресса. Выросший в неблагополучной семье, где и книги-то отродясь не водились, он читал все, что попадалось под руку. Вот и попался ему во время перекура пробный экземпляр завтрашней газеты «Коммунист Полтавщины». С первой страницы на него строго посмотрел сам товарищ Криворучко, и парень решил почитать — что там хорошего обещает партийный босс области.
В статье рассказывалось о перспективных путях развития родной Полтавщины и упоминалось о прошлогоднем визите Брежнева. «Дорогой гость из Москвы Леонид Ильич Брежнев, — прочитал Тарас, — назрал жителей Полтавы…» Тарас внимательно перечитал еще раз — словечко «назрал», так созвучное с очень похожим похабным словом — резало глаз и слух и совершенно не соответствовало месту и времени.
«Это ошибка наборщика! — догадался молодой рабочий. — Там должно быть слово „назвал“. Перепутал всего одну букву — и вот результат. Если кто-то увидит такое в передовице, да еще в статье о Брежневе — может быть катастрофа!»
Тарас схватил газету и побежал к начальнику смены. Станки вовсю печатали газету, которая рано утром должна уже лежать во всех киосках города. Через пять минут все было остановлено, отпечатанный тираж вывезен на задний двор и сожжен под личным контролем директора типографии, которого вызвали по тревоге в два часа ночи.
Но один экземпляр, который с курьером отправляли в обком партии, как только запускали печатные станки, все-таки сохранился. Рано утром товарищ Криворучко, придя на работу, решил первым делом ознакомиться со своей статьей.
Увидев злополучное словечко, он побагровел, затрясся, срочно вызвал к себе заместителя и приказал ему собрать по всем торговым точкам свежую газету. Заместитель осмелился поинтересоваться о причинах столь неожиданного распоряжения. Первый секретарь молча ткнул пальцем в злополучное слово из своей передовицы.
Каково же было его удивление, когда заместитель позвонил ему через полчаса и сообщил, что во всех обнаруженных газетах этой опечатки нет. Первый перезвонил в типографию и «расколол» директора. А «героя» Тараса Курилко вызвал к себе, долго тряс ему руку, пообещал премию, повышение по службе и даже подарил какого-то деревянного орла с метровым размахом крыльев из личной коллекции подношений.
Вскоре Тараса послали в Москву на курсы повышения квалификации, там он познакомился со своей будущей женой Машей и с тех пор живет в столице. Работать ему в дальнейшем пришлось корректором, поскольку для этого, как выяснилось, достаточно быть просто грамотным и внимательным человеком. Кстати, Тарасу приходилось исправлять рукописи и после профессоров филологии.
— …Давайте, давайте, девочки, пообедаем! — сказал Вальдемар Генрихович и по-русски добавил, чтобы соседке не было понятно: — Не откушав обеда, поговорить нам все равно не дадут…
Глава 16
С тех самых пор, как толщина «железного занавеса», постепенно истончаясь, стала превращаться из непроницаемой брони в практически невесомую фольгу, международные полеты из московского аэропорта «Шереметьево» перестали излучать вокруг себя ореол недосягаемой для простого смертного крутизны.
Побывать на Западе может теперь каждый. Правда, появились новые «занавески». Пусть, не такие уж непробиваемые, но все же… Например, материальные. Немногие избранные, запросто пересекавшие границу СССР двадцать лет назад — дипломаты, партийные и государственные функционеры, благонадежные деятели науки, культуры, искусства и «иже с ними» — расплачивались за путешествия из госбюджета. Для них и сегодня все осталось по-прежнему. Цены на билеты «Аэрофлота» рассчитывались по официальному курсу доллара к рублю. Что-то порядка шестидесяти копеек за доллар.
