Анна Михалева - Мечты серой мыши
— Предлагаешь его обыскать?
— Предлагаю его тут оставить! Он же наверняка сообщникам докладывал, где мы.
Я пожала плечами:
— Что конкретно он говорил?
— Ну, я так быстро не понимаю. В его каше я разобрал только несколько слов: Болонья, Рим, Умберто и палач. И я тебе скажу, что последнее слово меня напугало.
Не буду утверждать, что я осталась равнодушна. Все-таки факт, что Свиридов намеренно скрыл от меня знание итальянского, несколько смущал. Но я ведь знала больше, чем Илья. Более странно было бы, если бы с Петровки направили в Италию человека, не знающего итальянского. Чем бы он мог мне тут помочь? И скрывал он свое знание, наверное, не просто так. А то, что слышал мой бдительный любитель приключений, было, скорее всего, переговорами с местными органами правопорядка. Вот как я рассудила. Согласитесь, вполне логично. И очень просто все расшифровывалось: выехали из Болоньи, следуем в Рим. Подготовьте прикрытие или что-то там в том же духе. Умберто мог быть кем угодно — от помощника на месте до прокурора области Лацио. Ну а «палач»… это тоже либо полицейский сленг, либо какая-нибудь версия об убийце. В конце концов, можно Свиридова расспросить о том, что он думает по поводу происшествия в ресторане и как связывает все это с московскими убийствами. Будет еще время.
— Не понимаю, отчего ты, как танк, спокойна! — раскипятился Илья, глядя, как я монотонно пережевываю третье печенье. — Ты давно его знаешь?
— Кугу?
— Да Свиридова этого!
— Укулу трух мыцыф… — не моргнув глазом, соврала я.
— И все это время он скрывал, что знает итальянский?!
Я проглотила печенье:
— Мы с ним только на русском общались. А Дракон просто так в Италию человека не направит. Кроме того, я не понимаю, чего ты так переполошился. Свиридов мог говорить по телефону с кем угодно, хоть со своим приятелем. Может, у него приятель — итальянец.
— Но при чем тут палач?!
— А как бы ты рассказал все, что с тобой приключилось? Едем из Рима в Болонью, дорогой Умберто, потому что какой-то палач меня чуть не пригрохал из ружья. Жди в гости, готовь пасту, привет жене.
— Хм-м…
Судя по всему, я внесла некоторую смуту в его обоснованную подозрительность.
— Так что выпей кофе, и поехали дальше.
— А если ты не права? — все-таки подозрительность в нем была очень сильно развита.
— Послушай, — я всунула в его холодные пальцы горячий стаканчик, — если тебе человек кажется странным, это еще ничего не значит. Пойдем и спросим у него, с кем он трепался в туалете. Думаю, он тут же даст нам достойное объяснение.
— Если это друг, то почему он не трепался с ним, когда мы ехали в машине? — Илья прищурился.
— А черт его знает! — мне надоело выкручиваться за следователя с Петровки. В конце концов, он мог бы и получше соблюдать конспирацию. — Ты его постоянно поддевал. Да и потом, в него все-таки стреляли. Может, он только теперь немного расслабился. Идем спросим.
— Ни в коем случае! — Илья перешел на испуганный шепот. — Ты что?! Я буду за ним следить. И тебе советую. Не упускай его из виду.
— Где-то я это уже слышала… Кажется, фильм такой был: сначала он прыгал с унитазом на ноге, потом горел в ванной, в общем, не сладкое у мужика выдалось путешествие. Насколько я помню, в комедии этой играл Пьер Ришар.
— Это ты к чему?
— Так… к слову.
— Намекаешь, что я идиот?! — обиделся он.
— Ни в коем случае. Просто в следующий раз, подслушивая Свиридова в туалете, не провались в унитаз. Знаешь, он очень некрасиво сидит на ноге.
— Глупости! Я тебе докажу, что ты не права.
Что он имел в виду? Я не стала разбираться. Пожала плечами, потом взяла его за руку и вывела на улицу, оставив удивляться сонного кондитера, что встречаются русские, более экспрессивные, чем итальянцы.
* * *Не помню, в какой момент я отключилась. Снился мне серый кошмар с участием до боли знакомых лиц. Я спала и думала: «Господи! До чего же вы мне наяву-то надоели. И какого дьявола вы мне еще снитесь!» А снились мне Свиридов и Илья, которые ехали вместе со мной в машине по ночной Италии и постоянно выясняли отношения. Я то и дело пыталась их урезонить, журча, что, раз уж судьба закинула нас в одно замкнутое пространство — машину, имеет смысл хотя бы молчать. Но те все не унимались. Илья фыркал, что, мол, Свиридов — итальянский шпион и место ему на Соловках, а Свиридов шипел в ответ, что еще непонятно, кто из нас троих шпион и кого бы следовало для профилактики придушить ритуальной тесьмой. Под конец они сошлись на том, что шпион скорее всего я, поскольку веду себя слишком подозрительно. Ну, и каждый из них полез в карман, приговаривая, что пора совершить ритуальное действо. И тут, к своему облегчению, я больно ударилась лбом о стекло и проснулась. В окно стучал дождь. Небо серело.
Утро как-то не задалось. Удивительно, но, несмотря на то, что во всей Италии не сыщешь человека, не умеющего прекрасно готовить, в кафе, где мы решили позавтракать, еда была отвратительной: подгоревшие гренки, яичница, по вкусу больше напоминающая резиновую подметку, слегка вымазанную яичным порошком, холодные сосиски, одеревеневшая пицца, салат… брр!
И встретили нас как-то хмуро. Маленькое придорожное кафе являлось источником доходов довольно большой семьи. Зайдя в него, мы попали на семейный завтрак с кучей сопливых детей, бабушками, дедушками, тетками, свояченицами, которые, словно сговорившись, притащились сюда со всей Италии именно сегодня. Все они сидели за столами, чем-то чавкали, прерываясь лишь на то, чтобы вставить пару десятков громогласных реплик в общий гвалт. В воздухе витали дурные запахи подгоревшей муки, вареного лука, кислых овощей, сдобренные густым ароматом скандала. Я было попятилась к двери, но Илья настойчиво пропихнул меня к середине зала, заметив, что водителей принято кормить по утрам, иначе они обессилят и никуда больше не повезут. Нам со Свиридовым оставалось лишь покорно опуститься за единственный свободный стол в углу зала. Хозяйка заведения, меча молнии гнева, вышла из-за стойки и бухнула перед нами меню — небольшой пожелтевший листок, исписанный мелким почерком.
— Интересно, какие мы по счету посетители этого ресторана? — Илья покосился на плотных итальянцев, запихивающих в себя пасту.
— Сдается мне, что последние, — ухмыльнулся следователь.
А мне стало интересно. Баталия в скромном зале разворачивалась нешуточная. Кажется, мы уже пропустили самое интересное, то есть объявление причины скандала, а попали лишь на коду. Хозяйка, дама довольно пышная и растрепанная, очень похожая на престарелую ворону, крикливо нападала на скудного телом пучеглазого мужичка в белой майке и спортивных штанах с вытянутыми коленками:
— Кобель! Все гуляешь, чтоб тебя черти заживо съели, и в аду бы им ничего не досталось! Чтоб отсохло у тебя то, чем ты так гордишься! Чтоб моя дорогая Лаура пришла в себя и отрезала тебе твое потаскушное место обувными ножницами. А если моя дорогая Лаура не прекратит выть, как корова, я сама тебе все это отрежу вот этим ножом! — она красноречиво потрясла над головой огромным тесаком и показательно обрушила его на морковь, съежившуюся перед ней на разделочной доске.
Впечатлительный пучеглазый мужичок ойкнул и обмяк всем телом.
Лаура сидела за соседним столом и всхлипывала.
— Да что с ней разговаривать, — возмутился дед за соседним столом. — Сама его потащила!
— Молчите, папа! Тетя вчера промыла ваш слуховой аппарат настойкой Бруно. Так что вы все равно ничего не слышите. Толку-то от вас и от ваших советов…
— Какого дьявола поганишь мою настойку! — взревел толстый мужик в клетчатых шортах и шлепанцах, по всей видимости, хозяин заведения. — Я не для того ее готовил, чтобы взбалмошная дура переводила ее на ушной аппарат.
— А ты бы за собой следил, поганый недоросль! Даром, что женился и нарожал таких же тупоголовых детей, как сам! — тут же последовал ему ответ от противоположной стены. — Кто третьего дня стянул мой бюстгальтер?
— Бруно! На кой черт тебе понадобился ее бюстгальтер? — озадачилась еще одна дама, так же, как и хозяйка, сильно смахивающая на ворону.
— Да сдались мне ее мешки для картошки, — огрызнулся Бруно.
— Ты думал, я не замечу? — взвыла пострадавшая. — Думал, не пойму издевательства? Я тебя с детства знаю. В сарае, за бочкой, развесил мой бюстгальтер и сунул в него два арбуза. А я его в Милане всего десять лет назад купила, когда мы с моим покойным Марио… — тут послышались жалостливые всхлипы.
— Оставьте его, мама, — пискнула Лаура.
— Черта с два я спущу твоему кобелю его выходку. Не отрежешь сама, прокрадусь ночью и отрежу ему все начисто. Походишь у меня евнухом! — пригрозила хозяйка.
— А зачем ты запер меня в туалете прошлой весной? — сквозь всхлипы донеслось от противоположной стены. — Ты хотел, чтобы я больше не вышла. Ты хотел, чтобы я замолчала навсегда. Ну так я вышла и буду говорить, пока ты не сдохнешь!
