Георгий Брянцев - Следы на снегу
Тот улыбнулся одними глазами.
- Вот уж на фронте мы никак бы не встретились.
- Почему? - задал вопрос Петренко.
- Я был по ту сторону фронта.
- В тылу у немцев?
- Да.
Петренко шумно вздохнул и сказал, обращаясь впервые к майору по имени и отчеству:
- Ну, вам, Роман Лукич, есть о чем рассказать. Это ведь не шутка - в тылу врага.
- Да, бывало всякое, - уклончиво ответил майор. Он вообще не любил много говорить, а тем более не любил говорить о себе. - Когда-нибудь, в другое время поговорим. Сейчас же я предлагаю отдыхать.
- А дежурить по очереди не будем? - поинтересовалась Эверстова.
- Не будем, - ответил Шелестов. - Имея такого сторожа, как Таас Бас, можно спать спокойно. Как, отец? - обратился он к Быканырову.
- Точно, Роман Лукич. Он за версту чужого учует...
Вскоре в палатке стояла тишина.
*
* *
Проснувшись утром и высунув голову из спального мешка, Эверстова увидела майора. Он сидел по-восточному, подобрав под себя ноги, перед маленьким кусочком зеркала, прикрепленным к шесту, и брился.
Печь уже горела, и в палатке было тепло.
Эверстова обвела взглядом палатку и убедилась, что спальные мешки Быканырова и Петренко пусты.
"Здорово! - подумала Эверстова. - Оказывается, одна я всех переспала!"
Но рассвет едва-едва занимался.
Эверстова вылезла из мешка.
- Доброе утро, Надюша! - приветствовал Эверстову Шелестов, не поворачивая головы, и продолжал усердно водить бритвой по щеке.
- Доброе утро, Роман Лукич! Проспала я?
- Пока еще нет. Официально подъема не было.
- А вы знаете, как чудесно спалось. Я уже давно так не спала.
- Вы... - раздался снаружи голос Петренко. - Вы северянка, а что сказать мне, южанину? Я еще никогда не испытывал такого удовольствия. И если бы кто-нибудь сказал мне год, полгода тому назад, что можно так хорошо спать на таком морозе, в тайге, я бы ни за что не поверил.
Эверстова откинула полог палатки, сделала шаг и ахнула.
Лейтенант, оголенный по пояс, набирал пригоршнями снег и натирал им лицо, руки, плечи, грудь.
- Это же безумие! - вскрикнула Эверстова. - Роман Лукич! Посмотрите, что он делает.
- Знаю, видел... Ничего страшного, - отозвался Шелестов.
- Закалка, Надюша. Это большое дело - закалка, - повернувшись к Эверстовой, сказал Петренко. - Вы простите, что я вас называю по имени.
- Это не страшно и не опасно, а вот вы можете легкие простудить.
- Ерунда, - уверенно ответил Петренко, забежав в палатку. - Теперь я разотру тело вот этим мохнатым полотенцем, и все. Я всегда зимой снегом натираюсь, а когда нет снега, обливаюсь холодной водой.
Под смуглой, блестящей кожей лейтенанта перекатывались крепкие мышцы.
- Все это хорошо, - продолжала Эверстова. - Но не надо забывать, что вы не на Украине, а в Якутии.
- Напрасно беспокоитесь, Надюша, - вмешался в разговор Шелестов. Привычка - большое дело.
Эверстова покачала головой, вошла в палатку и посмотрела на свои часы.
- У меня сейчас сеанс с Якутском.
Шелестов окончил бритье.
- Ладно, - сказал он. - Работайте, а мы с лейтенантом приготовим завтрак...
Якутск передал, что Белолюбский на Джугджуре неизвестен, что инженер Кочнев не покончил с собой, а убит, и что убийц надо найти и задержать во что бы то ни стало.
Шелестов прочел радиограмму и покачал головой.
"Значит, экспертиза подтвердила мой вывод, - подумал он. - Конечно, убит, и задержать преступников надо при всех обстоятельствах".
Завтрак, состоявший из нарезанной крупными ломтями колбасы, сливочного масла, пшенной каши из концентрата и чая, был готов, но все ждали возвращения Быканырова, который, встав раньше всех, ушел на лыжах, заявив майору, что хочет "мало-мало погулять".
Вернулся охотник, когда уже рассвело.
- Ну как, следопыт? - встретил его вопросом майор Шелестов.
Быканыров не торопился с ответом. Он развязал шарф, опустился на корточки, набил трубку табаком, распалил ее и лишь тогда заговорил:
- Вперед ходил, по следу... Когда едешь - одно, а когда идешь другое дело. Однако, я правильно думаю: с Белолюбским бежит тот, который был у моего дома.
- Из чего ты заключил? Садись, ешь, - сказал Шелестов.
- Холодно. Они едут-едут, а потом то один, то другой сойдут с нарт и бегут рядом. Греются. И у одного ноги разные. Видать, хромает. И тот хромал.
- И вы в темноте увидели? - усомнился Петренко.
- Увидел, - коротко бросил старик и принялся за еду.
- Я не пойму, отец, что тебе дает это открытие? - пожав плечами, сказал Шелестов. - Тот это или не тот, не вижу в этом разницы.
Быканыров, занятый едой, промолчал.
ВРАГ ПУТАЕТ СЛЕДЫ
С раннего утра с севера подул слабенький и в другое время года почти неощутимый ветерок. Но сейчас, когда температура опустилась за сорок градусов, этот "ветерок" палил и обжигал до боли. Он дул немного слева, сбоку, и когда Шелестов и его друзья преодолевали открытые места, то ветер безжалостно выдувал из одежды остатки тепла, заставлял делать движения, допустимые при сидячем положении.
Стоило на какие-то секунды снять рукавицу, как пальцы рук обжигало точно огнем.
Мороз пробирал основательно, "до самых костей", сковывал тело, ноги людей, неподвижно сидящих на нартах, и потому все изредка сходили с нарт и делали пробежки.
След преступников по-прежнему то уходил в тайгу, то выбирался на открытые места, а потом привел к широкой замерзшей реке. Ее можно было угадать по одному крутому берегу и по заснеженным торосам, которыми она ощетинилась.
По неподвижной, взъерошенной, точно шерсть вырвавшегося из драки медведя, поверхности реки, можно было судить о единоборстве, поединке двух стихий: воды и мороза, происшедшем в начале зимы. Вода, видно, долго боролась, сопротивлялась, а мороз наседал и одолевал. Наконец, река, обессиленная, замерла, притихла, накрепко скованная морозом. Он покрыл ее толстой и прочной корой льда, от берега до берега. Но подо льдом, если прислушаться, кипела, сердито бурлила и глухо рокотала неуемная вода. И в этом рокоте можно было распознать угрозу: "Подожди, придет и мой черед, пусть только пригреет весеннее солнце, пусть только придут ко мне талые воды, прибавят мне сил, и я покажу тебе, мороз, какова я. Я сброшу с себя прочь твой ледяной панцырь и опять побегу свободно..."
След преступников повел по отлогому берегу реки, забежал в ее излучину, а потом вдруг забрал в сторону, на восток.
Не хотелось останавливаться, не хотелось терять времени, не особенно приятно было снимать рукавицы и на таком холоде доставать карту и компас, но другого выхода не было.
"Черт бы побрал этого Белолюбского, - подумал про себя майор. - Чего его тянет в сторону?"
Шелестов извлек из планшетки карту, снял с правой руки спиртовой компас и через несколько минут убедился, что беглецы изменили направление своего движения. Если раньше они мчались строго на северо-восток, то теперь неожиданно повернули на восток.
- Н-да... Непонятно, что они затевают, - высказал вслух свои мысли Шелестов. - Или хотят пробиться к чукчам, или к корякам...
- У них путь один, - вставил Быканыров. - И у нас путь один.
Все поправили шарфы, повязали их повыше, потуже, закрыв рот, нос и оставив только узенькие щелки для глаз.
Из-за отрогов сливавшегося с горизонтом далекого горного хребта поднялось бессильное, напоминающее сейчас рефлектор, солнце. Оно светило ярко, невольно заставляя опускать веки, но совсем не грело. В его косых лучах клубились мириады мельчайших, точно пылинки, хрусталиков.
Все сели на свои места. Шелестов тронул переднюю упряжку. Помчались олени, заскрипели полозья нарт. И опять началась погоня.
А след преступников забирал все правее и правее, наводя на бесплодные размышления Шелестова и его друзей. И в самом деле, что заставило беглецов изменить направление? Препятствий, если глядеть на северо-восток, никаких не было. Река не могла служить препятствием, а широкая долина ее, покрытая ровным слоем снега, представляла даже удобство, в сравнении с тайгой и самой рекой. В чем же дело?
"Значит, они что-то затевают, - рассуждал про себя Шелестов. - А что именно, при всем желании понять пока трудно".
Думал об этом и лейтенант Петренко:
"Остается только преследовать, - размышлял он. - Стараться побыстрее сократить расстояние и поскорее нагнать их. Никакая выдумка, смекалка, находчивость здесь ни при чем. Не помогут. Да и что придумаешь? Ничего".
И старый охотник Быканыров был занят мыслями.
"Однако, хуже нет ожидать или догонять, - думал он. - Можно разъехаться в разные стороны, но что толку от этого?"
Да, толку в этом никакого не было. И маловероятна была возможность, бросившись в разных направлениях, перерезать вдруг путь беглецам. Перед глазами бежал единственный след, он забирал все правее, он мог и дальше забирать правее, но мог неожиданно свернуть и в противоположную сторону.
Шелестов все понукал и понукал оленей, наращивая темп бега.
