Рекс Стаут - Лига запуганных мужчин
Поставив машину в гараж, я направился домой. Было уже время обеда. Когда я зашел в дом, Вульф сидел за своим письменным столом в кабинете и чем-то занимался. Поднос с пивом был отодвинут в сторону, а сам он склонился над какой-то бумажкой, рассматривая ее через увеличительное стекло под сильным светом. Он поднял голову, кивнул мне вместо приветствия и снова вернулся к бумаге. Под пресс-папье лежала стопка точно таких же листков. Текст, отпечатанный на машинке, начинался со слов: «Надо было б меня вам убить и следить за последним мгновением…». Это было первое угрожающее письмо.
Вскоре он еще раз взглянул на меня, заморгал и положил лупу на стол. Я спросил:
— Это образцы шрифта от Фаррела?
— Да. Мистер Фаррел принес их десять минут назад. Он решил взять образцы шрифта всех машинок, имеющихся в канцелярии мистера Оглторпа. Два я проверил и отложил, они помечены красными чернилами. — Он вздохнул. — Знаешь, Арчи, что удивительно: из-за того, что день в это время года становится короче и так быстро темнеет, почему-то кажется, что время между ленчем и обедом удлиняется. Наверное, я уже упоминал об этом.
— Не слишком часто, сэр. Максимум один-два раза в день.
— Неужели? Это явление заслуживает более частого упоминания. Ты уже вымыл руки?
— Нет еще, сэр.
— Сегодня на обед пара фазанов, стоит поторопиться.
И я поднялся в свою комнату.
После обеда мы вместе поработали над образцами Фаррела. Их было шестнадцать. Он не очень-то хорошо умел печатать на машинке, но для наших целей это было неважно. Я принес себе лупу из оранжереи, а Вульф пользовался своей. Не имело значения, каким письмом мы воспользуемся для сравнения, так как мы точно установили, что все они были напечатаны на одной и той же машинке; разве что могли быть разные копии. Мы работали тщательно и не отбрасывали ни одного образца до тех пор, пока оба не проверили его. Вульф любит такого рода работу, он наслаждается каждой ее минутой; просмотрев весь листок и убедившись, что буква «а» на нем не вылезает из строки, а буква «н» не косит, он удовлетворенно ворчал и протягивал листок мне. Сам я люблю такую работу только тогда, когда она может нас куда-нибудь привести. Чем ближе мы подходили к концу стопки, обозначая один листок за другим красными чернилами, тем грустнее я становился.
Около десяти часов я встал, подал Вульфу последний листок и отправился на кухню за кувшином молока. Фриц сидел там и читал французскую газету. Он начал хихикать надо мной:
— Если ты будешь пить молоко с таким мрачным видом, оно у тебя прокиснет.
Я спокойно показал ему язык и вернулся в кабинет. Вульф скрепил копии скрепкой, а оригиналы положил обратно в конверты. Я пробурчал:
— Ну что ж, сегодня мы провели прекрасный и плодотворный вечер, не правда ли? — после чего отпил молока и облизал губы.
Вульф возвратился в кресло и сцепил пальцы на животе. Глаза его были почти полностью открыты. Наконец он произнес:
— Мы пали жертвой остроумия мистера Чейпина. Но зато мы установили один факт: он не печатал писем с угрозами в канцелярии своего издателя. Однако он их печатал и вне всякого сомнения намерен печатать следующие, то есть эта машинка существует и ее можно отыскать. У меня уже готово следующее задание для мистера Фаррела, несколько сложнее, однако попробовать стоит.
— Я и сам мог бы предложить вам несколько таких заданий. Поручите ему заполучить образцы шрифтов пишущих машинок в конторе Леопольда Элкаса.
Брови Вульфа слегка поднялись:
— Почему именно Элкаса?
— Тут такое дело: инспектору Кремеру пришла в голову идея поручить кому-то в Италии разыскать мистера Сантини. Само собой, идея довольно глупая, но придумал он это на свою собственную шею. Сантини вспомнил, что, когда они в тот раз все вместе вышли из конторы, Элкас зачем-то вернулся и оставался там примерно полминуты. На то, чтобы бросить несколько таблеток в виски с содовой, времени вполне достаточно.
— Но едва ли достаточно для того, чтобы украсть пузырек из кармана мистера Дрейера и потом положить его обратно. Я уже не говорю о том, какой ловкости и проворства это потребовало бы.
— Разумеется. Но это сделал заранее Чейпин и передал таблетки Элкасу, возможно, даже за неделю до этого.
— В самом деле? И об этом сообщили в последних известиях?
— В голове у Кремера. Но в один прекрасный день это могло бы быть у него в кармане. А нам пришлось бы раздобыть зеркало, чтобы посмотреть, как мы будем выглядеть, если окажется, что он сам до всего додумался. И еще одна вещь: Элкас нанял человека, чтобы следить за Чейпином.
— Это тоже родилось в голове мистера Кремера?
— Да. Тоже. Однако один из этих шпиков…
— Арчи, — Вульф погрозил мне пальцем, — мне кажется, тебе пора иметь свою точку зрения. Нельзя допускать, чтобы сложность этого дела заставила тебя поглупеть. Возьмем, к примеру, инспектора Кремера. Он прекрасный человек. В девяти случаях убийств из десяти его услуги были бы гораздо более ценными, чем мои. Но обрати внимание: мне приходится регулярно соблюдать рабочее время, я не смогу ничего сделать там, где на расстоянии вытянутой руки нет бутылки хорошо охлажденного пива, я не умею быстро бегать. Если я буду вынужден совершить какое-либо значительное физическое усилие, например, убить гада, я весь день буду чувствовать голод. Но в данном деле или же в любом другом, которое нас интересует, совершенно не нужно принимать во внимание величину черепа мистера Кремера. Думаю, что за семь лет ты мог бы это понять.
— Разумеется. Я и не говорю о его голове, — я махнул рукой, — но его факты? Например, тот факт, что Элкас возвращался один в контору?
Вульф покачал головой:
— Видишь ли, Арчи, штурвал на корабле мести мистера Чейпина вытворяет такие выкрутасы, что у тебя от этого закружилась голова. Вспомни, какие обязательства мы приняли на себя в своем меморандуме: освободить наших клиентов от страха перед намерениями Пола Чейпина. Даже если бы удалось доказать, что виски мистера Дрейера отравил доктор Элкас, — в чем я сильно сомневаюсь, — зачем ему это делать? Нет уж, давай придерживаться круга своих собственных обязанностей и желаний. Трудно отрицать, что инспектор Кремер, как и любой другой, может располагать каким-то полезным для нас фактом, и тогда мы будем это приветствовать. Однако данные факты выходят за круг наших обязательств.
— У меня по этому вопросу иное мнение. Давайте предположим, что Элкас все же всыпал эту дрянь в стакан Дрейера. Ясно, что Чейпин тоже был в этом замешан, достаточно лишь взглянуть на второе угрожающее письмо — как же вы хотите приписать Чейпину вину за убийство Дрейера, не доказав одновременно, каким образом в этом замешан Элкас?
Вульф кивнул:
— Твоя логика безупречна. Но твое предположение абсурдно. Я совершенно не намерен доказывать вину Чейпина в убийстве Дрейера.
— Так какого черта! — воскликнул я, прежде чем до меня дошло, что именно он сказал. Я остановился и вытаращил на него глаза.
Он продолжал:
— Трудно было бы ожидать от тебя, чтобы ты знал Пола Чейпина так же, как я его знаю. Ты ведь не находишься с ним в таких обширных и доверительных отношениях, как я, — посредством его книг. Он одержим дьяволом. Старая, милая мелодраматическая фраза, не так ли? Это можно было бы выразить и в современных научных терминах, но сказано было бы столько же, а звучало бы крайне туманно. Он одержим дьяволом до определенной степени, но необычайно хитер. В эмоциональном плане он инфантилен и даже отдает предпочтение кузнечику перед кузнецом, если объект его страсти недосягаем. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что он женился на Доре Риттер вместо ее хозяйки. Его интеллектуальные способности таковы, что довольно сомнительно, можно ли вообще получить вещественное доказательство какого-либо его поступка, если он задумает остаться при этом анонимным. — Он замолчал, чтобы выпить пива.
Я заметил:
— Если вы хотите тем самым сказать, что вы отказываетесь от этого дела, то вы уже затратили массу времени и денег, а если хотите сказать, что вы намерены ждать, пока он не угробит следующего, и пошлете кого-нибудь следить за ним, чтобы застукать его за этим делом, то раз он уж такой ловкий, как вы утверждаете… — Я отпил молока.
Вульф вытер рот и продолжал:
— У нас есть наше обычное преимущество: мы в наступлении. Причем мы атакуем противника в его слабое место, это естественно. Учитывая, что мистер Чейпин так не любит вещественных доказательств и настолько умен, что может их избегать, мы уйдем с поля разума и нападем на его слабое место, на его эмоции. Сейчас я тебе расскажу, к какому решению я пришел в прошлое воскресенье. Мы уже накопили столько амуниции, сколько было возможно. Разумеется, мы не можем недооценивать факты, и мне необходимы еще два-три, тогда я буду уверен, что смогу убедить мистера Чейпина признать свою вину. — Вульф допил свой стакан.
