Галина Романова - Соперница с обложки
– Хорошо, встретит, – пообещал Дмитриев, получив еще один тумак по спине. – А ты мне сейчас по телефону не намекнешь, что именно…
– Нет, не намекну, – неучтиво оборвала его Ангелина. – Все ему расскажу… если заслужит. Пока, пока.
– Вот теперь ты понял, на что меня толкаешь, а! – заорал Давыдов, как только разговор закончился, и снова начал таскать стул по кабинету. – Я же пяти минут не выдержу, Андрюша, с этой дурой!
– Выдержишь, – перебил его Дмитриев. – Неизвестно, что она нашла, роясь в мининских шкафах. Это может быть очень важной уликой.
– Роясь в его шкафах!.. – простонал Саша и, поставив стул наконец в центр кабинета, оседлал его. – Представляешь, что за штучка! Какое она право имела по его шкафам лазить? И ты меня – в пасть этой акуле!.. Ладно, в интересах дела я потерплю, конечно, но и ты давай коли этого Лозовского. Сколько он будет молчать, интересно?! Совсем, что ли, идиот, не понимает, что только усугубляет все своим молчанием? Ты ему уже сказал, что экспертиза установила, что кровь, которой было заляпано все в кабинете Волиной, и его кровь идентичны?
– Сегодня собираюсь, – нахмурился Давыдов. – Это последний мой аргумент. Если и это не припрет его к стенке и не заставит говорить, тогда просто не знаю, что делать.
– Что делать? В суд дело передавать, вот что делать! Ты его жалеешь, не пойму, что ли? – Саша с подозрением прищурился. – Чего жалеешь-то, а, Андрюша? Думаешь, не он маму с дочкой убил?
– Какой ловкий! Труп Волиной не найден, во-первых, до сих пор. Может, она жива и скрывается где-нибудь. Может, это она дочку того и в бега подалась. На трупе Аллы ни единого синяка или царапины. Есть заключение, что она умерла от передозировки. О каких убийствах речь, милый?! Все, что мы можем предъявить ему сейчас, – это то, что он с целью грабежа проник в кабинет своей начальницы и любовницы и…
– Ограбил, а потом убил ее, когда она застала его на месте преступления, – закончил все и за всех знающий Давыдов. – Труп спрятал. И теперь играет в глухую несознанку.
– Каким, интересно, образом он труп мимо охраны протащил? Никто ведь из охранников ничего не видел.
– Ага, только потом один из них погиб под колесами неизвестной машины.
– Но погибает-то в тот момент, когда Лозовский уже сидит! – разозлившись, Давыдов резко ударил ладонью по столу. – Это что может значить?
– Что у него был сообщник, – беспечно подергал плечами Давыдов.
– Или что Лозовский никакого отношения ко всем этим преступлениям не имеет. Или что Сурков этот в самом деле задумался и проворонил машину.
– А как тогда все в кабинете запачкать кровью сумел твой Лозовский, если он ни при чем? – снова начал заводиться Саша. – А Сурков этот… За хлебом он с портфелем пошел. Ты поверил?
– Мало ли, может, он и водки еще собирался прикупить.
– Пакеты существуют для этих целей! И с дисками камер наблюдения не все понятно. Охранники говорят, что ничего не пропало, что все диски на месте, а как же тогда на них не зафиксировано то, как попал в здание злоумышленник?
– А ведь и верно, – закивал Давыдов, он совершенно упустил из вида этот факт. – В кабинет Волиной, допустим, по карнизу. А в само здание-то? Не по воздуху же этот человек прилетел? Как-то он в здание попал?.. Теперь понятно, что не договорил мне Сурков.
– И что же?
– Он обиделся на меня при первой нашей встрече, ведь я с ним не очень дотошен был. Что-то порывался мне сказать, а потом передумал. Может, гнева хозяйки побоялся. Может, мне решил не помогать. Но потом, видимо…
– Решил на своей осведомленности подзаработать и загремел под колеса машины, – ввернул Давыдов. – Как тебе такое, Андрюша?
– Считаешь, что записи с камер наблюдения были у него?
– Не со всех камер. Достаточно одной. Той самой, которая просматривает вход в здание.
– Охрана представила запись?
– Да, но… Но на ней ничего и никого. Где гарантия, что это не копия, с которой удалили все, что нужно? Может, этот Сурков взял настоящий диск, сделал копию, убрав с нее то, что мы не должны видеть. Подождал, подождал хозяйку, да и решил подзаработать. Как тебе такое, Андрюша? – Давыдов со вздохом дотянулся до своего стола и выдернул из пачки бумаг сводку за неделю. – Только ведь никто разбираться с этим наездом не станет. И никто его связывать не будет с нашим делом. У нас и дела-то как такового нет. Лозовскому мы если что и можем предъявить, тут ты прав на все сто, так это проникновение в кабинет Волиной. Все остальное в суде развалится, как бы мне ни хотелось припереть его к стене.
– Нужно искать Волину, – подсказал Дмитриев, отбирая сводку у Саши и внимательно в нее вчитываясь. – Да… Александр Сурков погиб в результате несчастного случая. Заметь, не умышленного наезда, а в результате несчастного случая. Это уже готовое заключение, оспаривать его никто не станет. Нам свои же в глотки вцепятся, намекни мы им, что Суркова умышленно убил человек, который приехал к нему на встречу. Скажут, вам дел нераскрытых мало? Ведь одно дело искать водителя с исковерканной машиной, а другое – искать киллера. Понял ход моих мыслей?
– Да понял я. Свои же нам первые скажут, что Сурков мог зазеваться, мог под колесами оказаться из-за собственной рассеянности, таких дел по стране – сотни. А вот когда давят нарочно… – Саша со вздохом глянул на коллегу и покачал головой. – На одну Ангелину теперь, получается, и надежда. Не раскрути я ее на откровенность, дело Марианны Волиной, которого по сути-то еще и нет, может на долгие годы покрыться пылью.
– Да, дорогой, на тебя одна надежда, – выдохнул наконец с облегчением Дмитриев, поняв, что друг сдался и больше на него не дуется. – Не просто же так она Светке моей сказала, что Минин прячет в своем шкафу бомбу, которая может звезды на моих погонах сделать крупнее.
– А на моих?! – притворно возмутился Давыдов.
– Будут и тебе комиссионные, лишь бы дело выгорело. А теперь ступай, Лозовского ко мне с минуты на минуту приведут.
– Мне нельзя поприсутствовать?
– Лучше не стоит. – Дмитриев открыл сейф, чтобы достать оттуда тоненькую папочку с тесемками, которая все никак не хотела пополняться новыми сведениями. – Постараюсь дожать его сегодня результатами анализа крови, может, и сломается наш красавец.
Глава 15
Его снова вызывали на допрос, смысла в котором он совершенно не видел. Они ничего не знали, ничего не могли ему предъявить. Они топчутся, бьются, непрозрачно намекая ему всякий раз, что крепко держат его за жабры, только так и выпустят, оставшись ни с чем.
Потому что у них на него ничего нет. Ничего!
Он никого не убивал и убивать не собирался. Алла закончила свою бестолковую беспутную жизнь именно так, как и должна была закончить. Марианна…
Марианна где-то прячется, в этом Лозовский был просто уверен. Она просто взяла и оторвалась ото всех, оторвалась от проблем, от боли. Она ушла, уехала, убежала. И это ее выбор, ее право. Он-то здесь при чем?! Его-то за что держат в вонючей камере?
Слава богу, хоть посадили в одиночку. Это помогает держаться. Помогает, не участвуя в общих тюремных беседах, говорить с самим собой. Есть возможность еще раз прокрутить все, что с ним случилось, все осмыслить, проанализировать.
Хотя ни к чему хорошему его самоедство пока не привело. Только еще сильнее сам себе стал противен.
Первый и самый главный вопрос, которым он себя без конца бичевал: зачем он спутался с Марианной Волиной, как ни странно, так и остался без ответа. И, как ни странно, Лозовский однажды, рассматривая сквозь решетку серое октябрьское небо, поймал себя на мысли, что скучает по ней. Скучает по ее телу, всегда послушному в его руках, скучает по ее смеху, по ее мудрости, по ее умению молниеносно расставлять все по своим местам.
Будь она рядом, он никогда не попал бы в такую нелепую ситуацию. Она ни за что бы не позволила этим желторотым следователям глумиться над ним, она давно бы вытащила его отсюда и простила бы. За что? Да за то, что он наговорил ей тем их последним вечером. За то, что не разобрался в себе, за то, что поспешил.
Он уже много раз пожалел об этом. Много раз пожалел о том, что поселил с собой рядом Наташу.
Да не потому же, господи боже мой, что с Марианной ему было гораздо удобнее! Не потому!
Ведь именно так многие думали о нем. Многие не рассматривали их чувства как истинные. Для Марианны, может, и делали скидку. Может, и верили, что Ярослав Лозовский – последняя ее припозднившаяся любовь.
А вот что касалось его…
Ему доставалось. Он знал, что доставалось. В его любовь к Волиной никто не верил. Считали его альфонсом, а то и просто дураком, прожигающим свою молодость на старых костях.
И что самое страшное, он и сам так стал со временем думать. Он сам, поддавшись общественному скудоумию, наслушавшись скабрезностей, умело вдуваемых ему в уши Алкой, стал думать, что с Марианной пора расстаться. Что он не любит ее, вернее, разлюбил. Что это откровенный мезальянс. Что их союз – лишь тема для насмешек.
