Андрей Бинев - Завтрак палача
Но главное, что имел Аугусто Кордейро, так это его двенадцать взрослых сыновей (самому младшему из них, когда я приехал, исполнилось лет пятнадцать или шестнадцать), четыре дочери, сорок семь внуков и еще видимо-невидимо племянников и детей разных кузенов и кузин. Все молодые родственники были работоспособны и исполнительны. Никаких пьяниц, наркоманов или бандитов в двадцати трех постройках фазенды старика отродясь не было. В центре небольшого городка (а как его еще назовешь!) высился его огромный дом с колоннами, фонтаном, посадками, а вокруг разместились разные строения, где жили родня и работники.
Моя мать была знакома с женой Дона Аугусто. Та и предложила ей прислать меня. Мать потому согласилась, чтобы, во-первых, выбить из моей пустой башки сан-паулускую дурь, а во-вторых, заработать немного на учебу в следующем году, о которой она мне все время талдычила. Делать я ничего не умел, но супруга Дона Аугусто заверила, что, по крайней мере, к секретарскому и счетному ремеслу старик меня приучит. Ему якобы все время требовались более или менее грамотные работники в головную контору.
Вообще-то старик постоянно нанимал со стороны десятки людей для самых разных работ, предоставляя им кров и сносное питание. Единственное, что требовалось, — не болтаться попусту во владениях, не отказываться от дела, не пить спиртного, не принимать наркотики и не портить девок. А так — делай, что пожелаешь! Правда, я не знаю, что еще, кроме того, что нельзя, можно пожелать для души, но правила есть правила. И уж коли нанялся, делай, как велено. Иначе зачем ты сюда приперся?
Старика очень уважали не только в округе, но даже еще в двух западных штатах. Там ценили его продукцию: мясо, молоко, масло, шкуры животных, зерно, кофе, хлопок, тростник. Да и много чего еще. А какие лошади у него были! Загляденье прямо! А быки! Звери, а не быки! Их отбирали на главные «торадо» в году. У нас так корриды называют. Да что быки! А свиньи, птица, овцы… Все там было самым лучшим, самым чистым и здоровым.
Мудрец он был, этот Дон Аугусто. А ведь начал лет за сорок пять до этого с одного скромного загончика для лошадей и с маленькой одноэтажной фазендочки в тех же местах. У него тогда всего двое маленьких сыновей было, одна дочь и молодая красивая жена. Это потом они уже нарожали кучу детишек.
А еще старика уважали в банках. Ему давали кредиты, как у нас в Сан-Паулу, в нашем цветном квартале, девкам — поцелуи. Хочешь? На! Хочешь больше? На еще! Дай только немного подержаться за тебя. И сама подержись…
Всем, абсолютно всем командовал этот старик — невысокий седой худой человек с узловатыми крестьянскими руками и умными карими глазами.
Он был очень немногословен. Но когда требовалось что-нибудь сказать, Дон Аугусто умел вставить такое словечко, что после него вообще не имело смысла говорить. Вот какой был славный старик!
Сборищ он не любил, сам никуда не ездил и у себя редко кого принимал. Считал это пустым делом, лишней тратой времени и денег. Болтунов терпеть не мог. Гнал их прямо с порога. Зато для своих устраивал дважды в год целые фестивали. С артистами, танцами и даже с фейерверком.
Я на одном таком был, когда у него работал. Ешь, пей даром! Только на следующий день — марш на работу, трезвый и здоровый. У него и своя тюрьма была, для дураков. Подержит там какого-нибудь вредного болвана день или два, а потом под зад ему коленом. Иди куда хочешь, только на глаза не попадайся.
Очень был справедливый человек, этот Аугусто Кордейро!
Я тогда, между прочим, тоже кое-что заработать сумел и вернулся к матери в Сан-Паулу вполне собою довольный.
А потом, спустя лет пять, до нас стали доходить нехорошие слухи о том, что старик Аугусто здорово разболелся, а перед тем умерла его жена. Дело попало в руки к ее кузине, молодой и сильной бабе. Однако тут якобы взбунтовались сыновья, а затем и племянники, зятья и еще какая-то глупая родня.
На глазах у беспомощного теперь старика они стали делить его угодья, постройки, скот, птичник, бойню, плантации, кожевенную фабрику, зернохранилища. В общем, все что ни попадя!
Фазенда распалась сначала на четыре неравных куска, а потом вообще рассыпалась. Всего лишь за год знаменитая богатейшая фазенда превратилась в два с половиной десятка «независимых» нищих хозяйств, которые даже друг с другом уже не могли конкурировать, а только воевали за свою дурацкую «независимость» от смертельно больного старика.
Говорят, там даже убийства начались. То один истерзанный труп находили, а то и сразу несколько. Полиция с ног сбилась. А старик лежал себе в своей спаленке один-одинешенек и только мычал не то от боли, не то от горя.
Однажды туда из самого Рио-де-Жанейро приехали крепкие парни синьора Пинто, известного в столице как Хулио-Удав за то, что безжалостно душил и поглощал все, что ему, грязному ублюдку, попадалось. Сам он бразильцем был только по отцу, а по матери — костариканцем. И родился в Коста-Рике, в какой-то деревне. Это я точно знаю! Потом жил в Нью-Йорке и в Чикаго. Разбогател на торговле оружием и наркотой и только после этого приплыл на собственном судне в Рио. Ему уж тогда лет сорок было, а то и больше.
Он сразу стал всех покупать, а кого не сумел купить, придушил и проглотил. С ним очень быстро сговорились наши главные бандиты. Сила — она ведь и есть сила! Тут легче договариваться и делить рынки, чем воевать и гибнуть.
Я его видел всего один раз. Жирный такой, с красной пропитой рожей, в белом костюме и в белой шляпе, а еще с маленькими золотыми очками на мясистом носу.
Так вот этот Удав решил проглотить многие владения и фазенды на западе, аж в трех штатах. Это ему почти удалось. Но вот фазенду старика поначалу никак не мог сожрать.
Тогда старик еще был здоров и все держал в своих узловатых руках. Дети и родня старика вполне могли оказать жестокой банде серьезное сопротивление, да и сам старик, оказывается, разбирался не только в мясе, молоке, кофе и тростнике, но кое-что соображал и в военном деле. Кроме того, за него горой стоял один из самых крупных банков в стране, заинтересованный в выплате больших кредитов. А у банка были надежные связи в полиции и в судах. Если бы старик не разболелся, этого Удава самого бы слопали целиком.
Но не успел Дон Аугусто после смерти жены слечь в постель, как его сыновья, дочери, зятья и племянники стали отстаивать каждый свою долбаную «независимость». Вот тут дело у бандита Хулио Пинто по кличке Удав пошло как по маслу. Сначала этот гад сговорился с несколькими сыновьями и зятьями старика, потом одного за другим «проглотил» вместе с семьями и владениями. Словом, эти идиоты в конечном счете потеряли все.
Старик однажды помер, а кузина его жены, которая сначала взялась всем управлять, вышла замуж за чилийского военного и смылась с ним. Но сначала продала свою очень немаленькую долю буквально за бесценок людям Хулио-Удава. Они на нее наехали, как обычно, и заставили все отдать. Банк отказал распавшейся семье в кредитах и даже что-то у них тоже заграбастал. А потом продал долги семьи Хулио Пинто за сущие гроши.
Сыновья старика и зятья с племянниками, наверное, думали, что они унаследовали от достойного Дона Аугусто Кордейро не только фазенду, угодья, скот, плантации и прочее богатство, но и его необыкновенные мозги. На самом деле мозги и сердце имел только старик, а они, дураки, были всего лишь крепкими конечностями их общего семейного тела. А ведь решили, что могут запросто прожить сами, без помощи его мозгов и сердца. Уроды!
По миру они пошли, и их дети, и внуки, а значит, потом еще и правнуки пойдут. Старик-то об этом думал, потому и был строг с ними.
Я потом кое-кого из этих идиотов встречал в Сан-Паулу и в Рио-де-Жанейро. Кто-то из них служил в малюсеньком банке на технической должности, мелочь какая-то, в которой ни считать, ни писать как следует не требуется, кто-то в полиции, а чаще они просто мыкались от одного гиблого дела к другому. И наркотой занимались, и проститутками, и оружием пытались торговать. Троих из них очень быстро посадили. Один с какими-то отморозками-революционерами связался, так его убили.
Двое, старший и средний сыновья, спились и подохли, две внучки каждый вечер раздевались в портовом кабаке в Рио под свист матросни и шоферни, а старшая дочь, уже в преклонном возрасте, умерла от передозировки героина. Думаю, просто покончила с собой. А в юности, многие воспоминали, была просто картинкой, так хороша! Я ее, правда, помню уже зрелой. Говорят, это ее муж и средний брат первыми начали делить богатство еще живого отца и тестя.
Вот тебе и независимость. Без мозгов и сердца она называется просто нищетой. А еще дуростью.
Все плантации и собственность покойного старика, все его земли, фазенду и прочие богатства потом уже не менее трех раз перепродавали, пока не загубили все под корень. Больше на той фазенде никто не живет, потому что ее самой со всеми чудесными постройками уже давно нет.
