Джеймс Чейз - Кинжал Челлини
Смыв кровь с лица, Макс зашел вместе со мной в комнату, расположенную у наружной двери, и замер.
— Неплохо бы перекусить, — сказал я Веде. — Поедим и ляжем спать.
Я велел Максу сесть.
Он постоянно следил за Ведой. Похоже, она внушала ему больший страх, чем я.
— Придется тебе пожить у нас несколько дней, — сказал я. — Сам виноват. Ты для нас только помеха и лишний рот, но другого выхода я не вижу.
— Отпустили бы меня домой, — с трудом выговорил он. — Я буду молчать. Клянусь вам.
— Не смеши нас. Мне не до шуток.
Мы поужинали. Макс ел через силу; Веда, не отводившая своих ледяных синих глаз от Макса, который сидел напротив нее, сейчас была способна лишить аппетита кого угодно.
Время близилось к полночи, когда мы убрали тарелки. Я бросил в угол несколько мешков.
— Спать будешь здесь. Придется тебя привязать. Что-нибудь затеешь — сначала выстрелю, потом извинюсь. В нашем положении не до церемоний.
Он казался воплощением покорности. Я снова связал ему руки; Макс стоял молча, неподвижно. Я подвел его к мешкам, он опустился на колени. Я запер дверь хижины и спрятал ключ в карман. Он мог выбраться из избушки, лишь сорвав мешки с окон, но я услышал бы треск ткани, если бы Макс решился на такой шаг.
Мы с Ведой ушли в дальнюю, изолированную комнату. Дверь между комнатами мы оставили приоткрытой. Я с ног валился от усталости. Вечер выдался насыщенный; я вспомнил матушку Отис, сдувающую седую прядь, ее остекленевшие глаза.
— Как твой бок?
— Нормально. Немного жжет, но это пустяки.
Я сидел на краю кровати, пока она раздевалась. Потрясающая фигура Веды волновала меня даже сейчас, когда моя голова была занята Максом.
— Что произошло у него дома? — спросила она, надевая через голову ночную рубашку.
Когда прелести Веды скрылись за тонкой тканью, в комнате стало гораздо скучнее.
— Ничего интересного. Старуха действительно оказалась алкоголичкой. Я напоил ее, и она отключилась. Письмо лежало под подушкой. Его содержание — настоящий динамит. Я сжег листки.
— Старуха способна узнать тебя?
— Наверно, нет. Она здорово накачалась.
Веда легла на нижнюю койку.
— Как мы с ним поступим?
Мы говорили шепотом, чтобы Макс нас не слышал. Атмосфера в хижине изменилась. С появлением Макса избушка перестала быть нашим домом, она превратилась в новое убежище.
— Подержим его здесь. Что еще мы можем сделать?
— Он видит, что ты отпускаешь усы.
Веда посмотрела на меня не мигая; мышца на ее щеке подергивалась.
— Нам придется постоянно следить за ним. Он все испортил, правда?
— Да.
Я начал раздеваться.
— Майк бы убил его. Отис не заслуживает иной участи. Он притащился сюда, чтобы шантажировать нас. Макс бы нас не пощадил. — Веда отвела глаза в сторону. — Никто не узнал бы.
Я в тишине залез на верхнюю койку; когда я потянулся, чтобы задуть свечу, Веда сказала:
— Только так мы обеспечим свою безопасность. Он меня пугает, Флойд.
— Выбрось эту идею из головы.
— Ладно.
Я опустил руку и коснулся кисти девушки. Она была сухой и холодной.
— Не думай об этом. Мы ничего не можем сделать. Нам осталось ждать всего неделю. Потом мы тронемся.
— Он выдаст нас полиции. Все уверены, что мы в Мексике. После его заявления облава возобновится.
Она была, конечно, права.
— Может, стоит взять его с собой. Мы могли бы отправиться в Мексику. А там мы бы его отпустили.
— Ты шутишь, да? Тогда ты никогда не докажешь, что ты не убивал Бретта.
Я подумал об этом. Если полиция узнает о том, что мы в Штатах, мне не удастся разоблачить Гормана.
— Это верно.
Мне вдруг захотелось, чтобы Веда лежала рядом.
— Ты не поднимешься ко мне?
— Не сейчас. Рана немного болит. Завтра вечером, дорогой.
— Ладно.
Я уставился в темноту; мне стало одиноко. Нас словно разделял невидимый барьер. Мы слышали, как Макс переваливается с боку на бок, устраиваясь поудобнее. Один раз он застонал. Я не испытывал к нему жалости.
— Я бы не хотела навсегда остаться в Мексике, — внезапно сказала Веда.
— Тебе и не придется. За год все забудется.
— Год — это слишком большой срок. Ты не сможешь найти утерянные нити. Через год тебе не удастся доказать, что Бретта убил Горман.
— Ну и положение у нас, а? Я не убивал Бретта, но меня считают его убийцей. Прикончив Макса, я смогу убедить присяжных в том, что я не виновен в смерти Бретта. Но чего я добьюсь? Чтобы доказать, что я не убийца, я должен им стать. Замечательно, правда? Хорошо, пусть я убью Макса. Кроме нас двоих, никто об этом не узнает. Мы собираемся жить вместе. Если я стану убийцей, наши отношения изменятся. Сначала мы можем этого не заметить, но в конце концов нам не удастся обмануть себя.
— Да. Ты не должен убивать его.
Мы вернулись к тому, с чего начали. Замкнутый круг, и никакого выхода.
— Обожди, что-нибудь придумаем.
— Он может умереть от болезни.
— Это пустые мечты. Он еще сорок лет проживет, судя по его внешнему виду.
— Да. Вдруг с ним произойдет несчастный случай…
— Вряд ли. Он человек осторожный. Нет, так мы ни к чему не придем.
Макс захрапел.
— Он-то ни о чем не тревожится. Спит как младенец.
В ее голосе прозвучала злость.
— Постарайся заснуть. Мы можем так всю ночь проболтать.
Я лежал в темноте и ломал голову, пытаясь отыскать выход из ситуации, но не находил его. Если мы отпустим Макса, он выдаст нас, чтобы получить вознаграждение. Если мы будем держать его здесь, нам придется постоянно следить за ним, и в любой момент он может выкинуть какой-нибудь фортель. Если мы уедем, оставив Макса здесь, полиция схватит нас через день-два. Меня охватило отчаяние: задачка не решалась. Я услышал тихий плач Веды, и у меня не нашлось мужества утешить ее. Темнота стала густой, душной. Храп Отиса раздражал меня; когда я наконец задремал, мне приснилось, что Веда перешла на сторону Макса. Всякий раз, когда я глядел на них, они таинственно улыбались; это я лежал на мешках в прохладной комнате, а Макс с Ведой находились в дальней, изолированной. Я слышал, как они перешептываются, и знал, что они собираются убить меня.
Я вдруг проснулся, замерзший и встревоженный. Уставился в темноту. Мое сердце билось отчаянно. Мне стало страшно оттого, что я не услышал, как храпит Макс. Я опустил руку, чтобы дотронуться до Веды, но пальцы нашли только теплую подушку. Я замер; вдоль моего тела прокатилась ледяная волна.
— Веда? — тихо позвал я, садясь. — Ты здесь?
Из соседней комнаты донеслись чьи-то шаги. Я соскочил с койки, схватил фонарь, который я держал под подушкой. Осветил нижнюю койку: она была пуста. Заскрипела доска. Я бросился к револьверу. Дверь, ведущая в проходную комнату, была закрыта. Вечером я оставил там щель. Я обратился в слух, держа оружие в руке и направив луч на дверь. Она начала открываться. Я снял револьвер с предохранителя; волосы на моем затылке встали дыбом.
В дверном проеме появилась Веда.
— Что случилось? Что ты делала? — выдавил из себя я.
Она ничего мне не ответила и не спеша направилась в мою сторону; руки ее висели безвольно. Она скорее плыла, чем шла; тонкая ночная рубашка придавала Веде сходство с привидением.
Я увидел ее закрытые глаза. Она двигалась во сне. Лицо Веды было спокойным, безмятежным; спящим телом девушки руководил разум. Я ощутил ее легкое дыхание. Сейчас Веда была прекрасней, чем когда-либо. Она скользнула мимо меня и легла на койку. Некоторое время я смотрел на Веду, затем подошел к ней и осторожно накрыл девушку одеялом.
— Теперь все будет хорошо, дорогой, — сонным голосом пробормотала она. — Мы можем не волноваться.
Мои внутренности превратились в лед; когда я направился к двери, ноги мои начали подгибаться. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Я прислушался, боясь войти туда. Ветер раскачивал деревья. Дрожащей рукой я направил луч фонаря в дальний от меня угол.
Макс лежал в луже крови, хлеставшей из красного пятна, расположенного над сердцем. Там торчало что-то короткое и черное.
Я одним махом пересек комнату и склонился над Максом. Веда вонзила в него нож. Вид у Макса был умиротворенный, счастливый. Он умер во сне; по его лицу я догадался, что смерть была легкой и мгновенной.
Не помню, как долго я стоял над ним. Убийство! Если Макса найдут, мне придется либо отвечать за это преступление, либо объяснить, что его совершила Веда. Но кто мне поверит? Свидетелей нет. Убийца — либо я, либо она. Вот бы обрадовался Редферн, если бы узнал о смерти Макса! Но Веда не убивала Отиса. Даже сейчас она не догадывалась о его кончине, хотя удар был нанесен ее рукой. Я не мог сказать Веде, что она убила Макса. Я боялся травмировать любимого человека. Я решил похоронить Макса до ее пробуждения и любой ценой скрыть от девушки правду.
