Саша Южный - Побег из Вечности
– Телефон?
– Записывай.
Я позвонил Дроздову из телефонной будки недалеко от офиса. Я его не знал и даже не представлял, как он выглядит.
– Алло, Дроздов? Это Бензин. Ты в курсе насчет бумаг, что искали в сейфе Железо.
– В курсе. Говорят, ты прибрал их к рукам.
– Знаешь, что в них?
– Знаю. Легальные фирмы, финансовые схемы и другие структуры. Месячный доход в общей сумме порядка трех – пяти миллионов рублей.
– Примерно так, – заметил я, усмехнувшись.
– И что ты предлагаешь? – спросил Дроздов.
– Купить их у меня.
– За сколько?
– Пятьсот тысяч евро.
– Как я узнаю, что ты меня не надул?
– Возьми понимающего человека. И еще: на встрече, кроме тебя, его и, разумеется, денег, никого не должно быть.
– Договорились. Где и когда?
Очень легко согласился, подумал я, когда переговоры закончились. Либо умница и, моментально все просчитав, понял выгоду, либо тупой громила, решивший просто отобрать у меня все, даже не удосужившись для вида поторговаться. Пойди пойми. Среди этих ребят можно встретить кого угодно. Риск был. Но деньги тоже нужны. Кроме всего прочего, я стремился хотя бы отчасти – потому что знал, что на полную не получится, даже нечего пытаться быть таким, как Саня, – ощутить то, что ощущал он, когда легко, словно монетку, подкидывал вверх свою жизнь и ждал, какой стороной она упадет. А она падала всегда на ребро. И потому я завидовал Сане даже сейчас.
Встреча была назначена на два часа дня недалеко от офиса, в машине Дроздова. Я пришел раньше на пятнадцать минут и, сутулясь на пронизывающем ветру, прятался за углом. «Мерседес» Дроздова появился минута в минуту. В салоне было двое. Сам Дроздов и еще одна личность на заднем сиденье с сухим серым лицом, в очках, идентичных тем, в которых я поджидал в подъезде Ишака, и таких неуместных на этой уголовной физиономии. Я присел на заднее сиденье и окинул взглядом этого «бухгалтера». Даже при беглом осмотре было видно, что к нашей теме он имеет весьма отдаленное отношение. Единственное, что он мог сделать, это забрать у меня бумаги, но не разобраться в них. Я хмыкнул и скосил глаза на Дроздова.
– Принес? – спросил он, не оборачиваясь.
– Разумеется! Но сначала покажи деньги.
– Володя! – произнес Дроздов.
И его напарник, бросив на меня взгляд поверх своих бутафорских очков, протянул руку к портфелю.
– Да ты фармазон, Дроздов! Наверное, на побегушках у Ишака был. Нахватался манер! – произнес я, дергая портфель на себя и одновременно пытаясь открыть дверь.
Она оказалась заблокированной.
– Фармазон?! А что это такое? – Дрозд повернулся и с любопытством взглянул на меня.
Володя достал из-под куртки пистолет с глушителем и произнес:
– Ты можешь отдать портфель и выйти. Или сдохнуть в этой машине.
Я, глядя ему в лицо, медленно распахнул пальто. Глаза у Володи стали округляться:
– Дрозд, ты посмотри, с чем он пришел!
Дроздов заглянул через спинку сиденья и выругался. У меня на поясе висели пара килограммов тротила с механическим детонатором.
– Не говоря уже о нас, здесь даже от твоего корыта колес не останется, – произнес я.
– Псих! – сказал Дроздов.
– Дверь разблокируй, – мягко попросил я и, когда щелкнул замок, выбрался на улицу.
– Даю тебе последний шанс, Дрозд, – сказал я на прощание. – На этот раз должен быть только один человек – специалист, который сможет разобраться в бумагах. Жди завтра звонка.
На следующий день я встал в семь утра. В этом не было никакой нужды, но мне не спалось. За окном стоял март. Его начало. Зыбкая переменчивая реальность на грани зимы и весны. Я вдруг вспомнил, что Саня собирался в марте слетать на Сицилию.
– Другой уклад жизни, Бензин, – говорил он, предлагая составить ему компанию. – Старые стены, люди, не обремененные лизинговыми платежами, и море без края.
Я тогда согласился. Меня почему-то сразу потянуло на Сицилию. Железо мог двумя фразами создать в воздухе заманчивую картинку.
В десять утра я позвонил Дроздову. Вызов шел, но никто не отвечал. Несколько следующих звонков, сделанных мной в течение каждого часа, дали тот же результат. Я собрался и поехал в офис. У его дверей маячил все тот же охранник.
– Дроздов на месте? – спросил я.
– Вчера убили, – ответил он мне.
– А кто за него? – невозмутимо поинтересовался я.
– Их тоже убили.
– Вчера? – тупо спросил я и, получив утвердительный ответ, отошел от офиса, оглушенный услышанным.
Надо срочно уезжать, думал я, направляясь к трамвайной остановки. За это время что-то произойдет, но меня по крайней мере это не коснется. Следующая моя мысль была о том, что если в группировке убрали и второстепенный командный эшелон, значит, теперь никто не знает о бумагах из сейфа. Сначала я обрадовался, а потом подумал, что лишился всех потенциальных покупателей на «горящие» схемы. На какой-то момент возник соблазн остаться и запустить их, но меня сильно смущали мои доброжелатели, до сих пор предпочитавшие оставаться инкогнито. Они могли оказаться кем угодно. Например, одной из силовых госструктур.
Вечером я поехал на Курский вокзал и купил билет до Белгорода.
Поезд Москва – Симферополь замер у первой платформы белгородского вокзала. Я вышел из вагона. По сравнению с Москвой в Белгороде было намного теплее. На асфальте не было луж и мокрых разводов, а с крыши вокзала полностью сошел снег. Перекинув куртку через руку, я направился к выходу.
Привокзальная площадь, сухая и тщательно выметенная, лежала в ожидании грядущего настоящего тепла.
Я взял такси и теперь через его окно рассматривал город, в котором не был пять лет. Он изменился к лучшему.
Спустя двадцать минут такси остановилось у старого трехэтажного здания. Я рассчитался с водителем, вышел из машины и окинул взглядом выцветшие стены детдома. Пять лет назад они были, кажется, зелеными. Чуть позже из здания вышел человек. Старший воспитатель Казимир Юрьевич. Узнав меня, он долго жал мою руку, с некоторым изумлением повторяя:
– Какой стал, какой стал, а!
Когда я вошел в кабинет замдиректора, он, уже весь седой, заключил меня в объятия:
– Молодец, что зашел! Теперь редко кто бывает. С каждым годом все реже. Где живешь? Чем занимаешься?
– В Москве, – ответил я. – Закончил юридический. Открыл свое дело.
– О! – уважительно произнес зам. – Каким ветром к нам?
– Хочу мать найти.
Зам долго глядел на меня мудрыми выцветшими глазами, потом произнес:
– Это правильно, сынок! Но, если мне не изменяет память, ты уже искал.
– Искал, – подтвердил я. – Еще до армии. Но у них что-то с архивом было не в порядке. То ли подмок, то ли сгорел.
– Восемьдесят пятый год рождения, Кондратов, – палец старшей медсестры опять заскользил лакированным ногтем по длинным спискам в журнале.
Я терпеливо ждал.
– Нет такого! – наконец произнесла она.
Я тихо выругался и произнес:
– Но в доме малютки сказали, что я прибыл от вас.
– Могли напутать, сменить фамилию – да всякое случается.
Глядя на сочувственное лицо женщины, я отодвинулся чуть в сторону, пожилая нянечка сосредоточенно возила шваброй по полу у самых моих ног.
– Так что, Отто, извините, ничем помочь не могу.
Похоже, произносить мое имя медсестре доставляло удовольствием.
– Отто?! – вдруг подняла голову нянечка, вглядываясь мне в лицо. – Боже мой!
– Что такое? – уставилась на нее медсестра.
– Боже мой! – опять повторила нянечка.
– Да не тяните вы, Домна Петровна! Дело серьезное, – прикрикнула на нее медсестра.
– Какого года, вы говорите? – спросила нянечка.
– Восемьдесят пятый, февраль месяц, – опередила меня медсестра.
Нянечка немного подумала и всплеснула руками:
– Так и есть. Помню я его мать. Холод тогда собачий был. А эта девчушка несколько раз приходила. Встанет под окнами и плачет: «Там мой Отто!» Зачем тогда от ребенка отказалась… Да и то понятно, – нянечка в сердцах махнула рукой. – Она неделю у нас пролежала. Ни единая живая душа навестить не пришла. Я потому и запомнила, что имя редкое. А когда тебя в дом малютки переводили, спросили, как звать младенца. Я и сказала, что Отто. Ты не в обиде за имя-то?
– Что вы, мне нравится. Тем более и мама так меня называла. А какая она, вы не помните?
Нянечка пожала плечами:
– Девчонка совсем была. Худенькая, глаза большие, на твои похожи.
– Значит, все-таки вы наш, – произнесла медсестра и снова заглянула в журнал. – Седьмого февраля родились четверо младенцев. Две мамаши не подходят – возраст не тот, а вот две других… – Медсестра вдруг хлопнула по журналу рукой. – Да вот же она! Мария Оттовна Гюйз. Оттовна, понимаете. Потому и он Отто!
– Послушайте, я сейчас! – произнес я и побежал к выходу. Мне нужны были цветы, шампанское, шоколад и еще не знаю что. Не каждый день находят мать!
