Патриция Вентворт - Возвращение странницы
– Откуда вам это известно?
– Мне рассказала полиция, – не слишком уверенно ответила она.
– Тут кроется что-то еще. И вы мне об этом сейчас расскажете. Кто та женщина?
Она заранее не решила, будет или нет рассказывать ему об этом, – теперь ей придется рассказать. Но она не станет рассказывать больше, чем требуется ей. Пусть сам выясняет остальное.
– Это некая мисс Сильвер, – ответила она с показной искренностью.
– Вам об этом сказала полиция?
– Нет… мне сказала Линделл Армитедж.
После небольшой паузы он спросил:
– Как она в это замешана? Она знает эту мисс Сильвер?
– Она познакомилась с ней на званом ужине.
– Откуда вам известно?
– Мне рассказала Линделл.
– Передайте мне каждое слово.
Она повторила почти слово в слово то, что сказала ей Линделл.
– Так что, видите, Нелли Коллинз все-таки проговорилась, и женщина, с которой она разговаривала, связана с полицией. Она рассказала полицейским, что, по словам Нелли Коллинз, та собиралась встретиться со мной под часами на вокзале Ватерлоо без четверти четыре в понедельник, и они, естественно, захотели все об этом знать. К счастью, я в тот день ни минуты не находилась одна, вплоть до одиннадцати вечера.
– Это потому, что вы следовали моим инструкциям, которые обеспечили вам серию очень хороших алиби, – мягко сказал мистер Феликс. – Пожалуй, это убедит вас, насколько благоразумно подчиняться приказам и не задавать вопросов.
Она сидела на стуле перед разделяющим их лучом света и обдумывала услышанное. Это было весьма убедительно. Ей было велено привезти с собой в город Айви Фоссетт и продержать там до утра, затем пригласить Лиллу или, если не удастся, какую-нибудь еще подругу или родственницу, чтобы та пришла к ней на квартиру не позже трех часов дня и задержалась там до семи вечера. Было также правдой и то, что она не задавала вопросов, даже самой себе. Она подчинялась – и вот Нелли Коллинз умерла. Впрочем, какая разница, умерла или нет одна какая-то маленькая женщина-болтушка? Мир залит кровью и пропитан горем. Невозможно жить чужими жизнями – можно только отстаивать свои собственные интересы и бороться за выживание.
– Что вы сказали полиции? – спросил мистер Феликс. – Слово в слово!
Когда она закончила, он кивнул.
– Думаю, вы сделали все правильно. Маловероятно, что они вас опять потревожат. Но есть один момент, которого я не понимаю. Эта девушка, Линделл… Что побудило ее заговорить с вами о Нелли Коллинз? Почему это показалось ей таким важным? Вот в чем вопрос – показалось ли ей это важным? Вы передали мне ее слова, но мне нужно знать, как эти слова были сказаны. Вы передали мне разговор, но я хочу знать его атмосферу. Как вообще зашел разговор об этом? Было ли это упомянуто среди других предметов: сначала одно, потом другое, а после – вот это? – или же эта Линделл специально пришла к вам, чтобы рассказать это?
Анна облизнула губы.
– Она пришла, чтобы мне рассказать.
– Она пришла рассказать вам, что познакомилась с кем-то, кто говорил о Нелли Коллинз… кто сказал, что Нелли Коллинз приехала в Лондон встретиться с вами?
– Да, – ответила Анна.
– Это может оказаться серьезным, – услышала она его голос. – Прекратите говорить недомолвками и расскажите мне то, что я хочу знать: не то, что она говорила, а как. Слова – ничто; способ высказывания – все. Как именно она это сказала? Было ли это преподнесено как совпадение или она вас подозревала?
Он поднял затянутую в перчатку руку, и свет вдруг вновь хлынул ей в лицо.
– Не надо! – вскрикнула она, а он засмеялся и сдвинул свет обратно.
Она почувствовала жгучую злость, а вслед за ней – страх. Она подумала о Линделл то же самое, что подумала о Нелли Коллинз: какое ей дело до какой-то девушки? Если она, Анна, ввязалась в это дело, то должна идти до конца. Если ты в состоянии твердо держаться на ногах, тебе повезло. Ты не можешь позволить себе беспокоиться о ком-то еще. Она спокойно ответила:
– Вы не даете мне времени рассказать. Я ничего не утаиваю. Но я не хочу, чтобы вы придавали этому большее значение, чем следует.
– Судить об этом буду я. Для вас безопаснее ничего не утаивать.
– Я как раз собиралась вам рассказать. Так вот… Линделл видела меня, когда я входила сюда на прошлой неделе.
– Это было очень безответственно с вашей стороны. Продолжайте!
– Я ее не видела, она была на другой стороне улицы. Она последовала за мной в парикмахерскую, не будучи уверена, что это именно я. Она не видела моего лица, поэтому прошла в салон, чтобы посмотреть, нет ли меня в одной из кабинок. Она открыла дверь в конце зала и подошла вот к этой двери. Дверь не была захлопнута – за это вы должны поблагодарить ваш слепящий свет. Если бы вы не ослепили меня, когда я вошла, то удостоверилась бы, что дверь надлежащим образом заперта. Она услышала, как я говорю: «Почему вы не разрешаете мне написать Нелли Коллинз? Она совершенно безобидна». И услышала ваш ответ: «Не вам судить об этом». Тогда она испугалась и убежала.
Рука в перчатке упала и вцепилась в край стола.
– Она узнала ваш голос? Это точно?
– Нет. Она только подумала, что это был мой голос, – она не была уверена. Я могла бы убедить ее, что все это какая-то ошибка, если бы она не повстречала у Олбени эту проклятую женщину и не узнала о том, что Нелли Коллинз поехала встретиться со мной.
– Скольким людям она об этом рассказала?
– Никому – на вчерашний день.
– Откуда вы знаете?
Она едва заметно пожала плечами.
– Так она сказала. Дело в том, что она принадлежит к тем людям, которые говорят правду. Я думаю, она не сумела бы солгать, даже если бы попыталась, да и вряд ли бы стала пытаться.
– Что вы ей ответили?
– Я сразу же привела свое алиби в доказательство того, что я не могла иметь ничего общего с несчастным случаем, постигшим Нелли Коллинз. Я сказала, что вся эта история чистый абсурд – она приняла за меня кого-то другого. И я здорово ее пропесочила по поводу нежелательной шумихи, которую мы уже пережили, и по поводу того, насколько пагубно скажется на карьере Филиппа, если она пустит какие-то слухи о Нелли Коллинз. Она пообещала, что не скажет ни слова, и я считаю, что она действительно не станет этого делать.
– Почему?
– Потому что она влюблена в Филиппа.
Он поднял руку от стола.
– А он в нее влюблен?
– Уверена, что да.
– И вы говорите, что она не будет болтать?
– Она не сделает ничего, что повредило бы Филиппу.
Он всем телом подался вперед.
– Вы что, так глупы? Если она не расскажет никому другому, то расскажет ему.
Анна рассмеялась.
– О нет, не расскажет! Во-первых, они друг с другом не видятся нигде, кроме как в лоне семьи. Видите ли, их отношения носили серьезный характер. Филипп вот-вот собирался к ней посвататься – отсюда и его недовольство моим возвращением. Они страдают молча и надеются, что никто этого не замечает. А кроме того, Линделл была одной из подружек невесты на моей свадьбе и очень мне преданна. Удивительно, но, думаю, она – единственный человек, кто был искренне рад меня видеть. Она побежала через всю комнату и бросилась мне на шею. В тот момент она думала обо мне, а не о Филиппе. Что я считаю триумфом, а вы – нет?
– Сколько ей лет? – резко спросил он.
– Двадцать или двадцать один.
Последовало молчание. Он подпер голову руками, как бы в задумчивости. Когда молчание затянулось, она сказала:
– Я думаю, что пока опасности нет. Она не расскажет Филиппу, потому что любила меня. И не расскажет никому другому, потому что любит Филиппа. Но все это зашло довольно далеко – я больше не приду сюда.
– Да, это будет небезопасно. Надо устроить по-другому. Вы получите инструкции.
– Я сказала, что дело зашло довольно далеко. Оно слишком опасно. Я не буду его продолжать.
– Не будете? – Голос был тем же самым, глухим, лишь немногим громче шепота, но от него по ее телу прошла дрожь.
Человек по другую сторону луча поднял голову и посмотрел на нее. На какой-то момент стекла его очков отбросили слабое зловещее мерцание.
– Это слишком опасно, – повторила она.
– Это не ваше дело! Ваше дело подчиняться приказам и не думать об опасности! В любой армии мира человек, который рассуждает таким образом, попадает под трибунал.
Сдерживая себя, она сказала:
– Здесь Англия.
Его акцент усилился:
– И это, по-вашему, меняет дело?
Она ничего не ответила. Когда молчание продлилось достаточно долго, он мягко произнес:
– Нелли Коллинз это не слишком помогло.
Никто бы не догадался, что ей страшно. В какой-то момент ее даже замутило от страха, но внешне это никак не проявилось. У нее была большая практика скрывать свои чувства. Все долгие годы, когда она заставляла себя быть приятной и угождать, когда ее одолевала усталость, одолевала злость, когда она всем сердцем ненавидела свое вынужденное положение. И эти годы горького ученичества сейчас сослужили ей хорошую службу. Она смогла ответить без трепета:
