Дик Фрэнсис - Банкир
— Ну, разве он не прелесть? — заявила Джудит. — Нет, Тим, теперь я правда понимаю, чем он вас так восхитил.
Гордон фыркнул и сказал, что хорошие аптекари вовсе не лучшие врачи; но Кальдер действительно производит впечатление.
И только Пен, через несколько миль, высказалась в ином смысле.
— Не хочу говорить, что он плохо помогает лошадям. Должно быть, хорошо, иначе бы ему не приобрести такой репутации. Но, честно говоря, я не думаю, что он пользуется только травами.
— А как ты считаешь? — заинтересовалась Джудит, поворачиваясь так, чтобы видеть подругу. Пен подалась вперед.
— Я нашла на полу таблетку. Вряд ли вы заметили.
— Я заметил, — сказал я. — Вы положили ее на стол.
— Правильно. Так вот, это никакая не трава, а самый что ни на есть обыкновенный варфарин.
— Это для тебя самый обыкновенный вар-вар-что-то, — сказала Джудит.
— А не для меня.
В голосе Пен послышалась улыбка.
— Варфарин — средство, полезное для людей, — полагаю, и для лошадей тоже, — в случае, например, сердечного приступа. Это кумарин, антикоагулянт. Разжижает кровь, предотвращает образование тромбов в венах и артериях. Широко используется во всем мире.
Милю или две мы переваривали информацию в молчании. Наконец Гордон спросил:
— Откуда вы узнали, что это варфарин? Я имею в виду — по каким признакам?
— Я каждый день держу его в руках, — объяснила Пен. — Я знаю дозировку, размеры, цвета, фабричные марки. Если постоянно этим заниматься, можно узнать с первого взгляда.
— Вы хотите сказать, — с интересом спросил я, — что, если перед вами в ряд положить пятьдесят таблеток, вы сможете определить, где какая?
— Возможно. Если это сплошь будут таблетки ведущих фармацевтических фирм, причем не самые новейшие — смогу, конечно.
— Как дегустатор, — заметила Джудит.
— Умница, — сказал Гордон, имея в виду Пен.
— Просто привычка. — Она задумалась. — И в этих буфетах наверняка найдется еще что-нибудь, строго говоря, нетравяное. У него там пара мешков сульфата калия, приобретены в Гудисон Гарден Центре, не знаю, где это.
— Но для чего? — удивилась Джудит. — Ведь сульфат калия — это удобрение!
— Калий так же необходим животным, как и растениям, — сказала Пен.
— Я не удивлюсь, если это один из ингредиентов его секретного варева.
— А что еще вы бы положили туда, если б готовили сами? — полюбопытствовал я.
— О Господи. — Она поразмыслила. — Любой тоник. Может быть, лакричный корень, о котором он как-то упоминал. Наверное, кофеин. Всевозможные витамины. Такой стимулирующий коктейль.
Самой утомительной частью поездки оказался поиск пристойного местечка, где можно было бы отобедать. Я перерыл множество ресторанных справочников и выбрал одно, но его пришлось отвергнуть: как частенько случается, заведение перешло в другие руки, и там сменились повара, а внести сведения в путеводитель еще не успели. Что-то мы в результате нашли; трапеза подавалась медленно и поглощалась с трудом, но мои гости великодушно прощали все.
— Помните, — задумчиво рассуждал Гордон над чашкой кофе, — вы говорили нам по пути в Ньюмаркет, что Кальдер тревожился за свой бизнес, когда убили того ветеринара?
— Да, — подтвердил я. — В то время тревожился.
— Разве не могло быть, — продолжал Гордон, — что ветеринар помогал Кальдеру доставать легальные медикаменты, типа варфарина, и когда его убили. Кальдер испугался, что останется без поставок?
— Гордон! — воскликнула Джудит. — Милый, ты заблуждаешься.
Однако все мы обдумали этот вариант, и Пен кивнула.
— Мне кажется, он нашел другой источник.
— Но, — попытался я возразить, — действительно ли ветеринар так поступал?
— Им не слишком-то роскошно платят, — объяснила Пен. — По моим меркам, достаточно, но богатыми они не бывают.
— А Ян Паргеггер, похоже, был, — сказал я.
— И что ему для этого требовалось? — хмыкнула Пен. — Что могло помешать ему дать Кальдеру несколько таблеток и пару советов в обмен на жирный кусочек, не облагаемый налогом?
— К обоюдной выгоде, — проворчал Гордон.
— Целитель на глиняных ногах, — сказала Джудит. — Фу, стыд какой.
Из нашего утреннего веселого настроения слегка выпустили дух. Но послеполуденный визит вновь и окончательно зарядил всех положительными эмоциями.
На этот раз мы отправились на конный завод к Оливеру Нолесу и увидели, что все поместье кишит кобылами, жеребятами и бурной деятельностью.
— Как чудесно, — вздохнула Джудит, озирая простирающиеся вдаль белые ограды загонов, где гуляли матери с детьми. — Слов нет, до чего хорошо.
Оливер Нолес после представления оказался таким же гостеприимным, как и Кальдер, и несколько раз повторил Гордону, что он навсегда, навечно останется благодарен банку «Поль Эктрин», хотя ссуду вскоре выплатит.
Тревога и дурные предчувствия, не оставлявшие его в прошлый мой февральский приезд, исчезли без следа: Оливер вновь был тем же умелым и решительным руководителем, каким я увидел его впервые, и даже более того. Я сделал вывод, что производство жеребят наладилось. Ни одна случка Сэнд-Кастла не пропала даром, ни одна из кобыл не подхватила инфекцию, к торжеству попечителя. Он выложил мне все это в первые десять минут и добавил, что жеребец основательно доказал свою потенцию и производительную силу.
— Он неутомим, — сказал Оливер. — Сорок кобыл для него не предел.
— Рад слышать. — В глубине моего банкирского сердца я действительно был рад.
В сопровождении пса Сквибса, наступавшего ему на пятки, хозяин повел нас через последовательную цепь конюшенных дворов, где был в полном разгаре начавшийся где-то в четыре пополудни ритуал чистки и кормления.
— Конный завод не похож на конюшню, где стоят скаковые лошади, объяснил Оливер Гордону. — Один работник может обслуживать не трех лошадей, а гораздо больше, потому что их не нужно выезжать, тренировать и тому подобное. И здесь у нас более гибкая система: кобылы находятся то в стойлах, то в загонах, и закрепить определенных кобыл за определенными работниками невозможно. Так что работник присматривает за отдельной секцией конюшни, независимо от того, какие в ней лошади.
Гордон кивнул с благодушным интересом.
— Почему одни жеребята в стойлах, а другие — в загонах? — спросила Джудит, и Оливер, не раздумывая, принялся объяснять, что жеребята должны оставаться со своими матками, а у кобыл, что с жеребятами в стойлах, должна вскоре начаться течка или уже началась, и стойла они покидают только для встреч с жеребцом. Когда у них пройдет течка, их выпустят в загоны вместе с их жеребятами.
— О, — сказала Джудит, слегка шокированная фабричным аспектом. Да, я понимаю.
Во дворике жеребят мы наткнулись на Найджела и Джинни, которая бросилась ко мне, едва увидев, крепко стиснула в объятиях и звонко чмокнула куда-то в левый угол губ. «Надо же, как меня зауважали!» — подумал я, обнял ее в ответ, приподнял над землей и разок крутанул вокруг себя. Когда я поставил ее на ноги, она хохотала, а Оливер наблюдал с некоторым изумлением.
— Никогда не замечал за ней такой порывистости, — сказал он.
Джинни опасливо покосилась на него и вцепилась в мой рукав.
— Вы же не против, правда? — обеспокоенно спросила она.
— Я польщен, — сказал я, нисколько не кривя душой, и подумал, что ее отец может вообще убить в ней непосредственность, если не будет осторожен.
Воспрянувшая духом Джинни всунула ладошку мне под руку и сказала:
— Пойдем посмотрим на нового жеребенка. Он только двадцать минут назад родился. Мальчик. Такой миленький. — И она потащила меня за собой, а я перехватил мельком взгляд Джудит, на лице которой отразились самые разнообразные и трудноопределимые чувства.
— Дочка Оливера, — объяснил я через плечо и услышал, как Оливер запоздало представляет Найджела.
Они все пошли смотреть на жеребенка через полуоткрытую дверь; крохотное поблескивающее существо полулежало, полусидело на толстом слое соломы: длинная мордочка, огромные глаза и сложенные ножки, новая жизнь, уже прилагающая усилия, чтобы удержать равновесие и подняться. Мать, стоя на ногах, ответным движением потянулась губами к жеребенку и бдительно взглянула на нас исподлобья.
— Легко вышел, — сказала Джинни. — Мы с Найджелом просто наблюдали.
— Вы много раз видели, как рождаются жеребята? — спросила Пен.
— Ой, сотни. Всю жизнь смотрю. Чаще всего это ночью бывает.
Пен смотрела на нее с таким выражением, будто ее фантазию, как и мою, взбудоражило такое необыкновенное детство; будто она, как и я, ни единого раза не видела, как рождаются животные, не говоря уже о том, чтобы в возрасте пятнадцати лет наблюдать это день за днем.
— Эту кобылу будут случать с Сэнд-Кастлом, — сказал Оливер.
— И ее жеребенок выиграет Дерби? — с улыбкой спросил Гордон.
