Александра Маринина - Фантом памяти
Дней десять я ограничивался лишь короткими прогулками вдоль берега озера, чтением газет и обдумыванием сюжета, который ляжет в основу либретто для моей рок-оперы. А сегодня неведомо каким образом оказался в этом свинцово-сером лесу, окраина которого видна была из окна моего дома. И брел по нему с тупым упорством отчаявшегося, потерявшего надежду человека. Когда-нибудь этот лес должен кончиться, он не может тянуться вечно...
Часа через два меня начало знобить от сырой прохлады, еще через какое-то время невыносимо разболелась голова. Кажется, снова подскочило давление. Ноги постепенно наливались усталостью, и даже эта усталость казалась мне влажной и оттого еще более тяжелой. Мне сорок пять. Так все-таки это половина жизни или середина? И есть ли разница между этими понятиями? С точки зрения чистой арифметики, вроде бы есть, ведь если сорок пять - половина, то мне суждено прожить девяносто лет, что само по себе неплохо, и даже очень. Если же сорок пять - середина, центр, от которого в оба конца расстояние одинаковое, по сорок четыре года, то я умру в восемьдесят девять. На целый год раньше. Конечно, и восемьдесят девять лет жизни - вполне достаточно, стоит ли так упираться ради одного года, тем паче прожитого наверняка в болезнях, недугах и старческом брюзжании, если и вовсе не в маразме. Но с другой стороны, это же целый год, двенадцать месяцев, в течение которых я смогу наслаждаться жизнью, читать книги, слушать музыку, а если повезет - то и в театры ходить. Ну пусть не ходить, а ездить в инвалидном кресле, но все-таки... Чем дольше я шел, тем абстрактнее и абсурднее становились мои рассуждения, тем дальше они отходили от здравого смысла и обычной житейской логики, но и тем сильнее защищали мозг от паники, которая коварно окружила меня со всех сторон и заняла выжидательную позицию в надежде улучить момент, когда я на мгновение утрачу бдительность, и накинуться на одинокого заблудившегося путника со сладострастием оголодавшего вампира.
Что это? Мне померещилось или действительно впереди, среди темно-серых кустов, мелькнуло что-то ярко-желтое?
Я сделал несколько шагов в направлении цветного пятна и с изумлением увидел девочку лет двенадцати-тринадцати в джинсах и ярко-желтом свитере, сидящую на стволе поваленного дерева. Я подумал было, что она тоже заблудилась, но уже через мгновение понял, что ошибся. В ее позе, в ее руках, в слегка склоненной голове не было напряжения, вызванного страхом или усталостью. Девочка, казалось, вслушивалась во что-то внутри себя и тихонько улыбалась. В моих ушах на мгновение возникла музыкальная тема для флейты и тут же исчезла.
При моем приближении девочка повернула голову и посмотрела на меня без всякого удивления.
- Привет, - произнес я как можно мягче, чтобы не испугать ее.
- Здравствуйте, - вежливо откликнулась она.
- Мечтаешь?
- Нет, я никогда не мечтаю. Просто думаю.
- Я тебе помешал?
- Да, немного. Вас проводить?
- Куда? - глупо спросил я, растерявшись.
- В деревню. Вы же заблудились.
- Как ты догадалась?
- Вы не из нашей деревни, значит, вы из поселка. Из поселка в нашу деревню есть короткая дорога через лес, очень удобная, все по ней ходят. А вы идете совсем по-другому, значит, вы той дороги не знаете. Значит, вы здесь в первый раз и заблудились. Я почти каждую неделю кого-нибудь здесь встречаю, вы не первый.
Голос у девочки был монотонным и каким-то глуховатым, лишенным эмоций. Если бы таким голосом разговаривала взрослая женщина, я бы дал голову на отсечение, что у нее тяжелейшая депрессия. Но у ребенка, да к тому же одетого в такой солнечно-желтый свитер...
- А далеко до деревни?
- Минут пятнадцать, если знать правильные тропинки.
- А до поселка?
- Отсюда? Очень далеко. Если возвращаться назад с этого места, то до поселка несколько часов идти, даже если знать дорогу и не плутать. Нужно сначала выйти в деревню, пройти вдоль леса до короткой дороги и по ней идти в поселок, тогда будет быстро. А отсюда долго.
В географии я не силен, да и с пространственным воображением у меня плоховато, но все равно объяснение девочки показалось мне странным. Как-то с трудом верилось, что через один и тот же лес можно пройти очень быстро, а можно идти несколько часов.
- Ну что ж, - обреченно вздохнул я, - тогда пошли в деревню. У вас там есть что-нибудь вроде бара или кафе? Мне нужно отдохнуть, поесть и обсохнуть, я весь вымок в вашем лесу.
Девочка молча кивнула и тяжело поднялась с корявого поросшего зеленоватым мхом ствола. Так же молча, не произнося ни слова, она пошла вперед, и мне оставалось только послушно двигаться следом.
Деревня появилась передо мной внезапно, словно в театре за одну секунду сменили декорацию. Ведь только что меня окружали серо-коричневые ветки, а ноги утопали в черно-коричневой опавшей и полусгнившей листве, и вот уже я иду по твердому грунту по направлению к переливающимся неоновым вывескам. Я пожалел, что не надел очки, но я никогда не беру их на прогулку. Теперь же из-за близорукости я не мог с большого расстояния прочесть ни одну вывеску.
- Ты покажешь мне, где у вас бар? - повторил я свою просьбу молчаливой спутнице.
- Конечно, - глуховато откликнулась девочка. Мы как раз проходили мимо длинного двухэтажного дома, когда из окна послышалось:
- Ты куда? Иди домой, скоро будем ужинать.
- Я скоро вернусь, мама, - отозвалась моя провожатая, не останавливаясь.
- Куда ты идешь? - настойчиво повторил женский голос. Я посмотрел в ту сторону, откуда слышался голос, и увидел красивую светловолосую женщину, стоящую в проеме распахнутого французского - до самого пола - окна. Инстинкт сработал мгновенно, несмотря на усталость и головную боль, и я остановился.
- Извините, ради бога, но я заблудился в лесу, и ваша дочь любезно помогла мне выбраться оттуда. А сейчас я попросил ее показать мне место, где можно отдохнуть и обсохнуть.
Женщина мягко улыбнулась.
- Это далеко. Зайдите к нам, обсохните, отдохните. Я как раз собиралась кормить детей ужином.
Я с благодарностью принял предложение. И в самом деле, идти куда-то далеко у меня уже не было сил, а женщина мне понравилась... Она и в самом деле была очень красивой. И голос у нее такой приятный, чуть бархатистый, и в то же время в нем явственно проскальзывали звучные ноты. Словно виолончель в дуэте с альтом. Именно такой дуэт я непременно хотел вставить в свою новую оперу, которую надеялся все-таки написать за время послебольничного отдыха.
Я вошел в гостеприимно распахнутую дверь. Да, небогато живет моя новая знакомая. Мебель старая, хотя и старательно вычищенная, так старательно, что кое-где даже краска облезла. Выцветшие обои стыдливо замаскированы множеством вставленных в дешевые рамочки репродукций. Я заметил и несколько картин, настоящих и весьма, на мой взгляд, недурных. И ни одной фотографии.
- Меня зовут Анна, - хозяйка протянула мне руку. - А вы можете не представляться, я вас узнала. Между прочим, как раз вчера по телевизору показывали ваш последний мюзикл "Падший ангел".
Я прикоснулся к ее пальцам и невольно содрогнулся: они были ледяными и какими-то безжизненными. Словно тихий и протяжный звук трубы среди буйства рояля и струнной группы.
- И как вам понравился мой "Ангел"? - я брякнул первое попавшееся, чтобы скрыть смущение, хотя обычно никогда не задаю такого вопроса. Что толку спрашивать? Даже если человеку не понравилась моя музыка, он все равно из вежливости начнет петь дифирамбы.
- Музыка очень понравилась, а все остальное - ниже всякой критики, - со спокойной улыбкой ответила Анна. - Идемте со мной, я покажу вам, где ванная, и дам чистые полотенца и теплый халат.
Интересно, что это ей могло не понравиться, если к музыке нет претензий? В мюзикле главное - именно музыка, ну еще вокал, но с этим, насколько я знаю, все обстояло благополучно, во всяком случае, в той постановке, которую делали для телевидения. Я был на нескольких репетициях, и те голоса, которые слышал, меня более чем устраивали, если только к моменту записи исполнителей не заменили. Так что же ей не понравилось?
Мысли текли так же вяло и неспешно, как и не слишком горячая вода из старенького душа. Да, согреться в этой ванной мне, видимо, не придется. Ни напора, ни настоящего тепла.
Я тщательно растерся давно полысевшим, но в прошлом махровым полотенцем, закутался в халат, развесил в ванной свою сырую одежду и вернулся в комнату, которая, как мне представлялось, выполняла роль гостиной. Анны не было, а ее дочь - девочка в солнечно-желтом свитере - сидела в углу на полу в точно такой же позе, в какой я видел ее в лесу. "Почему на полу? - удивленно подумал я. - В комнате есть диван, несколько стульев и два кресла, и все пустые".
