Александра Маринина - Каждый за себя
Тут они в лепешку расшибутся, и то не факт, что сделают все как надо, потому как все люди, все ошибаются, а у кого-то, может, и просто мозгов не хватит, опыта, профессионализма. А все остальные, кого я к ним приведу, - это посторонние люди. Понимаешь? Сегодня я одного приведу, завтра другого, послезавтра третьего, и что же, им бесплатно пахать на весь круг моих знакомых? Им это не понравится, уверяю тебя. Даже если они и согласятся, то, во-первых, сработают не на совесть, а во-вторых, в скором времени начнут меня избегать, потому как от меня им одни только хлопоты и никакого навару. Да и я никогда на такое не пойду, злоупотреблять добрым отношением - неприлично.
- И все-таки, - тупо упиралась я, - неужели нет такого человека, который откликнется на вашу просьбу?
Я не верю, что все преступления раскрываются только за деньги, так не может быть. Неужели нет такого милиционера, которому можно все рассказать, чтобы он сделал всю работу законным путем? Надо только попросить его, чтобы он отнесся к этому повнимательнее.
- Ника, дорогая моя, я могу их десять раз попросить, но что толку-то? Пока Наталья твоя не напишет заявление или хотя бы не даст письменных объяснений, дело не возбудят и работать по нему никто не будет. А работать за просто так, без возбужденного дела, они будут только за деньги. Более того, даже если я уговорю их работать бесплатно, они обязательно напортачат, и Наталья обо всем узнает. Тут нужна тонкость, профессионализм плюс хорошая голова на плечах. Такое дело, как у тебя, моим ученикам не доверишь.
- Неужели у вас за столько лет не было по-настоящему толковых учеников? - не поверила я.
- Были. И немало. Да только где они сейчас?
- А где?
- Где угодно, только не в милиции. В службах безопасности всяких фирм и банков, в частных детективных агентствах, еще бог знает где. И среди них есть такие, кто справился бы с твоим делом. Но - за деньги.
Бесплатных гамбургеров не бывает, сама небось знаешь.
- И сколько такая работа может стоить?
- Две - две с половиной тысячи долларов. Может быть, и три. А может быть, и все десять. Шантажиста нужно сначала найти, а потом утихомирить. Если бы на твоем месте сейчас стояла твоя хозяйка, она назвала бы мне пару-тройку фамилий своих коллег, от которых можно ожидать подобной гадости, и тогда все было бы намного проще и дешевле. Ребята отрабатывают каждого кандидата и ищут среди их связей того, кто ей звонил и требовал деньги. Понятно ведь, что они не сами это делали, и фотографировали ее не сами, она их в лицо знает и голос узнать может. То есть у дизайнера-мстителя есть подельник, и надо обоих установить и головы им отвернуть.
А если не знать даже приблизительно, кого отрабатывать, то все может усложниться. Поняла?
- Поняла, - понуро ответила я.
Две с половиной тысячи долларов. А может быть, и три. Это почти все, что у меня есть. А если все десять?
И снова я стою у развилки и вынуждена принимать решение. По какой дороге пойти? Заплатить, отдать все, что удалось скопить, и начать все сначала в надежде на то, что Николай Григорьевич проживет еще много лет?
Или не платить, и пусть все идет как идет, и пусть будет скандал, и пусть Старый Хозяин обо всем узнает и…
Что - и? Переживет как-нибудь? Или выдаст такой приступ, от которого его не спасут самые лучшие врачи? И я останусь без работы… И ничего уже не смогу накопить.
- Мне нужно подумать, дядя Назар.
- Это само собой, - охотно согласился он. - Деньги немалые, обязательно надо подумать как следует. Время у тебя есть пока до пятницы, это три полных дня, а потом, если правильно себя поведешь, он тебе еще парочку дней подкинет. Так что подумай, не торопись. Но и не тяни, ребятам для работы тоже время нужно, они тебе такой объем за один день не выполнят.
- Дядя Назар, а вы сами тоже за деньги работаете?
- - Я? - Он равнодушно пожал плечами, будто мой вопрос не задел его и не обидел. - Нет, мне хватает зарплаты, хотя она, конечно, до смешного маленькая. Но у меня запросы небольшие, я ведь почти старик, много ли мне надо? На работе в форме хожу, ее бесплатно выдают, а вне работы и в старой одежде сойдет, в мои годы модничать не пристало. В еде я неприхотлив, да и ем немного, не обжорствую. Машины у меня нет, так что ни на бензин, ни на ремонт не трачусь. Знаешь, детка, чем у человека меньше имущества, тем меньше денег ему нужно, чтобы прожить. Странный закон, да? А ведь правильный!
Имущество - оно прожорливое, ненасытное, оно на себя затрат требует. Купил большой дом - ремонтируй его, обставляй, содержи, котельная там какая-нибудь, бассейн, сад, охрана, садовники. А живешь в малогабаритной квартирке, так и денег на все это не тратишь. И потом, Ника, ты меня с молодыми операми не равняй, я один, жены у меня нет, зато сын есть, он хорошо зарабатывает и меня всем необходимым обеспечивает. Я имею в виду, тем, чего я на свою зарплату купить не могу. А у молодых оперов у самих дети, которых надо содержать, и жены, которые все требуют, требуют, требуют…
Он безнадежно махнул рукой и потянулся за очередной "беломориной".
- Ладно, детка, иди домой, поздно уже. Пошли, провожу тебя до подъезда. Вот тебе мой телефон. - Никотин протянул мне визитную карточку, которую достал откуда-то из-за пазухи, вероятно из кармана пиджака, который был, как я думаю, таким же старым, немодным и мятым, как и его плащ. - Ты мне завтра обязательно позвони. Независимо от того, что ты надумаешь. Я должен знать, как у тебя дела.
- Почему?
Вопрос был глупым, но мне было все равно. Названная Никотином сумма, с которой мне, по всей вероятности, предстояло расстаться, подавила все прочие эмоции и благоразумные порывы.
- Потому что ты мне нравишься, - он улыбнулся. - У тебя приятный голос, красивое лицо и замечательная фигура. И вообще я люблю блондинок. Твой телефон не спрашиваю, сама позвонишь, когда тебе будет удобно, чтобы никто не подслушивал.
Он вошел в подъезд вместе со мной, и, пока мы ждали лифта, я при нормальном освещении сумела наконец рассмотреть как следует своего нового знакомца. Н-да, на роль благородного отца семейства его не утвердили бы не только в Голливуде, но и на "Мосфильме". Некрасивенький, какой-то плюгавенький, все лицо в глубоких морщинах, на голове три волосины. Но глаза! Яркие, умные, цепкие, живые. Наверное, он украл эти глаза у своего сына. Это были глаза веселого и неунывающего сорокалетнего мужика, уже кое-что повидавшего в жизни и даже успевшего это осмыслить, мужика, сознающего свою неотразимость для женщин. Это были глаза мужчины, твердо верящего, что для него нет ничего невозможного. Это были глаза победителя.
***К моему возвращению с вечернего "собакинга" дома образовался полный сбор, и Гомер вернулся со своего делового ужина, и Денис притопал. Окефиренный и отвороженный Главный Объект даже успел лечь спать.
- Как ваша голова, Ника? - заботливо спросила Наталья.
- Спасибо, прошла. Все нормально, Наталья Сергеевна.
- Может, все-таки таблетку какую-нибудь выпьете?
Ой, не могу, держите меня семеро! Она еще будет учить меня, медика с высшим образованием, как мне лечиться! Ученого, говорят, учить - только портить. Но до чего ж она, бедняжечка, боится, что я заболею… А что, если нахально спекульнуть этим ее опасением? Кто знает, может, мне завтра свободное время понадобится.
- Вы завтра дома? - спросила я как бы между прочим.
- А что? Вам надо отлучиться?
- Еще не знаю. Но если завтра голова опять меня замучает, то надо будет подъехать к знакомому доктору в поликлинику, пусть снимок черепа сделают - нет ли внутричерепного давления, чтобы я точно знала, какие препараты принимать.
- Конечно, Ника, конечно, поезжайте. Со здоровьем шутить нельзя. Я завтра буду дома, так что можете рассчитывать.
Ну вот и славненько. Теперь остается только простерилизовать кухню после вечернего кормления, налить животным свежей воды на ночь, и можно запираться в своей комнате и начинать обдумывать предложение Никотина. Через сорок минут я приняла душ, надела халат и закрыла дверь в кабинет Адочки. Времени у меня не так уж много, до утра всего, и за это время я должна принять решение. Итак, что мы имеем? Четыре с половиной тысячи долларов, накопленные ценой всяческих лишений, фактически - ценой утраты женственности. Чем еще я располагаю? Одеждой из бутиков, а также несколькими цацками, которые в скупке примут по цене лома. Могу я расстаться с тряпками? Наверное, могу, все равно при том образе жизни, который я теперь веду, они мне не нужны.
Куда их надевать-то? Жарить отбивные в костюме за тысячу долларов? Или, может, поливать цветочки в летнем платьице от Кензо? К тому времени, когда я встану на ноги и снова смогу все это хоть куда-то носить (если такое время вообще настанет), эти милые тряпочки за бешеные бабки уже давно выйдут из моды. А с какой любовью я их выбирала! И Олег был рядом, терпеливо пережидал мои примерочные страдания и щедро доставал купюры из бумажника. Хорошее было время! Господи, как давно это было…
