Роберт Кемпбелл - Нам не страшен Хуливуд
Квартирка Шилы была на верхнем этаже. По длинному коридору тянулись двери, отличаясь друг от друга только номерами да кое-какими индивидуальными отметинами и царапинами. Дойдя до 312-й квартиры, Свистун постучался. Никто не ответил. Прижавшись к застекленной части двери, Свистун попробовал различить, не горит ли в квартире свет. Но нет, она казалась пустой и безжизненной.
Насколько он мог судить, никто его не видел. А замок оказался элементарным.
В квартире витала аура, напоминающая о зале мемориальных церемоний в Пасадене: аристократическая, но мертвенно холодная. Лампа дневного света, смонтированная на потолке, подобная гигантскому пластиковому тюльпану, помещенному в пластиковую же вазу, озарила коммерческого типа меблировку, созданную словно бы раз и навсегда. Втягивающуюся в стену лежанку то расставляли, то убирали столько раз, что одна из металлических пружин соскочила.
Лежанка была расположена у дверной ниши в крошечную кухоньку. В раковине стояла горкой тщательно вымытая посуда. На подоконнике маленького окна зеленела герань, а вид отсюда открывался лишь на просвет в двадцать футов до следующего корпуса, застроенного точно такими же квартирками.
Имелись тут, конечно, и ванная с туалетом. Заглядывать туда Свистуну не хотелось. Его страшила возможная находка.
Кладовка была забита одеждой и обувью.
Ванная оказалась пуста. Днище ванны все еще было влажным. Из душа над нею капало. Все здесь благоухало молодой женщиной, полной обещаний и способной посулить самые радужные ожидания.
Свистун вернулся в кладовку и перебрал свитера, рубашки и юбки. Дни в Хуливуде теплые, а ночи холодные. У него не было ни малейшего представления о том, насколько велик и разнообразен должен оказаться гардероб такой женщины, как Шила, но уж нижнего белья-то у нее наверняка было полным-полно. Меж тем его нигде не было видно. Дамочки каждый вечер затевают мелкую стирку. Он вспомнил, как, пробираясь в чужую ванную в разгар любовной ночи, он неизменно сталкивался с целыми зарослями развешенного на просушку нейлона.
Но, отправляясь в дорогу, женщины берут с собой все белье. Каждую пару шелковых трусиков, каждый бюстгальтер. Или почти каждый. Меж тем здесь он обнаружил лишь пару плотных рейтуз и двое более чем рискованных трусиков, да и то они вроде бы были забыты в дальнем углу на одной из полок.
Он решил поискать купальники. Найденные им на нижней полке, явно не новые, предназначались наверняка для бассейна. А где же новый, в каком пристало щеголять на пляже?
На туалете россыпью лежала мелочь – центы и пятаки, самое большее четвертаки. Здесь же, впрочем, находилась и парочка новеньких, как из только что распечатанной пачки, купюр. Свистун осмотрел их. Это оказались не настоящие деньги, а сувенирные – с рекламой кинотеатра для взрослых под названием "Бобровая струя". Там, где на настоящей купюре значится "Федеральный резервный банк", здесь стояло: "педеральная и прочая похабщина". В углу купюры в качестве государственной символики красовались женские ножки. Вашингтон ухмылялся и подмигивал. Вместо числа, обозначающего достоинство купюры, значилось: "Бисексуальное назначение". На «зеленой» стороне было скверное изображение кинотеатра в одном углу и столь же скверное – совокупляющейся парочки – в другом. Сверху было напечатано название кинотеатра, а его адрес – улица Эдгара По в Новом Орлеане – внизу.
– Если ты взломщик, то херовый, – сказали за спиной у Свистуна. И тут он понял, что только что, не приняв этого к сведению, услышал шелест босых ног по ковру.
Свистун скомкал сувенирные деньги и сунул их себе за пояс. Обернулся и поглядел на даму, столь непринужденно его окликнувшую.
Она была высокого роста и в плечах пошире иного мужика. В ночной сорочке, так что о накладных плечах речи идти не могло. Тяжелое, хотя и красивой формы, бедро сквозило из разреза сорочки, нога в мягком шлепанце упиралась в ковер так, словно девица решила попозировать для подросткового журнала. Рыжего цвета волосы рассыпались по плечам.
Девица-то девица, но, решил Свистун, было ей ближе к пятидесяти. Держит себя в форме. Диета, гимнастика.
– Миллиона здесь нет, – сказала она.
– Я друг дома.
Свистун сделал шаг вперед, словно вознамерившись пройти мимо нее к выходу.
Она отступила на шаг, и Свистун увидел дамский пистолет, почти полностью утонувший в ее крупном кулаке.
– Ради Бога, – воскликнул он. – Вы, должно быть, шутите!
– Имя, – сказала она.
– Уистлер.
– Да не твое, ублюдок.
– Даму зовут Шила Эндс. Но это не настоящее ее имя.
– Ну, а каково же настоящее?
– Этого я не знаю. Мы с нею подружились совсем недавно.
Она окинула его взглядом, словно прикидывая, пристрелить или нет. Уистлер подумал, что не исключаются обе возможности.
Она положила пистолет в карман сорочки и опустилась на диван.
– Значит, вы меня больше не боитесь? – поинтересовался Свистун. – Что ж я такое сказал или сделал, что вы успокоились?
– Да пошел ты на хер! – Она ухмыльнулась, показав белые зубы – слишком белые для того, чтобы быть настоящими. – Я не боюсь мужчин с двенадцати лет. А в двенадцать так шарахнула родному дяде по яйцам, что он и думать забыл лазить мне под юбку.
– Тогда зачем пистолет?
– Я сказала, что я не боюсь. Но не сказала, что я идиотка. Можешь сесть.
Свистун присел на противоположный край дивана.
– Где вы встретились с Шилой?
– В закусочной. Я недавно доставил ее домой. Позапрошлой ночью.
– Позапрошлой ночью она была с Эмметом Тиллмэном.
– У него случились кое-какие неприятности. Она кивнула с понимающим видом – так, словно слышала об этом ранее.
– Парень из консерваторов. Наркотики он не потребляет, – сказала она.
– Так он мне и сказал.
– Он твой друг?
– Только что познакомились.
Она рассмеялась – резко и отрывисто.
– А что тут смешного? – спросил Свистун.
– Нравится мне, как ты выражаешься. Мужик у тебя знакомый, а женщина – подруга.
– Так я это воспринимаю.
– Я поняла. У тебя на лице написано.
– Что именно?
– Что ты любишь баб. По-настоящему любишь. Может, поэтому я и убрала пушку.
Она изменила позу тяжелого тела на скрипучем диване, подалась к нему, словно повинуясь внезапному порыву, выдвинула вперед колено, за которым маячило массивное бедро.
– Ты договорился с Шилой о встрече?
– Нет. Я забеспокоился, – сказал Свистун. – Я звонил, но никто не брал трубку. Вот я и приехал посмотреть, все ли в порядке.
– Ну, и увидел что-нибудь?
– Увидел, что она уехала из города. Куда-то, где в это время года жарко.
– Ее вызвали звонком в Новый Орлеан.
– А кто вызвал и зачем?
– Какой-то продюсер. Сказал, что у них исполнительница заболела дизентерией. И не может сниматься. Срочно понадобилась замена. Одна из ведущих ролей. Такими возможностями не пренебрегают.
– А как он вышел на Шилу? Позвонил ее агенту?
– Нет, он вспомнил ее; они познакомились на вечеринке полгода назад. На данный момент у Шилы нет агента. Она послала его подальше, когда он предложил ей провести уик-энд с одним перспективным инвестором.
Руку она держала у себя на голой ноге, чуть ли не на лоне.
– А Шиле это не понравилось, – заметил Свистун.
– Ну, она же не круглая дура. Нам, женщинам, все время приходится торговать собою. Но распродажи бывают разного сорта. Сам понимаешь. Весенняя распродажа. Распродажа по случаю банкротства. Рождественская распродажа. Распродажа того, что вышло из моды. Ну, и так далее.
Глаза у нее были зелеными. Огненно-рыжие волосы явно естественного цвета, а не подкрашены для сценического эффекта. Верх загорелых грудей был осыпан веснушками. Свистун понимал, что и на ляжках у нее веснушки, и на боках тоже. У нее был окрас аппалачской лошадки. И ездила она, должно быть, столь же порывисто и в охотку.
– Так какое же настоящее имя у Шилы?
– Меня зовут Катрин.
Она смотрела сейчас на его губы.
– Нет, настоящее имя Шилы.
– Шила Аджанян.
– А не кажется ли вам странным, что этот продюсер вспомнил о никому не известной актрисе через полгода после того, как случайно познакомился с ней на вечеринке?
– Странно, Свистун, все, что происходит в этом Богом забытом городе. Да и что я могла поделать? Все так голодны, все с такой жадностью накидываются на пищу, что скажи им, что это отрава, все равно не поверят. А ведь все что угодно может оказаться отравой. Все что угодно.
Свистун подался вперед, намереваясь встать.
– Каждому надо заботиться о себе, – сказала Катрин.
Ее рука соскользнула с собственной ноги на ногу Свистуну.
– День дождливый, грустный, – сказала она. – А этот диван раздвигается.
– Покажите мне, как он раздвигается, когда я вернусь из Нового Орлеана, – сказал Свистун.
Глава семнадцатая
Баркало приказал Чиппи Берду и Лейси Огайо раздеться догола, вытряхнув их из джинсов и футболок; Берд при этом и сам не понимал, что происходит, а Лейси отчаянно лепетала: "Что вам нужно?"
