Оксана Обухова - Немного страха в холодной воде
МОГ!!
Надежда Прохоровна добавила ходу, цыкнула на путавшегося в ногах Полкана — песик все прыгал вокруг, стараясь ухватить зубами свою находку! — и попыталась систематизировать мысли. Что получается, если представить, что Мухин взял Глафирину юбку с гвоздика на бане и именно его сфотографировал Фельдмаршал?
Сыщица запнулась об Полкана, сбилась с мысли…
Ничего. Ничего путного все равно не получается. Даже если представить, что прибежал Федька домой в бабы-Глашиной юбке, что там его уже поджидал убийца… (Что, согласитесь, забавно — беседуют два мужика, один из них по-прежнему в бабьем платке и в юбке.) Или даже подкараулил преступник Мухина на подступах к дому, что вернее всего — как-то ведь окровавленная одежка оказалась на улице! А это значит — проткнули Федьку шилом еще на улице, и он впопыхах скинул юбку и в бурьян закинул… Не выбегал же, в самом деле, раненый мужик из дому и не бежал до каменного холмика, чтоб проклятую тряпку выкинуть?! Тогда бы он и до соседей добежал, чтоб помощь оказали!
Все чепуха, все чепуха… Ничего не получается, поскольку обе раны у Федьки сзади. Если бы он испачкался в собственной крови, то натекло бы со спины, пятно начиналось бы сразу от резинки, а спереди могли остаться только размазанные следы от испачканных рук, что он об перед юбки торопливо вытирал, но там — намокшее пятно.
Но если все же не Глафира убила Федора, то — КТО?
КТО в юбке бабы Глаши приходил воровать кроликов, потом скоренько, судя по времени смерти, убил Мухина и запачкался, буквально пропитался его кровью? КТО вылез через узкое окно запертого изнутри дома, где уже лежал истекающий кровью Федор, и, убегая, зашвырнул окровавленную юбку в бурьян? Не сжег, не закопал, а поступил просто и глупо выбросил. В доме следов не оставил, догадался двери-окна изнутри запереть и наружу вылезти, а главную УЛИКУ попросту в траву зашвырнул.
Избирательно предусмотрительный у нас убийца получается, да?
Белиберда какая-то… Федька мог сам украсть юбку и запачкаться в крови, но сзади; Глафира могла убить соседа, но нанесла бы удар сверху вниз, сковородой по маковке… Смешение горизонта, сторон света и рассудка. У бабы Нади закружилась голова. Как ни вращай, ни представляй, все крепко сходится на бабе Глаше. Именно ее юбка испачкана спереди, именно у нее имеется мотив и подходящие габариты высохшего тела — как раз для узкой дырочки в окне, именно она, выбравшись из запертого дома и пробегая к своему огороду, могла по дороге зашвырнуть юбку в высокую траву. Все по пути, ложится ровненько — один в один…
Неужто сбрендила старушка и зарезала соседа?! Причем именно насмерть резала, без дураков, по умыслу…
Эх, засадят бабу Глашу и о наградах не вспомнят. Или в психушку запрут, заслуженную нашу… Стоит только эту юбку показать следователю и фотографии припомнить — прости-прощай, Глафира Иванова. Мотив, возможность, косвенности всякие…
Очень потерянная и грустная приплелась Надежда Прохоровна в Матренин дом. Скатанную в трубочку юбку запрятала на антресоль в сенях, долго пила чуть тепловатую воду из бидона и думу тяжкую крутила в мозгах. С головы на ноги все переставляла и обратно.
Что, если оттолкнуться от самого узкого места в этом преступлении, то есть от дыры в окне?
Кто из сельчан смог бы пролезть в эту дырку, учитывая, что выставлялось стекло уже после убийства — на нем кровавый мазок отпечатался, и оставить дом запертым изнутри?
Подходящих по габаритам парамоновцев совсем не много. Терентьевну уже в связи с этим рассматривали — могла пролезть сухонькая старушка. Павлов — товарищ очень сухопарый. Сычи могли старуху Галю пропихнуть… Из области невероятного — Матрена и скучающий подросток Стечкин.
Итак, идем по пунктам. Милейший «академик». Зачем бывшему директору детского дома убивать местного пропойцу? Чего они могли не поделить? Живности у Павлова никакой, из дома только резиновые сапоги пропали и то давным-давно, а к Федьке Герман и тогда претензий не предъявлял.
Его парни не поделили что-то с поселковым сторожем?..
Навряд ли. Если бы у Федьки случилась стычка с пришлыми, об этом узнала бы вся деревня — Мухин горлодер известный.
А может быть, не так прост сам Герман Аркадьевич?.. Ведь путается тут в схеме одна неразрешимая загадка — кто-то проник в дом Пантелеевны, пошарил в документах, но ничего не взял… Что, если Павлов решил не только военный санаторий к рукам прибрать, но и окрестные земли под кадетский корпус пристроить…
Надежда Прохоровна вспомнила полные грустной усталости глаза учителя, представила, как тот залезает в Матренин дом или пацанов своих пошарить подсылает, и почувствовала себя неловко даже на расстоянии перед тихим порядочным мужиком.
Удумала тоже! Аркадич не знает, как убедить местных жителей не противиться детскому дому, лишний раз чихнуть боится, а тут — такое.
Нет, Павлов на козни не отважится, пока документы в министерстве не подпишут, рисковать не станет.
Если, конечно, Федька не прознал про детский дом и не удумал соседа шантажировать «народными выступлениями». А за свою мечту, за детский дом в бору на берегу озера, учитель мог зарезать никчемного человечишку… Мог сам перед собой оправдаться. Знаем мы этих ницшеанцев, Арнольдович рассказывал про «цель оправдывает средства»…
Господи! Да какой из Германа фашист иль ницшеанец?! Культурный мужик — Божий человек! Прости, Аркадьевич, Христа ради, за такие паскудные мысли!
Доверять надо, Надя, интуиции — не подгонять данные под результат, а мозгами шевелить! Разозлившись на себя, Надежда Прохоровна даже плюнула в сердцах. Эдак дойдет до того, что представится, как Сычи все коллективом старую Сычиху в окно пропихивают!
А с фермерами и без того все просто и никакие габариты ни при чем! Зачем Дениске, учитывая время смерти Мухина, приходить к тому домой — в сухую теплую полночь! — в резиновых сапожищах?!
Даже если они не на утреннюю, а на вечернюю зорьку рыбачить собирались… Если махнули рукой на эту зорьку и напились с вечера в темном доме… убил Денис соседа и только под утро очнулся — в сапогах, отпечаток на стекле оставил, когда бабу Галю в щель пропихивал…
Тьфу! Так до того дойдет, что Матрену подозревать начну!
Надежда Прохоровна рассерженно поерзала на низкой лавочке, но мысль — подозревать тут можно всех — не уходила. Прицепилась гадким репейником к мозгам, колола каждую извилину — царапалась: а ну как малолетний Стечкин повадился к деревенскому алкоголику от скуки бегать? А ну как застукала Серафима Яковлевна сбежавшего ночью внучка у разнузданного пьяницы и сгоряча…
А что «сгоряча»? Шилом два раза в спину ткнула, так что ли? А потом уже с улицы «приняла» Павлика из дыры в окошке…
Не-е-ет, старуха Стечкина скорей клюкой огреет, чем шило схватит…
Но что, если гуляет она с клюкой по деревне не из-за хромоты, а чтобы ловчее с резвым внуком управляться? Протянуть вдоль хребта в случае непослушания… Павлик-то, издали видать, от скукотищи подыхает — нет ровесников в деревне, а так и до любого безобразия недалеко.
Федька тоже без компании тут сидел, от безделья днем маялся — мог он с городским мальцом по дурости связаться?..
Мог. Федька мужик насквозь дурной, ему что пацану одиннадцать лет, что восемнадцать, не большая разница — все компания да слушатель… Так что и старуха Стечкина вполне на эту дружбу осерчать могла…
Но вот убить?.. И по словам Карпыча, возле Федькиного дома никаких отпечатков клюки не было…
Надежда Прохоровна встала с лавочки, решительно одернула платье и, выйдя на улицу, потопала к дому дачников Стечкиных. Пора проверить, что за бабушка такая Серафима, нужна ли ей трость для ходьбы или исключительно в воспитательных целях?
В тени у прогретой за день стены кудрявенькая пятилетняя Оленька играла в «магазин». Устроила на лавочке «прилавок» и предлагала «покупателям» — двум чумазым Барби и медведю — завернутые в подорожник «конфеты-леденцы» из гладких камушков. «Торговля» шла бойко, Барби манерничали и спорили с «продавщицей», толстый мишка обложился «покупками» и «приценивался» к пол-литровой пластиковой бутылке с водой из лужи.
На девочке было надето нарядное платьице с оборками, оцарапанная коленка щедро залита зеленкой. Хорошая девчушка. С пришедшей бабой Надей поздоровалась вежливо, предложила «отовариться»…
Надежда Прохоровна укорила себя, что не взяла для внуков Серафимы гостинца: приятно радовать воспитанных детей.
Сама Серафима Яковлевна Надежде Прохоровне шибко не понравилась. Та относилась к наивреднейшей категории старух, что вечно недовольны всем и всяким: «Зачем такая жаркая погода? Зачем со скотного двора Сычей летит так много мух? Зачем собака лает, а коты цыплят воруют?.. Когда же, наконец, в деревню газ проведут?! Они там что — не чешутся?!»
