Фридрих Незнанский - Угрюмый город
— Но Юлдашев-то не военнопленный? — не понял Денис.
— Я точно так же спросил об этом Олега Петровича, — кивнул Крупицын, — он ответил, что Юлдашева арестовали на следующий день после захвата омоновцев за оказание сопротивления властям. Остановили за нарушение правил уличного движения, он отказался предъявить права сотруднику ГАИ и пытался скрыться. Уже задним числом ему предъявили обвинение в незаконной предпринимательской деятельности, уклонении от уплаты налогов и т. д., то есть в том, на что раньше просто закрывали глаза. Таким образом, его тоже можно считать военнопленным. С этим я не мог согласиться, по-моему, определение военнопленного нельзя трактовать столь широко, и мы с Олегом Петровичем договорились, что обсудим это подробнее. На прощание, уже в дверях, он обвинил нашего нефтяного магната Рахаева в том, что тот с чеченским эмиссаром встретился, но делу никак не помог. И все, на этом Олег Петрович откланялся.
Н-да… От такого количества подробностей голова у Дениса пошла кругом. Он старательно утрамбовывал факты — знать бы еще, что пригодится, а что не имеет отношения к делу…
— Федор Степанович, а эти подробности, о которых вы мне только что рассказали, вам тоже были известны или это личные изыскания Олега, о которых никто, кроме него, не знал? Вы факты собирались проверить или…
— Да, я вас понимаю, — жестом остановил Дениса Крупицын. — Олега Петровича регулярно обвиняли в клевете, но я ему верил и верю, а проверять я собирался юридическую обоснованность его утверждений, а не факты. Лживых измышлений он никогда не распространял, перегибал иногда палку — такое было, делал скоропалительные выводы — тоже было, но обвинения его в клевете — и есть самая настоящая клевета.
Денис решил, что для первого раза более чем достаточно, иначе сведение не унести, не расплескав. Уже прощаясь, он на всякий случай уточнил:
— Пока рассказывали, не вспомнили, во сколько это было?
— Нет, молодой человек, — впервые за весь разговор улыбнулся правозащитник, — в моем возрасте, чтобы что-то впоследствии вспомнить, нужно сразу запоминать специально, со значением.
Когда Денис вышел, на стульях в коридоре томилось уже пять человек, но никто не взглянул на него осуждающе, наоборот, проводили сочувствующими взглядами.
Тот же день, часом раньше
Возле облгаи Николай был без четверти восемь. Бюро экспертиз находилось тут же, в отдельном одноэтажном здании во дворе. Несмотря на субботний день, и на улице и во дворе толпилось приличное количество народа. Что этому народу здесь может быть нужно, Щербак понятия не имел, да это, собственно, и не играло никакой роли. Главное, можно слоняться некоторое время, не привлекая к себе внимания.
Он устроился на ступеньках какого-то крыльца с заколоченной дверью и, покуривая, наблюдал за входом в Бюро экспертиз. Часть окон в бюро была открыта, за густыми решетками (а все без исключения окна были зарешечены) мелькали смутные тени, то есть кто- то уже работал, возможно, в ночную, а возможно, сотрудники собирались не к восьми, как Николай рассчитывал, а к половине восьмого. Но он решил ждать еще как минимум час, два, в общем, насколько хватит терпения.
Рабочий день начинался в девять. Без пяти появился человек, соответствующий описанию Горюнова: лет тридцати пяти, невысокий, широкоплечий, курчавый, с большими залысинами и монгольскими скулами. Он был, правда, не один, на ходу разговаривал с молодым улыбчивым парнем. Щербак с минуту раздумывал: останавливать его при свидетелях или не стоит, но перспектива просидеть здесь часов до пяти вечера не радовала. Он затоптал окурок и бросился догонять эксперта. Поймал за локоть уже в двери:
— Извините, мне нужно с вами поговорить.
Эксперт недоуменно оглянулся. Его спутник, не сбавляя шаг, бросил:
— Я у себя, — и скрылся в полутьме коридора.
— О чем поговорить? — естественно, не узнавая Щербака, справился эксперт, тоже продолжая двигаться, Щербак пошел рядом:
— Я сейчас объясню.
Мужичок-вахтер в стеклянной будке оторвался на мгновение от газеты, но, видимо решив, что Щербак не посторонний, снова углубился в кроссворд.
Эксперт дошагал до двери, на которой был только номер 14, но ни фамилии, ни должности, как рассчитывал Николай, и открыл ее своим ключом. Автоматически, даже не глядя, включил свет, электрочайник, компьютер и плюхнулся на стул. Не за рабочим столом, а возле маленького импровизированного, где стояли чайник и чашки. Еще раз оглядел Щербака с головы до ног.
— Итак, о чем речь?
— Я друг и коллега Игоря Вовка. И хотел поговорить об аварии, в которой погиб его брат Олег Вовк.
Эксперт никак не прореагировал. Вообще никак. Ни один мускул на лице не дернулся. Не спуская глаз с посетителя, он плеснул себе в чашку кипятка, надорвал и всыпал туда же пакетик «Маккофе».
Как же его зовут, гада?! — лихорадочно соображал Щербак. Прошелся по кабинету, мельком оглядел стол: даже если на бумагах есть подписи, один черт знает, его они или не его, да их и не разобрать, и диплома никакого, как назло, в рамочке на стене нет. Сознательно растягивая паузу, Николай взял у стены стул, оседлал его, подтащив к тому же импровизированному столику. Ну скажи что-нибудь, твою дивизию! Дело, например, закрыто или еще что-нибудь.
Эксперт молчал. Тщательно размешивал мутную белесую жидкость.
— Я понимаю, что дело закрыто, — не выдержал им самим предложенной игры в молчанку Николай. — Но я видел сиденье…
Эксперт перестал вращать ложкой, аккуратно положил ее на блюдце и снова ничего не сказал. Импровизированный столик представлял собой квадратную доску, которая лежала на маленьком холодильнике. Холодильник, вздрогнув, заурчал, и в чашке с кофе задрожала стоячая волна: концентрические выпуклости и впадины мелко затряслись, отгоняя к стенкам чашки хлопья сливок и обнажая в центре более темный, почти черный выпуклый бугорок. Щербак и эксперт оба как завороженные уставились в чашку. Пауза снова затягивалась. Николай почувствовал, что, несмотря на выкуренные за последний час штук десять сигарет, все равно отчаянно хочет курить. Или дать кому-нибудь в морду. Или, в крайнем случае, разбить вдребезги этот эпилептический столик.
Титаническим усилием воли он заставил себя сдержаться и третий раз начать разговор:
— Я говорю об аварии, которая случилась двадцать пятого мая на двадцатом километре Свердловского шоссе. Погиб мотоциклист Олег Вовк, помните?.. Вы были на месте аварии, вы своими глазами видели то, что осталось от мотоцикла, видели сиденье, которое было намеренно подрезано…
Эксперт и бровью не повел. Осторожно отхлебнул из чашки, полез в холодильник, достал кусочек лимона, положил его в рот, даже не покривившись.
— Вот мое удостоверение. — Щербак сунул ему под нос свою корочку. — Вам не нужно меня бояться, я работаю вместе с Игорем Вовком, которому вы отдали сиденье. Игорь в данный момент не может сам с вами пообщаться.
— С чего вы взяли, что я вас боюсь? — наконец хоть что-то выдавил из себя эксперт. — Что я вообще чего-то или кого-то боюсь? Однако я не понимаю, чего вы от меня хотите, а мне нужно работать.
Николай сунул руки в карманы, кулаки просто чесались, и открыл было рот, чтобы еще раз объяснить, о чем он хочет поговорить, но в этот момент на столе у эксперта зазвонил телефон. Он взял трубку и почти сразу же заорал в нее:
— Что Владимир Алексеевич? Что Владимир Алексеевич?! Я занят, мне еще три акта писать до обеда. Пусть кто-нибудь еще сходит. Все!
Фух, значит Владимир Алексеевич, облегченно вздохнул про себя Щербак. Первая маленькая победа. И психуешь ты, Владимир Алексеевич, как вполне нормальный среднестатистический россиянин тридцати пяти лет, и не надо тут строить из себя Далай-ламу. Сейчас будем тебя раздражать, злить и даже доводить до бешенства.
Эксперт уставился на него исподлобья:
— Вы еще здесь?
— Конечно. И уходить пока не собираюсь.
— А придется.
— Нет, не придется. По крайней мере, пока мы не выясним некоторых деталей. Дело в том, Владимир Алексеевич, что с места аварии, то бишь с места убийства Олега Вовка пропала одна очень ценная вещь — ноутбук. Вещь и сама по себе дорогая…
— Какой Владимир Алексеевич? Почему Владимир Алексеевич? — с совершенно искренним изумлением уставился на Николая эксперт. — Господи, вы все это время брали меня на понт! Вы даже не знаете, как меня зовут. Вы понятия не имеете, занимался я этой вашей аварией или не занимался? Вы ко всем по очереди ходите, да? Надуваете щеки, делаете вид, что вам все известно? Владимир Алексеевич это не я, а наш начальник отдела, понятно?! Убирайтесь отсюда вон!
Блин!!! Щербак со стыда готов был сквозь землю провалиться. Это ж надо так облажался! Как сопливый шпаненок! Как первый раз замужем!
