Татьяна Ярославская - Золотой скорпион
– Никак. Шучу я.
– Ты сказал – как минимум. Но она ведь может мне в сердцах и отказать. Что я тогда буду делать?
– Вот если откажет, тогда и думать будешь. Тогда придется тебе бросить свою Москву, подать в отставку, купить дом в Ярославле и перебраться поближе к Машке. Будешь ей каждую ночь под окном серенады петь, пока она тебя не простит. Я тебя даже на работу в свою компанию возьму. Хочешь быть моим замом?
– Спасибо тебе на добром слове, – скривился Иловенский.
– Мамочка, отвлеки охрану, я хочу уехать без них.
Мать Павла Иловенского поджала губы, встревожено глядя на сына и боясь даже спросить, что случилось. У нее в голове мелькал калейдоскоп самых ужасных и предположений, а он, конечно, ничего не замечал, занятый сборами. В сумку летели вещи, заставлявшие думать о самом страшном: футболки, спортивный костюм, старый связанный ею теплый свитер.
Увидев этот свитер, мать не выдержала:
– Павлик, что ты такое натворил?
– Ой, даже не спрашивай, – вздохнул он. – Не исключено, что я своими руками всю свою жизнь разрушил.
– Тебя посадят в тюрьму? – прошелестела мать и, испугавшись своих слов, закрыла рот ладонью.
– А? Почему в тюрьму? – удивился Павел. – В какую тюрьму?
– Павлуша, скажи мне, что ты сделал? Ты взял деньги? Много? Можно ведь отдать, продать дом, все продать…
Он сел на диван, потряс головой. Что ж он мать-то так перепугал?
– Мамочка, успокойся. Я ничего не брал и не крал. И в тюрьму меня никто не посадит. Просто я у тебя дурак. Я чуть было Машу не потерял. Обидел ее, повел себя, как идиот. Все, еду к ней в Ярославль. Пока она меня не простит и не выйдет за меня замуж, не вернусь. Плевать на все.
– Ты у меня действительно дурак, – покачала головой мать.
Глава 31
– Да что же это за дело такое, черт его побери!
Сергей Нестеров, следователь, снова и снова перечитывал протокол осмотра места происшествия. Что там перечитывать? Он все видел своими глазами.
– Коля, какие у тебя мысли?
Савченко пожал плечами.
– Мысли? Мне почему-то в голову лезет только одна мысль: это заколдованное место. Любой, кто туда попадает, становится убийцей.
Нестеров отложил бумагу, посмотрел на оперативника пристально, но так и не понял, шутит тот или нет.
– В этом деле и без сегодняшнего случая все было криво, косо и непонятно.
– Да, почерка нет.
– Какой почерк! Это явно с самого начала были разные люди. А уж теперь…
– Подожди, Серега, – перебил его оперативник, – ты не думаешь, что это могут быть просто совпадения? Погоди, не спорь. Я знаю, выглядит странно и неправдоподобно. Но могут же быть в жизни совпадения? Первое нападение, то, что на старушку, – это мальчишки из детдома. Второе, на девушку-лаборантку, – какой-нибудь брошенный кавалер. Давыдов – вообще не на стройке, а в университете, тут потерпевший давно ходил по лезвию ножа, взятки брал с арендаторов направо и налево, помещения нелегально сдавал. Это убийство выбивается из ряда заметнее всех, сразу видно, что с первыми нападениями оно никакой связи не имеет, согласен?
– Ну, согласен.
– Вот. Теперь Ильин и Постников. Оба недавно вернулись из командировки на Кавказ. Уже третий раз там были, все три раза вместе. Могло там между ними что-нибудь произойти? Могло. Мало ли, как складывались их отношения, могла произойти какая-то стычка. А вчера их направили патрулировать недострой. Там они – один на один, вокруг ни души. Поспорили, повздорили, вспомнили старые обиды. В результате драка.
– Это как надо было повздорить, Коля, чтоб зубами горло друг другу рвать? Зубами! А ведь они оба были вооружены. Самое естественное, если бы один хотел убить другого, – это применить табельное оружие. Ничего подобного! Дерутся, как звери. Ногти, зубы, камни…
– Звери камнями не дерутся, – заметил Савченко.
– Звери не стреляют. Вот они и не стреляли. Хорошо еще ребята вовремя подоспели. Кто-нибудь из них пришел в себя?
– Когда я был в больнице, нет. Тимка должен там побывать после университета, это по пути. Сейчас придет, доложит. Постников-то вряд ли что-то расскажет. Врач сказал, он может вообще голоса лишиться.
– Слушай, Коля, – Нестеров почесал карандашом за ухом, – я понимаю, дел много, работы по уши. Но мальчишка-то даже не официальный стажер, хоть и толковый. А ты его на самостоятельные задания отправляешь. Зачем в университет его послал? Не напортит он там?
– Во-первых, он, действительно, толковый, не напортит. А во-вторых, мне нужно, чтобы он собрал не информацию, а сплетни и слухи. Факты и показания у меня уже есть, но в них нет зацепки. Никого из посторонних вахтерша не пропускала, с кем Давыдов пошел в кладовку, никто не видел…
– Здрасьте!
В кабинет ввалился запыхавшийся Тимур. Ввалился, потом на секунду задумался и спросил:
– Войти можно?
– Ага, – кивнул следователь, – постучать теперь можешь себе по лбу. Садись. Что нового?
Каримов уселся за стол. Нестеров про себя отметил, что парень за этим столом смотрится и держится так естественно, будто не первый год здесь сидит.
– В больнице пришел в себя Ильин. Он вообще ничего не помнит, говорит: ходили, смотрели, разговаривали. А очнулся уже в больнице и понятия не имеет, как он туда попал. В университете во вторник собирается ученый совет, вроде бы хотят отстранить от работы ректора, потому что он не может обеспечить безопасность. Сам ректор говорит, что точно знает, кто ходил с Давыдовым в кладовку за бумагой.
– Кто?! – Нестеров даже привстал со стула.
– Зайцев. Проректор по научной работе Анатолий Иванович Зайцев. Они вместе вышли из приемной, Зайцев ругался, что печатать не на чем, что Давыдов все растащил и тому подобное. Если верить ректору, то за бумагой они пошли минут за тридцать-сорок до того, как, по словам эксперта, наступила смерть Давыдова.
– Стой-стой! – прервал его Савченко. – Ты откуда все это взял? Я не пойму, ты Садовского допрашивал что ли?
– Нет, не допрашивал. Он мне сам все сказал.
– То есть?
– Он встретил меня в коридоре и позвал к себе в кабинет, – принялся растолковывать Тимур. – Я, говорит, знаю, ты практику в милиции проходишь и при обнаружении трупа был. Я тут подумал и вспомнил: Давыдов и Зайцев ссорились, а потом пошли за бумагой. Они, говорит, часто ругались, я не придал этому значения, а теперь вспомнил. Сам ректор, якобы, в этот момент собирался уезжать и вышел из приемной за ними следом. Только они пошли направо, а Садовский налево, к лестнице.
– Вообще ерунда какая-то, – потряс головой Нестеров.
– Конечно, ерунда, – согласился Тимур. – Просто у Садовского выборы скоро, вот он и решил подставить своего главного соперника.
– Глупо, – сказал Савченко. – Так бесхитростно ему проректора свалить не удастся. Только вот откуда Садовский узнал про бумагу?
Тимур Каримов глубоко вздохнул и решился:
– В этом, скорее всего, я виноват. Да, точно я. Я ведь об этом маме сказал, ну, о том, что надо найти того, кто у Давыдова бумагу просил. А она помогает Садовскому к выборам готовиться. Вот, наверное, и доложила ему. А он решил воспользоваться случаем да на Зайцева подозрения навести. Вы меня теперь отстраните, да?
Следователь и оперативник переглянулись и рассмеялись.
– Расслабься, Тим, – Савченко похлопал погрустневшего парня по плечу. – Мы и допускать-то тебя не имели права, не то что отстранять. Но с мамой такими вещами делиться не стоит, тем более мама твоя – журналист. Но в данном случае, кажется, неплохо получилось. Очень даже не плохо.
Глава 32
Старая сирень совсем завалилась на скамейку, и ее густая темная листва не пропускала мучительное солнце. В благодатной тени под низкими ветками сидели Кузя Ярочкин и Митя Гуцуев. Сегодня в интернат опять приходили из милиции и приставали к Митьке с расспросами. Отправлять его в лагерь пока запретили. Кузя чувствовал себя виноватым в том, что сдал мальчишку Тимуру, ему было тяжело, что Митька на него злится.
– Слушай, неужели я и в самом деле на тебя напал? – снова спросил Кузя.
– Отстань.
– Ты извини.
– Фигня. Я тебя даже уважать начал, когда ты на меня кинулся. Не трус, значит.
– Глупый ты, Митька, – вздохнул Кузя. – Когда я тебе помогал, ты не уважал. Подставить меня хотел. А когда я тебе в морду дать решил, ты сразу уважением проникся. За добро нужно уважать, а не за зло.
– Думаешь? – усмехнулся Митька.
– Уверен.
– Ну-ну, флаг тебе в руки и барабан на шею.
– Мить, еще раз тебя прошу, ты не ходи больше на эту стройку.
– А тебе-то чего?
– Там на людей маньяк нападает, сам же знаешь. Я бы не хотел… Ну… чтоб он на тебя напал, вот.
Помолчали. Сирень шелестела листьями, и над головой болтались гроздья зеленых стручков, оставшихся на память от пышных цветов с удушливым весенним ароматом. Цветы весной на этом кусте были белые. Или сиреневые?
