Мэтью Кляйн - Афера
— В среду мы проверим «Пифию» на настоящих деньгах, — говорит Напье. — Франклин, вы уже положили деньги на брокерский счет?
— Да, — отвечаю я. — К среде все будет готово.
Напье поворачивается к Питеру.
— Питер, а программа сможет покупать и продавать акции?
— В общем, да, — насупившись, отвечает Питер. У него вид ребенка, которого спрашивают, убрался ли он в комнате.
После ответа Питера на лице Напье появляется легкая обеспокоенность. Но она быстро исчезает, и Напье снова улыбается.
— Прекрасно! Тогда… — показывает он на стоящую у двери брюнетку с ангельскими крыльями, — не желаете ли поиграть?
Я замечаю в руках у девушки четыре обитые черным бархатом коробочки размером с теннисный мяч. Девушка раздает нам по коробочке.
Первым свою открывает Тоби. Внутри лежат черные фишки с логотипом «Облаков». Черные обычно стоят сто долларов. Видимо, в каждой коробочке по двадцать пять фишек. Получается две с половиной тысячи баксов. В моей коробке столько же фишек, что и у остальных.
— Это небольшой подарок, — объясняет Напье. — Играйте в казино и ни в чем себе не отказывайте. Теперь вы мои партнеры, и я хочу разделить с вами все, что у меня есть.
Если я правильно понимаю, мы теперь должны разделить с ним все, что есть у нас.
Словно в подтверждение моей догадки Напье подходит к Джесс.
— Джессика, пойдемте со мной, — улыбается он. — Уверен, вам, как специалисту по маркетингу, будет интересно познакомиться с некоторыми особенностями нашего бизнеса. Позвольте провести вам персональную экскурсию.
Джесс вежливо улыбается в ответ. Напье берет ее за руку и уводит. Слегка повернув голову, он прощается с нами:
— Приятного дня!
Они с Джесс выходят из комнаты, а я не могу оторвать от них взгляда. Сквозь открытую дверь я смотрю, как оба стоят и ждут лифта. Наконец лифт приезжает, и Напье с Джесс заходят в него. Они отправляются в офис Напье, где он обязательно познакомит ее с некоторыми «особенностями своего бизнеса», о которых она раньше и не догадывалась.
* * *Четыре часа спустя я сижу в казино за столом для «Блэкджека». За это время я успел вернуть подарок Напье казино. Более того, я еще отдал две сотни долларов собственных денег.
Для человека, который всю жизнь обирает других, я на удивление легко позволяю обвести себя вокруг пальца. К сожалению, азарт у меня в крови, я всегда удваиваю ставки, несмотря на плохие карты, не умею вовремя останавливаться. Я слишком поздно понимаю, что на самом деле мне больше всего нравится заглядывать в новую карту. Новая карта манит, это всегда шанс.
Сейчас у меня на руках девятка и пятерка. У крупье открыта шестерка. Надо бы остановиться, но я ничего не могу с собой поделать. Легким щелчком пальца по сукну я прошу еще одну карту. Крупье — малайская женщина средних лет — вытягивает мне девятку. Черт. Двадцать три. Перебор.
Крупье придвигает к себе фишки. Я гляжу на оставшуюся маленькую горку — жалкие сорок баксов. Рядом со мной сидит немолодой мужчина в ковбойской шляпе. В зубах у него огромная сигара.
— На четырнадцати надо было останавливаться, — объясняет он с явным техасским выговором.
— Ну, кто ж знал? — сокрушаюсь я.
Я ставлю две красные пятидолларовые фишки и играю снова. Теперь у меня пятерка и семерка. У крупье открыт валет. У меня в голове всплывает правило, что, если у тебя двенадцать, надо брать еще, даже не глядя на карту сдающего. Или меня память подводит? Может, я хочу попросить еще карту, чтобы добавить адреналина? Я в полной растерянности, не уверен ни в чем.
Я жестом показываю, что мне хватит.
Крупье снимает и сдает ковбою восьмерку. У него двадцать. Себе крупье сдает девятку. Ковбой выигрывает; я проигрываю.
— На двенадцати надо брать еще, — учит меня ковбой.
— Да, — отвечаю я. — Но, может, я просто хочу отдать Эду Напье побольше денег.
Ковбой кладет сигару на край пепельницы. С одной стороны сигара мокрая, как леденец.
— Ему-то есть, куда их деть, — замечает он.
— Правда?
Я ставлю еще две красные фишки. Крупье сдает мне короля и семерку. Семнадцать — это неплохой расклад, не правда ли? Особенно когда у крупье жалкая пятерка. Но я не уверен. Все как в тумане. После того как Джесс ушла с Напье на «персональную экскурсию», я не могу сосредоточиться на картах, хотя они у меня перед носом.
— Ходят слухи, — рассказывает ковбой, — что строительство этого здания чуть не пустило его ко дну. Выложил два миллиарда, теперь весь в долгах. Мой друг из комиссии по азартным играм рассказывал, что у Напье попросту нет денег на «Трокадеро».
Я окидываю взглядом казино: тысячи людей сидят за игровыми автоматами и скармливают им монеты, многие толпятся у карточных столов.
— Как-то непохоже, — сомневаюсь я.
— Это все видимость, — объясняет ковбой.
Я опять гляжу на свои карты. У меня семнадцать. У крупье всего лишь пятерка. По всем раскладам, надо останавливаться. Но черт с ним, с раскладом. Я прошу еще одну карту.
— Сынок, — говорит мне ковбой, — я в жизни не видал игрока хуже тебя.
Крупье сдает мне четверку. Потом себе — десятку и потом еще одну пятерку. У меня двадцать одно, у нее двадцать. Я выиграл.
— Даже психам иногда везет, — заключает ковбой, мотая головой.
* * *Моя выигрышная серия продолжается ровно одну сдачу. Это где-нибудь считается серией? Оставшись без фишек, я встаю из-за стола и отправляюсь бродить по казино. Взглянув на часы, с удивлением обнаруживаю, что уже шесть вечера. Неужели я просидел за столом четыре часа? Это кажется невозможным.
В другом конце зала я замечаю бар, расположенный на платформе чуть выше уровня казино. И решаю напиться. Иду к бару, но в пяти метрах от него останавливаюсь как вкопанный. За барной стойкой сидит Тоби, костыли небрежно прислонены к стулу. Он непринужденно — чуть ли не проникновенно — беседует с Лорен Напье.
У меня в голове проносится догадка, что мой сын сознательно пытается сорвать аферу в приступе юношеской непокорности. Как можно быть таким эгоистом, таким идиотом, чтобы провалить все, что я делаю ради него самого?
Я пулей взлетаю по лестнице и иду к Тоби и Лорен. Когда я оказываюсь прямо перед ними, они наконец меня замечают. Не обращая внимания на Лорен, я сверлю взглядом Тоби.
— Ты что это вытворяешь?
Он улыбается.
— Да ничего. Мы просто болтаем.
Сын мечтательно растягивает слова, словно школьник, который просит своего старика расслабиться: он ведь просто разговаривает со своей возлюбленной под трибунами стадиона.
Я закатываю глаза к потолку.
— За тобой же следят, — объясняю я этому идиоту.
Лорен улыбается.
— Успокойся, — просит она. — Не устраивай здесь сцен.
— Ты в своем уме? Если твой муж увидит нас…
— Он сам попросил меня поговорить с вами, — говорит Лорен.
— Сам?
— Попросил пообщаться с каждым из вас. И выяснить все, что смогу.
— Зачем? — не понимаю я. — Он что-то подозревает?
— Эд просто осторожный человек, — отвечает она, и в ее голосе сейчас слышится гордость за мужа. — Как бы то ни было, я просто болтала с Тоби. Прекрасный юноша, должна тебе сказать. Как только я его увидела, то сразу поняла, что он твой сын. Такой симпатичный.
Тоби краснеет. Не совсем ясно, кому предназначался комплимент. Наверное, так и было задумано.
— Присаживайся и успокойся, — говорит мне Лорен. — Я закажу тебе выпить. Как в старые добрые времена.
Я вздыхаю и пододвигаю стул. Я пытаюсь вклиниться между ними, но их стулья стоят так близко, что мне приходится сесть чуть позади. Лорен окликает бармена и заказывает мне пива.
— Ты же пиво пьешь? Я не ошиблась?
— Все правильно.
Пока Лорен улаживает дела со счетом, я гляжу на нее. На ней все тот же костюм. Все линии плавные и четкие. Поскольку волосы собраны в пучок, я могу разглядеть маленькую ложбинку у основания шеи и крохотные светлые волоски. Я и забыл, насколько она привлекательна. Я вспоминаю наш разговор в церкви, после которого я несколько часов только о ней и думал. Помню облегающую желтую футболку, идеальную линию груди, белоснежные зубы и лукавую улыбку. Я мысленно раздеваю ее, и почему-то первое, о чем я думаю, — это ногти на ногах, покрытые красным лаком. Я рисую себе, как они будут выглядеть, если Лорен обхватит меня ногами.
Планы мои начинают меняться. Алкоголя я больше не хочу. Я хочу секса.
Приносят пиво.
— Я как раз рассказывала Тоби, — говорит Лорен. — Эд только о вас и говорит. Уверяет, он никогда не видел ничего удивительнее вашей программы.
— Неужели? — удивляюсь я.
— Расскажите мне, какой у вас план.
— Будет лучше, если мы не будем ничего рассказывать.
— Твой сын сказал то же самое.
