Алексей Макеев - День назначенной смерти
Осмотр квартиры опять ничего не дал. Хоть тресни, необитаемая квартира! Старые женские вещи, которые съехавшая жиличка по банальной ненужности оставила в доме. Все предельно понятно. Но Максимов упрямо ходил по комнатам, поджидая озарения, искал тайники. Поковырялся в замке с внешней стороны, посветил фонариком в замочную скважину. Запер дверь и медленно, походкой крадущейся пантеры подошел к двери 15-й квартиры, заколоченной досками. Кому понадобилось ее заколачивать?
– На меня не смотри, – сразу предупредил Вернер. – За ценными идеями – это не сюда.
Опять он бился головой в заколоченную дверь. Справляться в ЖЭУ – пустой номер; до десятого числа ничего вразумительного не скажут. Да и нет там никого. Усатая бабушка из четырнадцатой квартиры вылезла на стук и, разумеется, Максимова не узнала. У Вернера в кармане нашлись фальшивые корки ФСБ, еще там было липовое милицейское удостоверение, документ, подтверждающий членство в Обществе спасения на водах и студенческий билет строительного института, но даже этот устрашающий документ не принес пользы. Не общается бабушка с соседями. «Идите спрашивать в другом месте». Другое место находилось в шестнадцатой квартире. Замкнутый круг. Алкоголичка вспомнила «старого знакомого», однако не сразу. Синяк на серой физиономии отчасти поблек, разухабистый тельник сменила футболка с драным воротом. Заходить в квартиру не хотелось совершенно, но пришлось. Дама была в гордом одиночестве, бутылка водки в процессе осваивания. Работы нет, слезы на глазах, деньги кончаются, ухарь уволокся первого числа и до сих пор ни слуху ни духу. Другую, видимо, нашел. Как насчет пятидесяти рублей, уважаемые… «как вас там»? Увы, взамен ей предоставить нечего, разве что отдаться самозабвенно и страстно (не хотите? – ну, как хотите…). На памяти этой жилички в пятнадцатой квартире никто не появлялся, истинный крест (большой и православный). Но однажды пробовала она поддеть доску, взяла и потянула («не подумайте чего, просто так, из чистого хулиганства…), а та возьми и поддайся. На ногу свалилась. Интересно, да? Жутко интересно. Не дожидаясь разрешения начальства, Вернер также поддел доску, и она действительно вылезла. Трухлявое все. И вторая доска охотно вылезла, и третья. А за досками обнаружилась дверь, которая ни в какую не желала поддаваться. Поскольку заперта. И все это живенько попахивало статьей «Проникновение в чужое жилище», да еще при свидетелях. А беспокойство продолжало пощипывать.
– Знаешь, командир, – задумчиво изрек Вернер, отпирая «Тойоту», – если угрожающе растет напряжение, значит, надо где-то заземлить. Поехали в рюмочную?
Посидели полчаса в квартале от агентства – тихо, сытно, цены не драконовские. На душе, правда, сытно не стало. И машину пришлось загнать на стоянку. Короткими перебежками преодолели квартал и со всеми мерами посетили родные стены.
А в агентстве было весело. Путем большого скандала Олежка с Екатериной изымали показания у трех девиц, присутствовавших на вечеринке у Кравцова. Монотонно и, в общем-то, логично Лохматов вдалбливал собравшимся, что повторной радостной встречи с милицией им не избежать. У ментов случился праздник, и пока им некогда, но праздники отшумят, и те будут злые. Не проще ли поведать все сейчас, избавив свое будущее от крупных неприятностей? На законный вопрос, какая связь между частным агентством и государственной милицией, Лохматов гнал пургу, но слушать было приятно.
– Хорошо, – чистосердечно признавалась палевая шатенка Светлана Артамонова, – у меня есть муж и сорок любовников. Кому от этого легче? Мужу? Ни хрена подобного. Муж скончается от горя, если все узнает. Я вообще от этого говнюка Зейдлиха ни на шаг не отходила, даже в туалет. Приказ такой от Холодова имелся – служить и угождать. Ни шагу в сторону…
– Извини, дорогая, – возмущалась кукла со вздернутым клювиком по имени Лариса Шклярова. – А в туалет ты, вот же досада, отлучалась. Как пробили куранты, помнишь? – фужерчик на стол поставила и хвостиком вильнула. Запамятовала, подруга?
– А у кого-то память тоже не феномен… – цедила сквозь зубы бальзаковская красотка Анастасия Водянская. – Куда это ты, Лариска, отбегала, выскользнув из объятий фрица? Я видела, как ты в соседней гостиной по телефончику бегло так чирикала.
– А ты… – взорвалась кукла, – а ты, старуха крашеная.
– Тоже отлучалась, – дерзко стреляла глазками Светлана. – Я помню, как этот тупица Каварзин бродил из комнаты в комнату – где тут, дескать, моя курочка третьей категории…
Слушать все эти бабские полосканья было противно и глупо. «Отделяйте жемчуг от дерьма», – шепнул Максимов коллегам и покинул безопасные стены. Телефон привлекательной особы по имени Оля благополучно помалкивал. Белые «Лады» продолжали нервировать, однако от услуг Вернера пришлось отказаться. Двое пеших одному пешему не товарищи. Он быстро пересек двор и погрузился в гаражи. Дальше проще. Четыре выхода наружу, и все – в разные стороны света. Через двадцать минут он вошел в подъезд элитного дома по улице Державина и взбежал на нужный этаж. Еще минуты три прошло, пока Кравцов открыл, навел окуляры и пробормотал: «Здрасте».
Обстановка в «индийской» гостиной была ничем не лучше обстановки в квартире алкашки. Ковры смяты, грязь, объедки, пустая тара. Чувствовалось, что последние три дня «большой юрист» прожил не напрасно. На столе поверх облизанных крышечек из-под йогуртов – старые семейные фотоальбомы.
Он болтался, точно маятник, и порывался что-то сказать. Рассматривал Максимова с интересом, который испытывает человек при обнаружении чужой вещи в своем доме. Потом припомнил обстоятельства – махнул рукой. Упал на стул и свесил голову над столом.
– Не хочу вас ущемлять, Николай Витальевич, – помялся Максимов. – Но выпили вы, мне думается, годовую норму.
– К черту… – выдохнул Кравцов, изобразив непослушными пальцами что-то скрюченное. – Я свободный человек, Константин Андреевич, и делаю то, что мне взбредет в голову…
Язык клиента почти не спотыкался, но фразы растекались по древу, как размякший пластилин. Вкушал Кравцов отнюдь не паленую водку, но выглядел хуже упомянутой пьянчужки.
– Предвосхищаю ваше любопытство, – взгромоздил он на Максимова осоловевшие глаза. – Опять звонила Наташа. Да-да, собственной персоной. Просила больше не пить. А я ответил, что не пью, а только разминаюсь… Мне кажется, она обиделась.
– Из автомата звонила?
– Наверное. Но точно с улицы. Опять обещала перезвонить. Издевается, видимо…
– Послушайте, Николай Витальевич, – злость за чужую дурь обуяла сыщика, – вы хоть раз отдавали себе отчет, за что вы любите эту женщину?
Кравцов невесело рассмеялся.
– А кто вам сказал, Константин Андреевич, что мы любим «за что-то»? Опомнитесь. Мы любим не «за что-то», а «несмотря на что-то». Это похоже на взрыв, после которого меняется все.
Ностальгия задавила человека. Он снова взялся перелистывать старый альбом. Максимов подобрался ближе. Карточки дрожали, вываливались из рук Кравцова. Он вкладывал их между страниц, листал дальше.
– Взгляните, Константин Андреевич. Это Альбина восемь лет назад. Совсем не изменилась, правда? А вот Вика сильно, а какая хорошенькая была, сравните?.. А вот и Влад в тренажерном зале, он стройнее был, не находите? Ага, моя тамбовская родня, брат с женой – они тогда еще не развелись, и работа у Алешки, помню, была приличная. Это сестренка – несчастное создание, умерла в восемь лет от тяжелой опухоли в голове. Мама до сегодняшнего дня не оправилась, а вот и мама, посмотрите, вся седая… А это что за стопка? – Кравцов попеременно бросал на стол фотографии. – Коллеги по работе, Холодов со своей серой мышкой, секретарша жарит курицу на корпоративной гулянке…
– Минуточку… – что-то сердце у Максимова екнуло. Он выбрал из стопки промелькнувшую фотографию и всмотрелся в нечеткий абрис лица, показавшегося ему знакомым. Что это было? Пустышка? Прозрение? Дьявол кроется в деталях? Кравцов продолжал бухтеть, а Максимов отошел в сторону, сел и принялся гипнотизировать фотографию. Есть такой участок мозга в веретенообразной извилине, сообщающий, знакомое лицо или нет…
Участок мозга сообщал, что лицо знакомое. Не больше. Голова категорично отказывалась работать.
В момент, когда он полностью и безоглядно погрузился в мусорную свалку под названием память, по спине что-то царапнуло. Возможно, не было слежки – подумаешь, царапнуло, у Максимова все полезное из головы в момент улетучилось, остался страх. Темнота на улице, он нырнул в ближайшую подворотню, а вынырнул на параллельной магистрали, средь безумия огней и новогодней свистопляски. Когда же кончится этот новогодний беспредел? Пьяные компашки, работники сетевого маразма, невесть откуда вылезшие на центральные улицы и впаривающие втридорога прохожим ненужные, неработающие, непрактичные вещи. Проститутки у витрин, менты на углах, зевающие и цепко высматривающие нарушителей общественного спокойствия…
