Сёстры Чан-Нют - Черный порошок мастера Ху
— Да это все китайцы, больно уж они охочи до этого продукта. Они используют его для омоложения, а другие чужеземцы делают из него горячее вино для услаждения нёба.
— Из чего следует, что ваши соотечественники обречены стареть без этих ценных веществ? Если у меня не будет плодов терминалии, устраняющих седину, мои пациенты перестанут ходить ко мне, а станут обращаться напрямую к могильщику!
Аптекарь тем временем попытался тайком запрятать подальше еще один сосуд, наполненный одним воздухом, но врач грозно набросился на него.
— А ну, покажите! — возопил он, указывая на горшок. — Я так и знал, что и желчи черного питона тоже нет! Похоже, наши китайские соседи изнемогают от кровавого поноса и кровотечений, вызванных кишечными паразитами, иначе зачем бы им опустошать наши запасы лекарств. Так, ну а где толченый рог носорога, лучшее средство от отравлений?
Господин Сум виновато молчал и лишь тихонько покашливал, чтобы избежать ответа на затруднительный вопрос. Однако его клиент все не унимался. Указывая пальцем на безнадежно пустые склянки, он продолжал свою глумливую речь:
— В этой жалкой лавчонке не осталось и следа от гипса, которым лечат зубную гниль! Что ж, для зубодеров настали золотые деньки, уж я вам точно говорю! А куда девались кристаллики кварца, что помогают при мужском бессилии? Людей, страдающих слабостью «нефритового стержня», на свете гораздо больше, чем вы можете себе представить, господин Сум!
Врач распалялся все больше, обдавая сконфуженного собеседника обильными волнами своего зловонного дыхания. Но тут, сделав над собой последнее усилие, аптекарь вдруг возразил:
— Что до кристалликов кварца, то чужеземцы тут ни при чем. У нас у самих есть потребители: графиня Дьем, например, или госпожа Стрекоза просто удержу не знают. Да и французский монах помногу берет.
— Что это вы такое плетете? — возмутился доктор Кабан. — Вы что, хотите сказать, что эти дамы обеспокоены мужским бессилием? Это они-то? Графиня, только что лишившаяся мужа, и та другая, что живет с калекой, давно потерявшим свои «золотые шары»? Что касается француза, вполне допускаю, что у него не все в порядке — у монахов часто бывают неприятности по этой части, не так ли? — однако это никоим образом не объясняет, куда девались все ваши запасы!
Господин Сум стоял не двигаясь и скорбно поджав губы. Тогда доктор ткнул пальцем в какие-то сморщенные луковицы и узловатые корешки.
— Ладно уж, чтобы нам не испортить окончательно отношений, отсыпьте-ка мне десяток этих Polygonum multiflorum для моих больных, испражняющихся кровью, и дюжину этих Cynanchum slauntoni для тех, у кого плохо отходит мокрота.
Пораженный таким неожиданно благоприятным оборотом событий, господин Сум облегченно вздохнул и лучезарно улыбнулся. В ответ на это врач, прильнув к его уху влажными губами, выдохнул вместе со смрадной струей последнее пожелание:
— Разумеется, по льготной цене!
* * *В комнате для медитаций, свободной от какой бы то ни было мебели, госпожа Стрекоза готовилась к исполнению обычного ритуала. Плотно затянутые тяжелые бархатные занавеси преграждали путь свету и жаре, создавая в помещении благоприятную для раздумий прохладу. Опустившись на колени перед бронзовой крильницей для благовоний с ручками, повторяющими неуловимую форму летящих облаков, она достала из шелкового мешочка горсть сушеных трав и принялась тщательно разминать их. Она раскладывала пахучие веточки на чаше курильницы, а ее мысли, освободившись благодаря этому многократно повторявшемуся действу, пустились тем временем в привычные странствия.
Перед ней предстало серьезное лицо мандарина Тана, такое, каким она впервые увидела его в той пропахшей кровью комнате, где лежало распростертое тело графа Дьема. Она тогда скромно потупила взор, чтобы скрыть волнение. В волевой линии его подбородка читалась решимость, которую лишь подчеркивали острые, словно клинки, глаза. Отметив, как он быстро оглядел постель, еще хранившую отпечаток тела убитого, она подумала тогда, приходилось ли ему уже сталкиваться с такими кровавыми убийствами. С приятным удивлением ощутила она на себе его долгий взгляд, который затем скользнул мимо и неопределенное время завороженно витал где-то.
Она уже давно пыталась понять воздействие, оказываемое ею на мужчин, которые нередко останавливались как вкопанные, завидев ее стройную фигурку.
Не показывая виду, она не раз замечала взгляды, которые, скользнув по ее бархатистым скулам, затем спускались все ниже и ниже. Поначалу слишком явные проявления желания со стороны этих хищных самцов возмущали ее, но постепенно она стала относиться к ним как к некоему развлечению, внутренне посмеиваясь над этой выставляемой напоказ силой, в которой крылась очевидная слабость перед женской красотой.
Однако в поведении молодого мандарина она не уловила никакого вожделения: в нем читалось лишь наивное восхищение ею, такое невинное и свежее, что она невольно растерялась. И это лишь утвердило ее во мнении, которое понемногу сложилось у нее о молодом судье, сочетавшем в себе несгибаемую принципиальность и мальчишескую наивность. Она не сомневалась, что с приходом зрелости проницательность имперского мандарина не оставит преступникам ни малейшей надежды на спасение, однако пока юношеское простодушие явно преобладало в нем над мудростью.
Проворным жестом госпожа Стрекоза подложила на курильницу щепотку трав так, чтобы пламя охватило их первыми. Мысленным взором она вновь увидела, как обеспокоили ее мужа вопросы судьи. Да, нелегко ему будет уклониться от допроса, на котором настаивал молодой человек. Однако, прекрасно зная своего мужа-скопца, она предвидела, что тот найдет способ отвлечь внимание мандарина от своих прошлых делишек. Не вникая особенно в дела супруга, она не могла не знать, что их состояние неуклонно растет, судя по драгоценным безделушкам и дорогим вещам, то и дело, словно по волшебству, появляющимся у них в доме. Она никогда не задавала вопросов, однако ее молчание вовсе не свидетельствовало о ее безучастности.
Она вздохнула, поджигая кучку измельченных трав, и, подождав, пока пламя не раскалит ее, сняла нагар. Ей представилось змеиное лицо скопца: глаза под тяжелыми веками над приплюснутым носом и припухшими губами, которые он то и дело облизывал остроконечным языком. Госпожа Стрекоза вспомнила его неожиданное удивление, усмешку, искривившую его толстые губы, когда, устав от предложений со стороны многочисленных претендентов, в которых хамство явно преобладало над мужественностью, она решила взять в мужья кастрата. Этот выбор, для многих совершенно необъяснимый, обеспечивал ей покой, которого она не надеялась обрести рядом с другими мужчинами, чьи липкие руки постоянно тянулись бы к ее телу. Чистая и надменная, она не нуждалась в этих прикосновениях, чтобы познать экстаз, который могла вызывать по своему желанию.
Когда травы, сгорая, стали превращаться в одуряющий дымок, госпожа Стрекоза взяла из банки щепотку перламутрового порошка и всыпала его в чашку с горячим чаем. Поднеся ее к губам, она подняла голову, представляя себе усыпанный звездами небосвод, к которому должна была вознести медитация. Тихим голосом она принялась нашептывать заклинания из лежавшей перед ней книги.
Раскрыв ворот платья с рисунком в виде ивовых листьев и ослабив тонкий шелковый пояс, молодая женщина закрыла глаза и стала вдыхать вившийся над курильницей дымок. Медленно взывала она к пустоте и тишине, ожидая, когда дух отделится наконец от неподвижного тела. Мало-помалу, по мере того как мысль ее рассыпалась на тысячу сверкающих образов, ею овладевало чувство легкости, снимая тяжесть со всех членов и освобождая от связи с физическим миром. Она уже не раз испытывала это и знала, что вскоре сознание ее перейдет на иной уровень и она полетит одна среди пламенеющих звезд, покинув тело, оставшееся тяжело лежать в этой пустой комнате.
Прерывисто дыша, она как раз начинала свое воспарение, когда тройной стук в дверь заставил ее внезапно вернуться к действительности. Падение это оказалось тем более резким, что дух ее уже начал свое восхождение, а она никогда прежде не прерывала медитацию на этой стадии. Голова ее гудела, глаза застилал туман, но она попыталась взять себя в руки.
— Я просила не беспокоить меня! — гневно произнесла она, не оборачиваясь.
— Прошу меня извинить, госпожа Стрекоза, но мое расследование не терпит отлагательств. Мне срочно нужно задать вам несколько вопросов, — прозвучал в ответ учтивый, но твердый голос.
Ошеломленная такой наглостью, молодая женщина обернулась и встретила суровый взгляд мандарина Тана, который только что успешно преодолел преграду в лице управляющего, с испуганным видом выглядывавшего из-за его спины.
— Если речь идет о крушении джонки судовладельца Фунга, то вам следует обратиться к моему мужу, — ответила хозяйка дома.
![Роберт Говард - За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки]](/uploads/posts/books/11728/11728.jpg)
