Гюннар Столесен - Навеки твой
– Я переезжаю, – проговорила она.
– Каждый вечер? – уточнил я.
– Из района Лаксевог в Сандвикен. Я только что обзавелась новой квартирой. – Она следила за дымком своей сигареты, медленно поднимавшимся к высокому потолку.
Прошло часа два, прежде чем злой официант принес мне подгоревший бифштекс с переваренными овощами. Но картошка была хороша.
– Если хочешь, я могу пригласить тебя к себе на новую квартиру, – продолжала она.
– Правда? Меня всегда очень интересовали квартиры.
У нее были глубокие морщины у рта и крупные поры на коже.
– Только квартплата жутко высокая.
– Да? А у меня, к сожалению, дырявый кошелек и на счету почти ничего нет, так что…
Мы вышли. Квартира ее была не в Сандвикене (если только она не называла Эврегатен Сандвикеном) и выглядела не очень новой. Но здесь нашлась нераспечатанная бутылка хорошего виски.
– Кто-то забыл, – сказала она и боком оперлась о стену.
Я чувствовал себя неважно, да и она выглядела не слишком хорошо. Лицо ее не оставляло никаких иллюзий, как, впрочем, и тело, когда она разделась.
И я ничуть не удивился, когда она вышвырнула меня из своей квартиры, потому что я мог любить ее, только как немолодой уже участник марафона, неудачно бежавший дистанцию в дождь и занявший какое-то место между 80-м и 90-м. Я любил ее, как древнегреческий гонец, который, едва достигнув цели и передав послание, умирал тут же у ее ног; я любил ее, как старый цирковой слон после долгих гастролей и бесконечных туров на манеже; я любил ее со страстью тлеющих углей в полуразвалившейся голландской печке в доме, который не топили много лет.
Так что я не удивился, когда она вышвырнула меня, не дав даже надеть брюки. И я стоял внизу в темном подъезде и целый час (как мне показалось) возился, чтобы надеть нужную штанину на нужную ногу.
На улице меня остановили какие-то подростки, прижали к стене, вывернули карманы и, забрав оставшиеся деньги, удрали. Я стоял, прислонившись к стене, и смотрел им вслед, не в силах что-либо предпринять.
Кое-как я добрался до дому. Проснувшись рано на следующее утро, я сказал сам себе: единственный метод очищения, действующий наверняка, – это правда…
Я принял душ, побрился, переоделся во все чистое, и не успело пробить девять, как я сидел в конторе у Якоба Э. Хамре. Я не был свеженьким, но пришел я вовремя.
Хамре с сарказмом оглядел меня.
– Что-то ты не слишком бравый, – проговорил он.
– Я? Давно не чувствовал себя так прекрасно.
Действительно я мог так сказать о последнем времени.
Это не относилось к настоящему. Сегодня это была неправда. На следующее утро после употребления виски во рту появляется вкус золы от сожженных старых газет, и от этого привкуса невозможно избавиться.
Хамре сидел за одним из стандартных, имеющих не больше индивидуальности, чем любой дезодорант, совершенно одинаковых во всех конторах письменных столов. Одинаковые бело-серые стены, одинаковые книги, тот же вид из окна. Удивительно вдохновляющий вид на средний этаж здания банка – строения на редкость непримечательного.
Я сел на стул, предназначавшийся для посетителей: подозреваемых, свидетелей и тех, кто приходил сюда сообщить нечто весьма важное (как ему самому казалось) для следствия.
Стул не назовешь удобным, да ему и не следовало быть таковым. Это был стул, с которого хочется поскорее встать – так и надо, чтобы ты не отвлекался и сразу приступал бы к существу дела.
Хамре протянул мне отпечатанный на машинке протокол. Там было все то, что я рассказал в квартире Венке в день происшествия.
– Надо заполнить графы со сведениями о себе и подписаться, – сказал он. – Надеюсь, здесь все правильно.
Я прочел протокол. Это был неприятный документ. Буквы беспорядочно двоились перед моими утомленными глазами. Но то, что там было написано, полностью соответствовало моим показаниям.
Пока я заполнял верхние графы и подписывался внизу, Хамре сказал:
– У него ведь была любовница. Ты знал об этом?
– У кого?
– У папы римского, – парировал он. – Как ты думаешь, о ком мы говорим?
– А-а, у папы. Я-то думал, что он постриженный монах.
Хамре взял зеленую прозрачную линейку и аккуратненько переложил ее слева направо. Потом несколько секунд на нее поглядел и переложил обратно. Скорее всего, это был его метод сосчитать до двадцати.
– Юнас Андресен имел любовницу, – начал он сначала. – Ты знал об этом?
Я виновато посмотрел на него.
– Ты это знал, – продолжал он. – А почему не сказал нам сразу?
– Я не знал ее имени, – начал я. – Не знал, кто она. И потом, это было трудно при Венке… при фру Андресен.
– Насколько, собственно, вы близкие друзья?
– Кто? – спросил я.
– Венке Андресен и ты.
– Мы? Я знал ее меньше недели. У нас и времени-то не было стать друзьями.
– Но это вовсе не означает, что ты не переспал с ней, – продолжал Хамре.
– Нет, не означает. Но этого не было. В данном конкретном случае.
– А вот то, что ты видел ее бегущей по балкону, а Юнаса Андресена идущим к двери и так далее и тому подобное, то есть все, что ты тогда рассказал, – Хамре кивнул на подписанный протокол, – может быть, это была своего рода дружеская услуга?
Он дал вопросу чуть-чуть повисеть в воздухе.
– Ты действительно видел это? – спросил он.
Я не был подготовлен к таким вопросам.
– Да, видел, и никакая это не дружеская услуга, – ответил я. – Если бы мне захотелось оказать ей дружескую услугу, то я сделал бы это получше. Я бы не стал, например, сразу подтверждать непричастность Джокера – Юхана Педерсена. И я бы не рассказал, что, когда я вошел в квартиру, у нее в руках был нож.
– Да, но это последнее утверждаешь только ты. А мы знаем, что отпечатки ее пальцев на ноже были уже тогда, когда нож еще не был вынут. Каких-либо других отпечатков, кроме ее и твоих, не обнаружено.
– Нет? – Я сделал паузу, чтобы как следует прочувствовать эту новость. Она погружалась в меня, но я не услыхал, когда она коснулась дна. – Неужели?
– Кстати, мы уже допросили и его любовницу, и ее мужа.
Я вынырнул из глубины.
– Да?
– Да! – Он смотрел на меня злыми глазами.
– И что? – спросил я.
– Когда был убит Юнас? Ты не мог бы вспомнить с точностью до минуты? – ушел от ответа Хамре.
– Нет. Где-то около четырех, я думаю. Не позже.
– Правильно. А эта женщина – его любовница – она была на работе до без пяти четыре. То есть в этом случае она должна была успеть всего за пять минут добраться из центра в эту даль, но, как нам известно, вертолетом она не располагала. Другими словами – ее причастность исключена.
По какой-то причине я с облегчением подумал о Сольвейг Мангер.
– А ее муж? – спросил я.
– Еще более невероятно. В этот день с трех до пяти он вел семинар по литературе для восьми студентов университета. Восемь свидетелей. К тому же он не знал ничего об их отношениях, пока мы ему не сообщили. Во всяком случае, он так сказал.
Я тяжело вздохнул – опять же подумав о Сольвейг Мангер. Люди меньше всего хотят, чтобы их супруги получали такого рода информацию, особенно из третьих рук.
– Каких-либо других потенциальных врагов мы не обнаружили. Если не считать его истории с этой женщиной и непрактичность в решении повседневных денежных проблем, Юнас Андресек вел упорядоченную и приличную жизнь. Его любили на работе – ценили коллеги и, что особенно важно, клиенты. У него не было близких родственников, за исключением замужней сестры, которая живет в Ставангере и с которой он ежегодно встречался на рождество в течение последних десяти лет. Она приезжает в Берген, чтобы возложить венок на могилу родителей, и сразу уезжает, чтобы успеть домой к рождественскому ужину. Так что, как видишь, отношения не слишком тесные. Как обычно и бывает с родственниками.
Хамре сделал паузу, взял со стола листок бумаги и стал неторопливо читать про себя, совсем обо мне позабыв. Потом взглянул на меня поверх листа.
– Так что других подозреваемых, кроме Венке Андресен, у нас фактически нет, – сказал он. – А улик против нее довольно много.
– Что показало вскрытие? – робко произнес я.
– Предварительное вскрытие. – Хамре взял листок из другой стопки. – Ты хочешь знать детали?
Я отрицательно покачал головой.
– Я плохо знаю латынь. Мне достаточно выводов. Его взгляд скользнул по нижней части листа.
– Ну вот… Причиной смерти явилась ножевая рана в живот. Повреждено одно легкое и желудок, много других внутренних органов… Короче, у него не было шанса выжить. И еще обнаружен четкий след удара по голове в правый висок. – Хамре показал пальцем, и я подсознательно ожидал увидеть синяк или кровоподтек, но ничего не увидел.
– Удар? – переспросил я.
Хамре многозначительно кивнул, и я понял, что ему есть что еще рассказать мне.
– Мы внимательно осмотрели эту банку с вареньем под микроскопом, – начал он, – и на донышке с одной стороны нашли частички кожи. Еще не проведена окончательная идентификация их с кожей умершего, но…
