Александр Бушков - Сходняк
Блаженный говорил по-русски, без акцента, но как-то... деревянно, что ли.
И несильно раскачивался в такт словам, повесив руки по бокам, как плети.
Этот его монолог прозвучал настолько здраво по отношению к облику существа и его предыдущей бессвязице, что подействовал на людей посильнее давешнего выкрика и появления этого чучела из травы. Настолько подействовал, что Карташ решился заговорить с незнакомцем.
– Эй! – окликнул Алексей. – Тебя как зовут?
– Гурд, – ответило существо.
– Гурд, а ты...
Но закончить вопрос у Карташа не получилось. Гурд резко повернулся к забору, вскинул руки, выгнулся и... И принялся точить когти о доски. Вернее, именно так это выглядело: что уж он там точил – или не точил, а только изображал – вглядываться и выяснять напрочь не тянуло. В любом случае, зрелище было преотвратное. Маша отвернулась, да и Карташу пришлось сделать над собой усилие, чтобы подавить рвотный спазм.
Человек в лохмотьях недолго предавался игре в кота. Покончив с заточкой, он повернулся к людям спиной и побрел прочь. Потом вдруг встал на четвереньки, прошелся таким макаром метров пять, вновь вскочил на ноги, оглянулся, громко прокричал что-то-совсем уж невнятное, после чего расхохотался и бросился наутек.
– Да, ексель-моксель... – Гриневский тряхнул головой. – И много здесь, интересно... таких?
– Один, – сказали сзади. – Это сын дедушки нашего баро. Он слаб разумом, но крепок телом и душой. Кто же осмелится прогнать родную кровь из табора? Все равно что отрезать самому себе руку...
Они обернулись. На пороге домика из красного кирпича стоял невысокий плотный гражданин в свитере с высоким горлом, чем-то неуловимо напоминающий старину Хэма на известной фотографии, с окладистой бородкой и в небольших очочках в тонкой золотой оправе. Стоял и печально смотрел на гостей табора.
– Отчего же он на улице, да еще и голый? Не май месяц, – несмело сказала Маша. Бородач пожал плечами.
– Каждый выбирает себе жизнь по вкусу. Гурду больше нравится жить на воле, а не в доме... Настоящий цыган. Я – дядя Сергей, замещаю шэро баро Басалая, пока тот... в отъезде.
– Алексей.
– Маша.
– Петр. Можно просто Таксист.
– Пойдемте в дом.
Первое впечатление товарищ замбарона (хотя никто из знающих людей вожаков табора баронами не именует – баро зовется предводитель племени, баро, и никак иначе), так вот, первое впечатление он производил самое благоприятное.
Несомненно, образованный, несомненно, воспитанный в лучших европейских традициях, ничего общего с классическим образом цыгана – того, что в красной рубахе, с серьгой в ухе, востроглазого и мечтающего облапошить и стырить че-нибудь... Ничуть не бывало. Они уселись за опрятный стол в гостиной, тяпнули по стопочке «Хеннесси», настоящего, категории «ХО» – за упокой души Руслана...
И наконец дядя Сергей плавно свернул беседу на рельсы мягкого, ненавязчивого и доброжелательного допроса. Кто такие? Откуда знаете Пашу-Пальчика? Как и чем помогли ему, раз он дал наводку на цыган? Что делали в лесу и что видели? Что случилось в Нижнекарске? Почему за вами охотятся? И тэ дэ и тэ пэ. Очень аккуратненько, тщательно взвешивая каждое слово, Карташ поведал их историю, опустив, разумеется, танцы вокруг платины, туркменские приключения и белобрысого фээсбэшника. Из его рассказа выходило, что трое горе-авантюристов просто-напросто оказались не в том месте и не в то время, а злобный королек Зубков решил использовать их в своих грязных делишках. А в лесу ну ничегошеньки не видели и зачем бравым сынкам Михая Руденко понадобилась лопата – ни малейшего понятия, Христом-богом клянемся. А также Аллахом и Кришну.
Дядя Сергей задумчиво огладил бороду, покивал размеренно, как дьякон.
– Да, слышал я о нападении на особняк в Нижнекарске... Странные нынче дела творятся, однако. В Шантарске уже стрелять начали посреди бела дня, Шнура вчера застрелили – знаете его? Парнишка хороший был, дань с кавказцев мирно собирал, не жадничал, не беспредельничал... Еще нескольких человек положили...
– А что это за большие люди, о которых Зубков говорил? – спросил Гриневский. – Перед которыми мы должны выступать с тронной речью?
Сергей помолчал задумчиво и наконец проговорил:
– Цыганы не хотят вмешиваться в ваши дела, гадже. Мы не знаем. Но... ходят разговоры, что в Шантарск скоро съедутся авторитетные воры со всей страны и даже из-за ближних границ. Будут судить-рядить, что делать дальше, как жить и воровать... Мы не вмешиваемся, у нас своих дел много. Вот и все, он опустил тяжелые ладони на столешницу. – Мы не вмешиваемся. Но сегодня была задета честь нашего табора. Нам плюнули в лицо, и мы этого безнаказанно, конечно же, не оставим... Я принял решение. Если Паша-Пальчик попросил помочь вам, мы вам поможем. Один раз. А тех, кто послал убийц Руслана, найдем сами. Таково мое слово. Говорите, какая помощь вам нужна.
«Чего ж их искать, – подумал Карташ. – Ниточка либо к Зубкову ведет, либо к Фролу... Либо к фээс-бэшному викингу...» Но произносить вслух свои догадки, естественно, не стал. Меньше говоришь, спокойнее живешь, проверено практикой.
– Я должен найти свою жену, – твердо сказал Гриневский. – С вашей помощью или без.
– А что с ней такое?.. – цыган наклонился вперед.
Часть третья
Ромалэ и авторитеты
Глава 12
Последнее перо переломило спину верблюда
Двадцать первое сентября 200*года, 12.11.
...Они сидели в машине, замызганном «жигуленке» пятой модели, в одном квартале от дома Гриневского, и ждали возвращения цыганенка по имени Ромка.
«Ромы» по имени Рома. Цыгане, в общем-то, могли больше ничего для них нe делать. И так спасибо, помогли немало. Особую благодарность им, конечно, следовало принести за оружие. Странное дело, но Карташ чувствовал, что с волыной за поясом или там автоматом на плече он ощущает себя значительно увереннее и спокойнее. А вот без волыны или там автомата он – как голый на званом вечере... И ладно бы только он, вэвэшник, который, по идее, должен давно привыкнуть к ношению оружия, – и Гриневский, и Маша, по их глазам было видно, также вели себя гораздо тверже, нежели без оного... Да-с, господа, человек очень быстро приспосабливается к новым, изменившимся условиям среды обитания, бляха-муха.
Помимо помощи в вооружении отряда и доставки его на место, замбарона решил, что большого урона табору не выйдет, если на разведку сходит один из его бойких чумазых пацанят. Дело-то преобыденнейшее, мало ли цыган и цыганок болтается по подъездам – например, предлагая купить «мед прямо с пасеки по дешевке» и всучивая под видом меда коричневатый сахарный раствор. А цыганенок Рома, отправившийся на разведку, прихватил с собой для маскировки кучу разноцветных рубашек от неустановимого производителя, какими цыгане обычно бойко торгуют под видом распродаж на рынках или возле вокзалов.
На водительском месте «пятерки» сидел, барабаня пальцами по рулю, молчаливый усатый цыган, примерно ровесник Карташа. Алексей находился рядом с водителем, Гриневский и Маша расположились на заднем сидении. Все молчали, слушали музыку. Водитель вставил в магнитофонную деку кассету с русским шансоном, а вовсе не с цыганской музыкой, поэтому из салонных динамиков простуженно хрипели, а не выводили зажигательные «ай-нэ-нэ» и «очи черные, очи сатарастные». И это был никакой не знак уважения к русским пассажирам – Карташ пересмотрел от скуки все кассеты, валяющиеся на «торпеде»: чего там только не было, за исключением вот разве классической музыки и музыки цыган.
«Ну и ситуация, – думал Алексей. – Мы знаем, что нас ждет засада, и добровольно лезем в капкан. Засада же не просто ждет нас, но, в свою очередь, догадывается, что мы можем подозревать о ее существовании. Они знают, что мы знаем, что они знают.... Откуда это? Ах да, так фильм один назывался, ну, примерно так, шедший в еще советском прокате. Вроде бы итальянский. Ну а раз итальянский, да еще купленный советским прокатом, – голову можно прозаложить, что про мафию. В те давешние годы киношная итальянская мафия представлялась советским зрителям грозной силой, „чур-чур нас от такого“, – заклинали зрители про себя. Но прошло каких-то десять лет ряформ, и вот мы получили свою собственную мафию, по сравнению с которой итальяшки выглядят сущими детьми, немножко шаловливыми, и не более того...» Карташ размышлял главным образом о вещах несущественных, потому что все существенное было говорено-переговорено, оставалось только дождаться последней информации... и действовать.
Из-за угла дома вывернул Рома. Он шел, нисколечко не торопясь, вертя головой по сторонам и помахивая клетчатой сумкой. Обыкновенный подросток, одет, как и большинство его сверстников. Из цыганского в нем только чернявость и плутовской взгляд, перехватывая который, невольно ощупываешь карман – на месте ли кошель...
Когда Рома взялся за дверцу «жигулей», водитель вырубил очередного хрипуна, с фальшивой тоской вспоминавшего пересылки, лесосеки, лагеря и прочие тра-ля-ля-ля.
