Станислав Гагарин - Умереть без свидетелей. Третий апостол
— Мы отдаем должное вашей эрудиции, Казакис, — усмехнулся начальник управления, — и по законам приоритета в выдвижении оперативных версий отдаем вам разработку этой идеи. Только, товарищи, предостерегаю вас от богословского крена. Апостол апостолом, но про остальные возможные варианты не забывайте. По-прежнему тщательное изучение окружения Маркерта, его дружеские, научные и родственные связи. Продолжайте изучение послевоенного периода жизни профессора, запросите в архивах соседних Прибалтийских республик все, что связано с верными братьями Черного Юриса. Чует мое сердце: выстрелы, поразившие профессора Маркерта, могли быть направлены и оттуда.
IIНа диспетчерском радиосовещании капитанов фиш-ботов, ведущих промысел в прибрежных водах Балтийского моря, предупредили о надвигающемся шторме, и маломерные суда заторопились в укрытия, хотя в последние два дня рыба заловилась на удивление.
Выбрав промысловое вооружение на борт и ложась на курс, который должен был привести его РБ-28 в ковш Пионерского рыбокомбината, Арнольд Закс не переставал проклинать судьбу и мудрецов-синоптиков, сорвавших такую реальную возможность заработать хорошие башли и рассчитаться с многочисленными долгами..
Не изменилась обстановка на море и на суше и через два часа, когда РБ-28 накрепко «привязали» швартовами к причалу. Все-таки как-никак, а штормовое предупреждение получили, портнадзор в такое время ретиво рыскает по рыбацким судам, строго наказывая тех капитанов, у кого служба на борту оказывается не на высоте.
Синоптики ошиблись на двенадцать часов. Идущий с Атлантики циклон, видимо, заплутался среди бесчисленных проливов и островов, отделяющих Балтику от Северного моря. Он упал на Западноморск и его побережье только утром, когда капитан фишбота РБ-28 уже находился там, где ему не были страшны никакие ураганы на свете.
Сдав рыбу и оставив на борту помощника, Арнольд Закс отправился в Пионерский поселок. Определенных планов у него не было, ибо в кармане не хрустело и не звенело. В таком пиковом положении оставалось рассчитывать только на корешей, а их у Закса было предостаточно. Вопрос лишь в том, чтобы посчастливилось встретить денежного парня, и тогда можно хотя бы скромно посидеть в рыбокомбинатовской харчевне.
И в этот раз Арнольду повезло. Не успел он завершить круг по площади, куда к вечеру собирались рыбаки, как рядом с ним остановилась салатного цвета «Волга». Дверца распахнулась, и на тротуар вывалился Генка Тумалевич, старый Арнольдов приятель, начальник рации на одном из РТМов[8] Западноморского тралфлота.
Когда Закс влип в ту кислую историю с иностранной валютой, Генка оказался тоже втянутым в нее. Только Арнольд про него ни слова не произнес на допросе. Но Генка уже от одного страху стал образцово-показательным парнем, а Заксу все равно три года с лишним пришлось отбухать в исправительно-трудовой колонии строгого режима, Тумалевич же все в Южную Атлантику бегал, вкалывал маркошей[9].
Теперь он сграбастал Арнольда, притиснул к груди, повторяя: «Арни, друг, здорово! С рейса я пришел, Арни! Едем! Едем, Арни!»
Еще мгновение — и вот уже Закс сидит в такси, машина мчится в Западноморск, а Тумалевич, захлебываясь от восторга, говорит, говорит…
Арнольд пока молчит. Ему и приятно, что Тумалевич специально ради него прикатил в Пионерок, хотя что такое для «Волги» тридцать километров, и его гложет зависть, когда он слышит знакомые слова: «Кап-Блан, Дакар, Лас-Пальмас, Уолфиш-бей, Центральная Атлантика, экватор…» Ведь и Закс ходил в тех краях, а потом — суд, колония, визу, конечно, прихлопнули… Вот он и болтается сейчас в двадцати милях от берега.
О неприятном, о том, что случилось три года назад, в машине друзья не вспоминали. Потом уже, в «Атлантике», Генка сказал:
— В море узнал, что тебя… Ну, выпустили, значит.
— Написал, что ли, кто?
— Написала… Она.
— Верушка твоя? Ты все с нею ладишь… Видел я как-то ее — выросла девочка. Скоро свадьба?
— Я-то готов, да вот Вера… Говорит мне: подождем… Давай еще раз. За твое избавление, дорогой Арнольд.
Заедая кусочком лимона, Закс сказал:
— Простили меня, так сказать. Вкалывал прилично, общественной работой занимался, вот одну треть и скостили. Ведь мне целую пятерку давали…
— Знаю, — проговорил Тумалевич.
— Знаешь, знаешь, — вдруг обозлился Арнольд. — А ты понимаешь, что и тебе там сидеть корячилось?
— Спасибо, Арнольд, я по гроб тебе обязан. Если б по-другому сложилось, не ходить мне в моря.
Закс уже остыл.
— Хватит о том деле. Забудем. Ты пришел с Атлантики — будем веселиться. А где же твоя Вера?
— Сегодня ее не будет. Обещала навестить подругу, у той несчастье — отца убили.
— Вот видишь, — сказал Закс, — людей убивают — и ничего. А тут пятерку за пустяк дали. Правда, Золотому Бену влепили крепче. Его на десять лет закатали. Выпьем за торжество справедливости!
— Постой, — Геннадий Тумалевич отставил рюмку и внимательно взглянул на Арнольда. — Ведь это твоего родственника убили. Ну да! Как же я забыл… Отца Тани Маркерт.
— Что ты сказал?
Арнольд опрокинул коньяк в рот, одним глотком проглотил его и уставился на Тумалевича.
— Отца? Тани? Убили старого Маркерта? Гм… Интересно, кому он оказался нужен, этот старый хрыч, помешавшийся на вечных спорах с попами?
— Не надо так о покойнике, Арнольд, — проговорил Тумалевич. — И потом, ведь он твой родственник, этот профессор.
— Еще тот родственник… Ха! Ну да ладно. Замнем это дело. Расскажи, как плавалось. План, конечно, взяли?
Часа через два, когда Арнольд вышел из туалета и намеревался пересечь вестибюль, чтоб присоединиться к приятелю, сидевшему в большом зале, к нему приблизился молодой человек и сказал, что на улице его ждет девушка. Она очень просит Арнольда выйти к ней.
Арнольд с пьяной ухмылкой на лице проследовал за провожатым. Когда молодой человек подвел Закса к легковой машине, из нее вышел еще один мужчина… Капитан фишбота РБ-28 не успел и глазом моргнуть, как оказался на заднем сиденье между двумя сотрудниками в штатском, а машина помчалась сквозь сгустившиеся сумерки по улицам Западноморска.
III— Можете закурить.
— Знакомые приемчики.
— Вы что-то сказали?
— Да, сказал. Я сказал, что уже имел честь познакомиться с этим излюбленным приемом следователей в отношении курева… Не первый раз на допросе. Словом, все как три года назад. «Возьмите сигарету, можете курить, искренность вам поможет и тэдэ, и тэпэ». Вы хоть перестроились бы, что ли… Сигареты и сигареты. А не предложить ли вам мне выпить?
— Не балаганьте, Закс.
— Товарищ Закс или уже гражданин? Зачем вы меня взяли? Я больше не вожусь с этой чертовой инвалютой, будь она проклята! Меня помиловали, понимаете, помиловали! И я знать ничего не хочу про доллары, боны и сертификаты!
— Успокойтесь, — сказал Арвид Казакис. — Вы здесь совсем по другому поводу.
Закс усмехнулся.
— Ха, — сказал он. — Вы меня утешили… Уже нашелся «другой повод». Какой же? Не хотите ли предложить мне партию в бридж?
— Извольте отвечать на мои вопросы. Спрашиваю здесь я.
Казакис нервничал. Не так, не так должен был начаться допрос подозреваемого! А ведь он, Арвид, знал о судимости Закса… Надо было учитывать это обстоятельство. Ну да ладно, перейдем к делу. Ведь это он, Казакис, выдвинул версию о рыбацкой профессии апостола Петра, да еще присовокупил сюда показания Татьяны Маркерт о том вечере… Вот Конобеев и впряг его в отработку бывшего валютчика. Хотя какой он валютчик… Больше прозябал на подхвате, устраивал нужные знакомства. Его и судили за пособничество, и срок определили минимальный. Но зэковского блатного шику этот рыбачок в колонии поднабрался… Играет под бравого урку. Ладно, спокойно. Сейчас ему пыл этот остудим.
— Ваше имя, отчество, фамилия?
— Арнольд Петрович Закс.
— Где живете?
— Прописан или живу?
— И то и другое.
— Прописан я по рыбокомбинату, в общежитии. Поселок Пионерский. А живу где придется.
— Поясните, Арнольд Петрович.
— На судне, у приятелей, у женщин. Словом, где ночь застанет, там и бросаю якорь.
— Невеселая у вас жизнь.
— Как раз веселая, начальник. Ничем и никем не повязан — мечта! Вольный буревестник! Лечу, куда душа пожелает…
— Куда желала лететь ваша душа в пятницу вечером, когда был убит ваш двоюродный дядя профессор Маркерт?
— Вы второй человек, который говорит мне о его смерти.
— Кто был первым?
— Корешок мой, Гена Тумалевич.
— Это тот, с которым вы сидели в «Атлантике»?
— Он самый… Беспокоится теперь бедный Гена. Куда, дескать, подевался Арнольдик Закс?
