Анатолий Безуглов - Инспектор милиции
И что мы, ребята, делали? Как только созревал урожай, звонили вечером из телефона-автомата по 01, называя одну из самых отдаленных окраин города, и, подождав, пока ярко-красные машины, дико вопя сиреной, не вылетали одна за другой из гаража, бандой дикарей набрасывались на увешанные грушами деревья.
Позже, когда я ходил в дружинниках, эту историю рассказал подполковник милиции, тот самый, что сосватал меня в училище. Мальчишеская уловка, оказывается, поставила руководство пожарной охраны в неловкое положение. Они решили проанализировать, как и почему на сентябрь падает самое большое количество ложных вызовов. Из Москвы приехал научный сотрудник, составлял разные социологические, метеорологические, демографические и всякие другие графики…
Секрет раскрылся через несколько лет, когда другая, сменившая нас группа «налетчиков» была снята с деревьев пожарниками.
К тому времени научный-сотрудник уже успел на основе своих исследований написать и защитить кандидатскую диссертацию…
Обо всем этом я, естественно, Славке не рассказал. Уж очень мало поучительного было в этой истории.
Я подождал, пока подпасок поел, завернул остатки еды в тряпицу и положил в сумку.
— Теперь тебе, наверное, поспать не мешает? — спросил я.
— Перемогу. Да и плохо на такой жаре. Голова будет дурная.
По его глазам было видно, что вздремнул бы он с удовольствием.
— Стадо не разбежится?
— Не-е. Выстрел при нем — бояться нечего.
— Так его слушаются? — удивился я.
— Еще бы! Чуть корова отстанет или потянется в сторону, он рога в бок — и все. Первое время думал, хана пришла буренке. Злющий бугай! Бьет куда попало, не смотря. Но пока обходилось. Раз, правда, долго одна корова хромала. Вон та, Ромашка. — Подпасок указал на темно-бурую корову с белой звездой на лбу. — Боялся, сляжет. Отошла. Зато теперь помнит хорошо, как ее проучили. Смирная стала. А как-то Выстрела увезли к ветеринару. Вот тогда я намучился — страсть! Я их кнутом, палкой, а им хоть бы хны! Что им кнут, после рогов и зубов Выстрела? Разбежались по степи, ищи-свищи. Дотемна искал. Кое-как пригнал домой. Троих нету. Что делать? Беда! Взял фонарик и опять в степь, Где искать? Куда податься? Пошукал, полазил, следы как будто ведут к старице, к той, где пацаны кувшинки рвут и раков ловят. Пошел по следам… Кругом темнота, ни души. Только лягушки орут вовсю.
— Дрейфил?
— Было маленько. Перепугался я уже потом. Страху натерпелся на всю жизнь. Подхожу к старице, освещаю фонариком — какие-то подозрительные бугры. Не успел я разглядеть, как они на меня бросились. Орут, топочут. Как сообразил, не знаю, кинулся к воде. И с размаху мордой в ил. Фонарик погас. Встал я, вытряхнул воду. Хорошо, загорелся. Не шибко намок. Направил свет на берег. Точно — мои телушки. Набычились, головы к земле пригнули, глазами сверкают. Я их по именам называю, ласково, нежно, языком цокаю, а они словно сбесились. Бьют передними ногами, чисто лошади. Стою я в воде, от злости и досады плакать хочется, а они как хищники какие-то, не признают меня.
Я улыбнулся. Славка тоже.
— Это теперь смешно. Тогда я их, наверное, час уговаривал. Ноги окоченели. Думаю, еще какой водяной схватит…
— Неужели веришь в эту чушь? Славка почесал затылок:
— Да не верю. А ночью все-таки боязно. Наслушаешься всякого. Говорят, щуки бывают огромные. Людей утягивают.
— Водятся?
— Есть. Но небольшие. Я их не люблю. Костей много. Бабе Вере нравятся.
— А чем кончилось с коровами?
— Утихомирились. Смотрю, хвосты опустили, подошли к воде, на меня смотрят. Я потихонечку вышел. Протянул руку. Они — мордами в ладонь. Признали. Повел я их в Крученый. Они все вздрагивали, к каждому шороху прислушивались…
Коровы полегли в кустах. Дремали, равномерно поводя челюстями и лениво отмахиваясь хвостами от слепней. Трудно было представить этих мирных животных в роли разъяренных хищников…
— И еще какая манера, — продолжал подпасок, выливая в кружку остатки чая и протягивая мне. — Как увидят какую зверушку — хомяка или суслика, — прямо с ума сходят. Хвост трубой — и бегут за ней сломя голову. Зверек нырнет в нору — и был таков. А за лисой несутся по степи всем стадом… Попадешься на пути — растопчут. Зачем она, лиса эта, сдалась им, не знаю…
— Дикий инстинкт, наверное, просыпается, — предположил я.
— Так ведь они ж травку едят, сено!
— Стадный инстинкт защиты от врага. Когда они еще бизонами или там зубрами были, не знаю…
— Чудно, — покачал головой Славка. — Они вон какие громадные, а тут лиса, суслик…
— Загадка природы.
— Верно. Их не спросишь. Не разгадаешь.
— Ну да. Узнают же, например, о звездах, которые находятся за миллионы и миллионы километров? Познают и это.
— Познают, наверное…
— Тебе-то хочется узнать? Славка задумался.
— А можно ли?
— Если учиться, наблюдать, читать. Ты читаешь много?
— Читаю, — ответил он неопределенно.
Я растянулся под кустиком ракиты и, прищурившись, смотрел на небо сквозь красноватые гибкие прутья.
— Конечно, мало читаю, — вздохнул паренек. — Книжки все пошли неинтересные. Баба Вера привезла из района целую охапку. Читаешь, а там глупость какая-то. Такой-то парень пошел к такому-то. В городе, конечно. Больше про Москву пишут. Пошли они в кино. Встретили третьего пацана. После кино пошли домой… Тоска смертная. Вот одну книжку стоящую я читал. Когда в городе жил. Вот не знаю только, чем кончилось. В ней описывается, как один дяденька отправился на Север, к волкам. Это не у нас было, в Канаде. И как он сдружился с волками, и они его не трогали. Здорово написано! Я после этого к волкам по-другому отношусь. Выходит, они полезные, волки. Питались только больными оленями, чтобы те других оленей не заразили и не рожали слабых, больных детей. Жалко, книга оборвана была, может, до половины. Хочется дочитать… А вы не читали?
— Нет, не читал.
Я прикрыл глаза, чтобы отдохнули от солнечного света. Тихий шелест кустов, плеск реки убаюкивали.
— Я бы сам хотел поехать на Север, к волкам, — продолжал подпасок. — Проверить…
— Здесь ведь тоже есть волки.
— Не то, — цокнул языком Славка. — Волки, которые водятся в степи, злые. Они скотину изводят без разбора. Корова ведь не дикий олень. Жирная, не убежит.
Я подивился здравым рассуждениям паренька.
— Так это ты, значит, на Север бегал? — спросил я. — К волкам?
— На Севере вообще диких зверей много… — Он нашел камешек и запустил в реку.
— Школу надо заканчивать. Поехал бы в сельскохозяйственный институт. Или в техникум. — Я поднялся. Даже сквозь закрытые веки пробивалась слепящая белизна небосвода. Перед глазами стояла красная, раскаленная пелена…
— Пошел бы… — буркнул Славка. — С моим батей пойдешь…
— А что?
— Говорил, сделает из меня человека. — Он усмехнулся. — Как вспомню — противно. Тошно на душе.
— Не понимаю.
— Он слесарем работает в ЖЭКе. Краны там всякие, батареи, унитазы… — Парнишка сплюнул. — Все меня таскал с собой. В деревне как? Помогают друг другу. Баба Вера сказывала, что весной заболела и огород ей соседи вскопали. Просто так. А в городе — за все гони монету…
Я видел, что Славка действительно задумывался о человеческих взаимоотношениях. Его больше тянуло к деревенской простоте и отзывчивости. И городскую меркантильность он не понимал. Меня самого воротило, когда люди меряли все на деньги: дружбу, работу, любовь.
Вспомнился рассказ одного отцовского приятеля, который по долгу службы бывает за границей. Там он непосредственно встречается с владельцами крупных предприятий: что ни на есть с классическими капиталистами. И вот что он наблюдал. У одного такого денежного туза попросили закурить. Он, конечно, спокойно предлагает сигарету. Попросивший закурить тут же отдает мелкую монету — стоимость сигареты. И этот человек, который может запросто купить что угодно — огромный самолет, целый остров, даже маленькую страну, — как ни в чем не бывало кладет в карман монетку.
— Отец подвернет гайку — целковый, — продолжал Славка. — Ерунду какую переставит — пятерка. А потом хвастает: олухи, мол, крану цена рубь с полтиной, а хозяева трешку переплатят и еще рады, благодарят… Не могу я так. Вон и Сергей такой.
— Какой? — насторожился я.
— Не нравится ему ходить по людям, рубли сшибать. Он ведь до того, как пастухом стал, в фотоателье работал. Ходил по хуторам. Брал заказы на увеличение фотокарточек. Сам фотографировал. Вернее, только щелкал. Пленку ему заряжали в ателье. Халтурщики. Лишь бы нахапать побольше… Он рассказывал, а я вспоминал, как отец водил меня по квартирам. У отца дело, правда, побойчей. Подоходней. Но ведь тоже противно…
— Конечно, веселого мало, — согласился я. — Значит, Слава, одна у тебя дорога — учиться.