Наталья Андреева - Нагадали мне суженого
И зачем я только согласилась?! Аксенкина я, честно сказать, побаиваюсь. На него совершенно не действуют мои предсказания. Чихал он на них. Я могу сколько угодно говорить, что завтра сгорит его самый большой магазин, а тот как стоял, так и будет стоять. Словно заговоренный.
На самом деле никаких иголок Аксенкин (точнее, его прислуга, которой у него как блох) в косяк не втыкал и святой водой стены не кропил. Хотя насчет святой воды не уверена. Вроде был обряд освящения. Просто Аксенкин чуть ли не единственный несуеверный человек в нашем городе. Черной кошке, переходящей дорогу, он со спокойным сердцем даст пинка и с пути не свернет, а бабу с пустыми ведрами обзовет козой и пойдет зарабатывать свой очередной миллион. И непременно заработает. Он невозмутимо подписывает финансовые документы в пятницу тринадцатого, хохочет, если при гадании на картах ему выпадает пиковый туз, на Нила Стратоновича, по слухам, столько раз наводили порчу, что хватило бы на десятерых, а то и на сотню. Он просто во все это не верит. А я давно заметила: проклятие действует только на тех, кто верит, что оно работает. Есть так называемое роковое стечение обстоятельств. И если задаться целью, то все на свете можно объяснить черной магией. Мол, были знаки.
По слухам, Аксенкин и родился двадцать девятого февраля! Хотя лично я не видела его паспорт. Он самый богатый человек в нашем городе и его окрестностях. И единственное, во что верит Нил – это деньги. Его бог – золотой телец, и он никогда не подводит.
А я… Неудачница, одним словом. И в обществе Нила Стратоновича я теряюсь. У меня такое ощущение, что передо мной стена, какой бы мячик я в нее ни запулила, отскок будет мгновенный, причем мне в лоб. И будет очень больно. Поэтому лучше молчать. Так я и решила.
Водитель приехал за мной в семь.
– Что случилось, Аня? – испуганно спросила мама.
– У меня деловая встреча. Не беспокойся, меня привезут обратно, я не пойду ночью одна по городу. Ведь привезут? – посмотрела я на стоящий в дверях холодильник, отморозка, похожего на гориллу. Тот молча кивнул. И протянул мне пакет.
Я взяла его с глубоким вздохом.
– А там что? – с опаской спросила мама.
– Спецодежда для деловой встречи.
– Аня, ты меня пугаешь! – Она взялась за сердце. – Куда это ты собралась?!
– Ты меня даже замуж с таким лицом не выдавала! – рассердилась я. – Успокойся. Меня пригласили в ресторан.
– А это кто? – кивнула мама на водителя.
– Слишком много вопросов задаешь. Пусти, мне надо переодеться!
Только открыв пакет, я поняла, насколько же Аксенкин свинья. Там было лишь платье и туфли. А на дворе – заметьте на минуточку – осень! То есть на это роскошное золотое платье я должна была надеть что-то из своего унылого гардероба или замерзнуть как собака. Потому что платье – это одно название. Ультракороткое, на тоненьких лямочках, оно легко умещалось в спичечном коробке. Я сразу вспомнила киносказку «Три орешка для Золушки». Но туфли бы в орех не влезли. Потому что они были на десятисантиметровой шпильке. Да что там! Все двенадцать! И откуда Аксенкин узнал мой размер ноги? Издевается по полной программе!
Я схватила расческу и с остервенением принялась выдирать волосы. Мне хотелось, чтобы ему их досталось как можно меньше, то есть его аппетиту, который он не хотел испортить моим внешним видом. Ненавижу гурманов!
Когда я вышла из спальни, мама ахнула и встала в дверях:
– Не пущу!
Я мягко сказала:
– Мама, я уже взрослая девочка. Подай мне, пожалуйста, свою шаль.
Ее шаль была единственной вещью в нашем с ней гардеробе, которая более или менее подходила по цвету к золотому платью. Бежевая с люрексом. Я накинула ее на голые плечи и уже в дверях обернулась на плачущую родительницу:
– Ты сама этого хотела.
И ушла. В конце концов, у нее есть телефон. И у меня есть телефон. Она всегда может позвонить и спросить, как у меня дела. И я отвечу.
Ресторан, в который меня привезли, разумеется, принадлежал Аксенкину. Увидев меня, жирный, усатый, похожий на кота метрдотель ухмыльнулся и сказал:
– Раздевайся, Нил Стратонович ждут.
Я скинула ему на руки шаль и посмотрела сверху вниз презрительно. На двенадцатисантиметровой шпильке я могла себе это позволить: смотреть на людей сверху вниз. Споткнуться на лестнице? Много чести!
Когда Аксенкин меня увидел, у него просто челюсть упала, а изо рта потекла слюна. И я его понимаю. Кое-чего мне от природы не досталось, груди, например. Потому что в это самое время я стояла в очереди к Создателю за ногами. И с гордостью могу сказать, что оказалась там одной из первых. Чем-то меня привлекла дверь с надписью «Ноги», хотя там было много дверей. Но я ломилась именно в эту. И если в купальнике мои ноги трудно как следует оценить, то в золотых туфлях на шпильке они предстали во всей своей красе, и у Нила Стратоновича пропал дар речи. Впрочем, он быстро его обрел. Сказал:
– Да-а… – И тут же: – Водки мне!
– А мне куда сесть? – спросила я.
– Лучше стой. Отсюда вид замечательный открывается. На твои гм-м… Туфли.
– Знаете, я так долго не простою.
– А жаль. – Он вздохнул. – Я, пожалуй, нашел бы тебе работу. И зарплату положил бы хорошую.
Я, не дожидаясь разрешения, села. Платье, разумеется, задралось, но и вид Аксенкину уже не открывался. На туфли. Они, эти туфли, очутились под столом.
– А ты что будешь пить? – спросил он.
– Я вообще-то не пью.
– Да ладно! – прищурился он. – А там тогда что было, в поле под дождем?
– Сами понимаете, мы грелись.
– Что ж, Сеня согреть тебя не мог?
– Он потом… – Я слегка зарумянилась. – Согрел.
– И я бы мог… потом.
– Давайте сначала о деле поговорим, – рассердилась я.
– Слушай, перестань мне выкать! – Он тоже слегка разозлился.
– И как мне вас прикажете звать?
– Имя-то у меня не очень, гм-м… ласковое, но уж какое есть. Так и зови – Нил. Можно без отчества.
– Кстати, откуда имя?
– Родители мечтали в Египте побывать.
– Вы, то есть ты, надеюсь, осуществил их мечту?
– И не один раз, – заверил он. – Тезку своего видел. Понравился. Большая река, могучая. Ну, давай, что ли, выпьем?
– А пива нет?
– Какое пиво? – поморщился он. – Хотя бы коньячку.
– Привычка, знаешь ли. – Я невольно вздохнула, вспомнив Полкашу, а потом Сеню. Какие меня здесь ждут сюрпризы?
Он сделал знак официанту. Мигом принесли пиво. Пора приступать к делу. Не о любви же мы с ним пришли сюда разговаривать?
– Ну, давай. Излагай.
Я вкратце изложила проблему.
– Не догнал. – Нил наморщил лоб. – Твой-то какой интерес?
– Никакого, – заверила я. – Но город без театра зачахнет. Его надо спасать.
– Опять не догнал. Повторяю вопрос: что лично ты с этого будешь иметь?
– Я тебе во второй раз отвечаю: ничего. Но город…
– Так. Стоп. Давай сначала. – Он сам налил себе водки. К моему огромному удивлению, он был трезв как стекло и с каждой новой рюмкой все трезвел и трезвел. Я, честно сказать, никогда не видела, чтобы спиртное так влияло на человеческий организм. – Давай. Пей.
– Я не хочу.
– Пей, я сказал!
Какое-то время я послушно давилась пивом.
– Теперь излагай.
– Город не должен узнать, что Станиславский аферист.
– Почему?
– Потому что тогда у нас не будет театра.
– Ну и что?
– Как это что?! – возмутилась я. – У нас все знают, кто такой Шекспир! И даже цитируют Мольера! А с каким успехом прошла «Женитьба Фигаро»? Разве не хороша была Капка в роли Сюзанны?
– Ты хочешь осчастливить город, где тебя все ненавидят? – насмешливо спросил он. – Кто тебе мешает читать этого, как его? Во! Мольера дома под одеялом?
– Вы… Ты прекрасно знаешь, кто такой Мольер! – Я выпила и разгорячилась. – Ты просто прикидываешься простачком!
– Точно, – насмешливо сказал Нил.
– И тебе не все равно, что народ в твоем родном городе не какое-нибудь быдло!
– Уверена?
– Да!
– А теперь представь, что мне наплевать. – Его ледяной взгляд уперся в меня. Точно – стена! Сейчас мне будет очень больно. – Мне плевать, как живет это быдло. Я ненавижу провинцию. Но понимаю, что для Москвы я мелковат. Не потяну, денег не хватит. Здесь я король, а там буду певчим в хоре. По сигналу рот открывать и царя славить. А я не люблю, когда меня за ниточки дергают. Лучше уж я сам это буду делать. Если бы я мог, я бы весь его сровнял с землей, – он сжал кулаки, – этот поганый городишко.
– За что? – потрясенно спросила я.
– За то, – отрезал Нил. – Меня ненавидят не меньше, чем тебя. А может, и больше. По крайней мере мы оба знаем, как чувствуют себя люди, на которых регулярно наводят порчу, – усмехнулся он и потянулся к бутылке водки. На сунувшегося было в дверь официанта рявкнул: – Вон! Я с человеком беседую!
– Нельзя… – Я судорожно сглотнула. – Нельзя так относиться к людям…
– Можно. И нужно. Потому что они, люди, состоят исключительно из дерьма. Давай выпьем.
Мы выпили, он водки, я пива, подумав, что отныне буду его ненавидеть, это пиво.
