Маргарет Миллар - Неоготический детектив: Совсем как ангел; Винтовая лестница
— Боже мой, — вместо этого произнесла она, — что это вы меня так рассматриваете? Никогда раньше не были в тюрьме?
— Признаться, нет.
— Надзирательница сообщила, что ваша фамилия Куинн. Некоторых из моих прежних посетителей звали так же; я подумала, что вы — один из них. Теперь вижу, что нет. Мы ведь никогда прежде не встречались, верно?
— Именно так, мисс Хейвуд.
— Тогда зачем вы сюда пришли?
— Я частный детектив, — объяснил Куинн.
— В самом деле? Интересная, должно быть, работа. Не припомню, чтобы я когда-нибудь встречала хоть одного частного детектива. Чем, кстати, они занимаются?
— Всем, за что им платят.
— О цели вашего визита мне это ничего не говорит, — парировала она, и в ее голосе Куинну послышался вызов. — Должна признаться, что в последние несколько лет мой мир довольно замкнут.
— Меня наняли, чтобы найти Патрика О'Гормана.
Реакция Альберты оказалась неожиданной и застала его врасплох. Лицо ее исказилось от ярости, рот приоткрылся, будто у нее внезапно перехватило дыхание.
— Тогда ищите его! — воскликнула она. — Не теряйте здесь времени, идите и найдите его. А когда найдете — выдайте ему все, чего он заслуживает.
— Вы, должно быть, хорошо его знали, мисс Хейвуд, раз так разволновались.
— Вовсе я не разволновалась. И Патрика О'Гормана почти не знала. Это все из-за того, что он со мною сделал.
— Что именно?
— Если бы он тогда не исчез, я бы здесь не сидела. Целый месяц весь город ничего не делал, а только говорил о нем. О'Горман то, О'Горман се, да почему, да как, кто, когда… Я бы никогда не допустила дурацкой ошибки в гроссбухе, если бы голова не была забита всей этой ерундой, из-за которой я совершенно не могла сконцентрироваться. Такая суматоха из-за столь ординарного, невзрачного человечка — это же абсурд! Конечно, моя деятельность на том и закончилась — она ведь требовала большой сосредоточенности и тщательного исполнения.
— Не сомневаюсь, — поддакнул Куинн.
— И вот какой-то дурак решил сбежать из дома, а я в результате оказалась в тюрьме. Я, совершенно невинный очевидец, и не более того.
Альберта вещала столь убежденно, что Куинн невольно задал себе вопрос: всегда она так думала или годы скуки и ожидания в Теколоте так повлияли на ее сознание? Как бы то ни было, в настоящее время она в собственных глазах выглядела мученицей, а О'Горман — законченным негодяем. Белое и черное.
Она уставилась на Куинна сквозь решетку; зрачки ее сузились.
— Скажите, только честно: это справедливо?
— Я недостаточно знаком с деталями, чтобы сформулировать свое мнение.
— А никаких деталей и не надо. О'Горман, и никто другой, усадил меня за эту решетку. Может быть, даже нарочно.
— Ну, это уж вряд ли, мисс Хейвуд. Не мог же он предвидеть, что из-за его исчезновения ослабнет ваше внимание. Вы ведь, по вашим же словам, были едва знакомы. Разве не так?
— Мы раскланивались, — признала она сквозь зубы, явно сожалея, что так много делала для человека, столь виновного в ее неприятностях. — Конечно, если в будущем наши пути еще пересекутся, я постараюсь его совершенно игнорировать.
— Не думаю, что ваши пути пересекутся, мисс Хейвуд.
— Почему бы и нет? Я вовсе не собираюсь сидеть здесь вечно.
— Вы-то нет, а вот О'Горман, вполне вероятно, никогда не выберется оттуда, куда он попал. Большинство людей считает, что он убит.
— Кому это понадобилось его убивать? Конечно, если он не проделал еще с кем-нибудь такой же грязный трюк, как со мной.
— Нет ни малейших доказательств, что кто-либо питал к нему неприязнь.
— В любом случае не думаю, чтобы его убили. Он не мертв, нет. Этого просто не может быть.
— Почему?
Она приподнялась, будто собираясь пуститься наутек от его вопроса. Потом вспомнила, что охрана наблюдает за ней, и снова села.
— Потому что тогда мне некого будет винить. Кто-то же должен быть виноват! Кто-то должен нести ответственность. Не-ет, он все это нарочно подстроил! Может, ему показалось, что я вела себя по отношению к нему слишком снобистски? Или он разозлился из-за того, что Джордж был им недоволен?
— Как бы то ни было, впутывать вас О'Горман наверняка не собирался, мисс Хейвуд.
— Но он ВПУТАЛ меня.
— Даже если так, я уверен, что это не входили в его намерения.
— Да, они мне все время твердят то же самое. Только они ведь всего не знают.
Альберта не объяснила, кто такие были эти таинственные «они», но Куинн догадался, что ее уже не раз направляли к тюремным психиатрам. Возможно, и Джорджа тоже.
— Ваш брат часто приезжает вас навестить, мисс Хейвуд?
— Каждый месяц, — она прижала кончики пальцев к вискам, будто почувствовав внезапно сильную боль. — Я бы хотела, чтобы он приезжал пореже. Слишком печально. Он рассказывает о старых друзьях, о знакомых местах, и я уже не в состоянии думать ни о чем, кроме того, что я потеряла. Я становлюсь слишком эмоциональной. Или он начинает говорить о будущем, а это еще хуже. Тут, даже если понимаешь, что будущее есть, ощутить это невозможно. Каждый день как год. По моей оценке, конечно, — добавила она с мимолетной горькой улыбкой. — Сейчас у меня год рождения где-то в районе 1885 — немного поздновато думать о будущем. Я, конечно, им ничего такого не говорю — они решат, что у меня депрессия, меланхолия… о, у них много названий. Хотя правильное только одно: тюрьма. Даже смешно, как они пытаются избежать этого слова, чем-нибудь его заменить. «Исправительный институт», например, или «Отделение совершеннолетних специалистов»… Фантастические термины! А на самом деле — я просто заключенная, сижу в тюрьме, и слушать радостную болтовню Джорджа о поездке в Европу и о будущей работе в его фирме мне уже невмоготу. Я от этого заболеваю. О какой поездке в Европу может идти речь для того, кто заперт в клетке и кому в ближайшие пять лет ничего другого не светит? Почему я здесь? Почему мы все здесь? Должен же быть какой-нибудь другой способ. Да и есть, наверное. Если общество хочет отомстить нам за наши преступления, почему бы не высечь нас перед городской ратушей? Почему не подвергнуть пыткам и на этом покончить? Зачем нас бросили сюда на долгие, бесконечные годы, когда мы могли бы делать что-нибудь полезное? Мы, как овощи, влачим растительное существование. Только овощи в конце концов съедают, а у лас нет и этого удовлетворения. Мы не годимся даже на корм собакам, — она вытянула руки вперед. — Затолкайте меня в мясорубку! Измельчите меня! Позвольте мне насытить какую-нибудь голодную собаку или умирающую от голода кошку!
Альберта повысила голос, и люди в соседних отсеках стали с любопытством поглядывать на нее.
— Позвольте мне быть полезной! — кричала она. — Измельчите меня! Послушайте, вы все! Разве вы не хотите быть измельченными, чтобы накормить умирающих животных?
К ним, позвякивая висящими на поясе ключами, заспешила надзирательница в серо-голубой униформе.
— Что-нибудь случилось, мисс Хейвуд?
— Тюрьма. Я в тюрьме, а животные умирают от голода!
— Тише. Они не умирают.
— Вы о них не заботитесь!
— Меня больше беспокоите вы, — приветливо заметила надзирательница. — Пойдемте, я отведу вас в вашу комнату.
— В клетку. Я заключенная и живу в клетке, а не в комнате.
— Как бы то ни было, вы туда вернетесь. Я не хочу, чтобы продолжалась эта суматоха. Ну, будьте же хорошей девочкой.
— Я не могу быть хорошей девочкой, — отчетливо произнесла мисс Хейвуд. — Я плохая женщина, которая живет в тюремной клетке…
— Ну, ради Бога!
— …и ожидает ваших оскорблений.
Надзирательница положила твердую руку на локоть Альберты и вывела ее. Разговоры в отсеках возобновились, но голоса стали тише, звучали настороженно, и, когда Куинн поднялся, чтобы уйти, ему показалось, что все заключенные провожают его полными осуждения взглядами: «Вы не ответили на ее вопрос, мистер. Почему мы все здесь?»
Куинн вернулся в административный корпус и после неизбежных проволочек получил разрешение увидеться с тюремным психиатром.
Миссис Браунинг оказалась молодой особой, чрезвычайно серьезной и целенаправленной.
— Пребывание в тюрьме у всех вызывает сильное напряжение, это естественно. Правда, ваше сообщение о выходке мисс Хейвуд меня удивило. Не думала, что она способна на такое. Впрочем, я должна признаться, что не очень много ею занималась, — она поправила очки, как бы желая рассмотреть Альберту получше. — В подобных институтах, где отделы психиатрии вечно не укомплектованы, они, как правило, похожи на скрипящую, требующую смазки телегу. И один Бог знает, сколько здесь скрипящих колес. Так что до спокойных людей, вроде мисс Хейвуд, у нас обычно просто не доходят руки.
— Она никогда не вызывала у вас никакого беспокойства?
