Татьяна Полякова - С чистого листа
– Привет. Не меня ждешь?
– Чего тебе надо? – не очень любезно спросила я.
– Девку на ночь, – хмыкнул он. – Ты вполне сгодишься.
Он сидел слишком близко, меня мутило от отвращения, потому что, в отличие от других, я хорошо знала, кто передо мной.
– Ты здесь один? – спросила я.
Он вновь усмехнулся:
– С друзьями.
– У тебя нет друзей. И быть не может. А эта троица, что сейчас изображает из себя крутых, залезла бы от страха под стол, если бы видела то, что вижу я.
В его глазах, отливавших золотом в свете свечи, появилось недоумение.
– Кто ты? – спросил он с сомнением.
– А ты догадайся, – засмеялась я.
Он смотрел на меня, забыв про ухмылку, и вместе с отвращением я вдруг почувствовала жалость, потому что поняла: его терзает боль. Давняя, злая, не дающая покоя. Даже говорить для него было пыткой, не то что двигаться. Но он был из тех, кто скорее умрет, чем в этом признается. Ему все нипочем, и эту роль он будет играть до конца.
– Как ты выжил? – понизив голос, спросила я. – С такой раной… – Хотя какое мне до этого дело? И если боль рвет его на части, это лишь малая плата… встать и уйти. Вот что я должна сделать. Но вместо этого я сказала: – Дай руку. – Мне пришлось повторить дважды, он сидел не шевелясь и смотрел мне в глаза. Наверное, тоже не мог решить, что делать. А вот я уже решила, не в силах самой себе объяснить, почему я хочу сделать то, чего ни в коем случае делать не должна. Будто помимо воли, его рука потянулась к моей. А я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Мы сидели неподвижно, ладонь моя онемела, теперь я ее совсем не чувствовала. Медленно открыла глаза. Взгляд его изменился. В нем вдруг появилась растерянность. Он словно прислушивался к себе. Резко высвободил руку, губы его кривились, заговорил он с трудом.
– Ты… – Он облизнул губы. – Ты…
– Ну я. Дальше-то что?
– Ты знаешь, кто я.
– А ты сомневаешься?
– И помогла мне?
– Зря, наверное. Терпеть не могу боль. Я ее ненавижу даже больше, чем таких, как ты.
– Не зря тебя считают чокнутой, – с какой-то странной обидой произнес он. – Ты нарушаешь все правила.
– Точно. Иногда это даже забавно. Не хочешь попробовать?
Я открыла глаза и едва не закричала от испуга, увидев силуэт на фоне окна. В мгновение сон и явь смешались, и я не сразу сообразила, что я в гостинице, а в кресле с низкой спинкой лицом к окну сидит Павел. Наверное, я все-таки вскрикнула или шумно вздохнула, потому что он тут же повернулся. Я нащупала выключатель, свет настольной лампы был тусклым, желтоватым. Павел поднялся и шагнул ко мне.
– Все в порядке.
Я потерла лицо руками, сбрасывая остатки сна.
– Ты выглядишь испуганной, – заботливо произнес Павел. – Кошмары замучили?
– Странный сон. Хотя скорее глупый.
– Это похоже на воспоминание? – садясь на кровать рядом со мной, задал он очередной вопрос.
– Ни на что это не похоже. Почему ты не спишь? Боишься незваных гостей?
– Нет. Просто бессонница. Трудно уснуть, когда ты так близко, – улыбнулся он. – Ворочался с боку на бок и боялся тебе помешать.
– Зря боялся. Я совсем не против, чтобы ты мне мешал.
– Правда?
Он обнял меня за плечи и привлек к себе. Осторожно поцеловал. Потом еще раз, уже настойчивее, поцелуй был долгим. Вместо того чтобы заключить его в объятия, я отстранилась. Совершенно нелепая мысль пришла мне в голову и теперь не давала покоя. Я открыла верхний ящик тумбочки, сунула в него пальцы, а потом резко ящик захлопнула. И взвыла от боли.
– Ты что, спятила? – рявкнул Павел, вскочил и посмотрел на меня сверху вниз. Лицо его было злым и испуганным одновременно. Но в тот момент мне было не до него. Острая боль пульсировала в пальцах. Я накрыла их правой рукой и замерла. Боль стихла почти мгновенно, хотя на коже красный рубец был еще заметен. – Что за глупости? – хмуро спросил Павел.
– Мне кажется, я умею… как-то справляться с болью.
– Справляться?
– Ну да. Я сломала Олегу нос, а потом… его вылечила.
– Ты сломала ему нос?
– Он меня разозлил. И я его ударила.
– Да ничего ты ему не сломала. Глупости. И сейчас… это просто самовнушение. Неужели ты не понимаешь? И не жди, что я буду участвовать в твоих дурацких экспериментах. Не хватало мне только пальцы ломать.
Я чувствовала себя законченной дурой. Павел прав, это самовнушение. Мне приснился сон, и я развлекаюсь с тумбочкой. Идиотизм.
– Извини, – промямлила я. – Должно быть, я кажусь тебе чокнутой.
Он достал кроссовки и начал обуваться.
– Пройдусь немного возле гостиницы. На всякий случай. А ты постарайся уснуть.
Ему не терпелось поскорее уйти, оно и понятно. Если бы он вдруг стал ломать себе пальцы, я бы тоже сбежала. Павел ушел, а я, выключив свет, еще долго таращилась в потолок.
Уснула я, так и не дождавшись Павла. На этот раз сны мне не досаждали. И только утром, когда солнце заполнило комнату и в маленьком помещении уже трудно было дышать от духоты, перед тем, как открыть глаза, я услышала голос. Точно кто-то нашептывал в ухо: «Ты так его любила. А он тебя предал». И это было не отголоском сна или воспоминанием, а скорее предупреждением.
Разбитая, с больной головой и скверными мыслями, я оглядела комнату. Ни на постели рядом со мной, ни в кресле Павла не оказалось. Я еще не успела испугаться по-настоящему, как дверь ванной распахнулась и появился он. Щетина, что украшала его физиономию накануне, исчезла, он улыбался и, судя по всему, новый день встречал с оптимизмом. Чего о себе я сказать не могла.
– Завтрак принесут в номер, – сообщил он, подумал, наклонился и меня поцеловал. Утро любовников. Правда, без ночи любви.
«В конце концов, такое не редкость», – мысленно усмехнулась я. Павел покосился на мою ладонь, по которой ночью я заехала ящиком, но ничего не сказал, видимо торопясь забыть эту странную выходку.
– Я успел сходить в магазин, купил кое-что из вещей. Ты не против?
– Нет, конечно, – ответила я.
Чуть позже выяснилось, что, кроме бритвы и пары белья, он купил рубашку и две футболки, по принципу «чем дешевле, тем лучше». В общем, существенного урона нашим сбережениям не нанес.
– Еще я взглянул на этот фонд, – помедлив, добавил он, устраиваясь в кресле. – То есть на здание, конечно. – Павел помолчал, видимо ожидая моего вопроса, но не дождался. Я разглядывала стену напротив, размышляя, стоит ли выпить таблетку от головной боли. – Задняя дверь выходит во двор, – продолжил он с легкой обидой на отсутствие у меня интереса. – Там видеокамера, но утром она была отключена. Двор огорожен забором, довольно высоким. Это единственная преграда. Понадобятся кое-какие инструменты.
– Ты сказал, что камера видеонаблюдения отключена. Если нас что-то связывает с этим фондом, а я успела там засветиться, с их стороны это странная беспечность.
– Думаешь, нас там ждут?
Я пожала плечами. В этот момент в дверь постучали, Павел открыл, заранее сунув пистолет за пояс джинсов. В комнате появилась вчерашняя девушка, толкая перед собой сервировочный столик на колесиках.
– Доброе утро. Как спалось?
– Отлично, – заверил Павел, сунул ей в руку купюру и проводил до двери.
Все еще сидя в кровати, я выпила кофе, съела булку с сыром и отправилась в ванную. К моменту моего возвращения Павел уже закончил завтрак и был готов покинуть номер.
– Напротив здания фонда есть кафе, – сказал он. – Устроимся там и немного понаблюдаем.
В этот час в кафе мы оказались единственными посетителями, что позволило с удобствами расположиться неподалеку от окна. С улицы заметить нас не могли, а вот мы фасад здания, а главное, вход видели прекрасно. Я достала ноутбук, который прихватила с собой из дома, и начала просматривать выпуски местных газет. Сообщение о смерти Ирины нашла очень быстро. «Молодая женщина обнаружена мертвой в своей квартире». Далее несколько слов о том, что послужило причиной смерти, и стандартное «Ведется следствие». О записке ни слова.
– Что тебе сегодня приснилось? – спросил Павел, не отводя взгляда от окна.
– Глупость, – буркнула я.
– Расскажи.
Я рассказала с максимальными подробностями, он выслушал и пожал плечами:
– Вряд ли это воспоминания. Или ты думаешь иначе? – Теперь плечами пожала я. – Но ты серьезно отнеслась к тому, что видела, ведь так?
– Тебя испугала моя выходка?
– Прости, что накричал на тебя ночью. Все это выглядело странно… Посмотри, – шепнул он, кивнув в сторону окна.
Возле здания фонда притормозил темно-зеленый «БМВ». Из него вышел мужчина лет пятидесяти, с круглой, как мяч, и совершенно лысой головой, в сопровождении рослого парня. Его я видела в клинике. Серый костюм он сменил на джинсы и темную футболку. Входя в здание, он оглянулся, будто проверяя, не следует ли кто за ним.
