Мишель Бюсси - Самолет без нее
Впрочем, в основном сторонницей затворнического образа жизни была Вероника. Александр всю неделю проводил в офисе в Стамбуле. Разумеется, время от времени они принимали гостей — коллег по работе, знакомых из Франции. Но — до появления на свет Лизы-Розы! Как только у Вероники родилась дочка, она наложила вето на все светские развлечения. Путем неимоверных усилий мне удалось разыскать семь человек — две семейные пары и трех клиентов компании Карвиля, — побывавших на вилле в Джейхане после рождения Лизы-Розы. При каждом таком посещении младенец спал. Гости помнили про розовый комочек, прикрытый простынкой, которая слегка приподымалась от дыхания ребенка. Бодрствующей Лизу-Розу видел лишь один из них, голландский бизнесмен. Видел на протяжении нескольких секунд. Вероника удалилась — ей пора было кормить дочку, и она не собиралась делать этого в присутствии делового партнера мужа. Она ушла, оставив мужчин в патио попивать ракию и подписывать контракты. Коммерческий директор турецкого филиала фирмы «Шелл», которого я не без труда разыскал, тактично объяснил мне, что он в равной мере неспособен идентифицировать личико Лизы-Розы и сиськи ее мамаши…
В стамбульском роддоме, расположенном в квартале Бакыркёй, где рожала Вероника де Карвиль, еженедельно на свет появлялись десятка три малышей. Это оказалась оборудованная по последнему слову техники шикарная частная клиника, где меня приняли с почти не прикрытым раболепием. Педиатр, прикрепленный к Лизе-Розе, осматривал девочку трижды. Он уточнил, что ежедневно через его руки проходит примерно двадцать грудничков. Он достал медицинскую карту Лизы-Розы и честно поделился со мной всей имеющейся у него информацией: вес — три килограмма двести пятьдесят граммов; рост — сорок девять сантиметров.
«Ребенок плакал?» — Да.
«С открытыми глазками?» — Да.
«Что еще вы запомнили?» — Ничего.
«У малышки были какие-нибудь особые приметы?» — Нет.
Еще один тупик.
Должно быть, Вероника де Карвиль маялась на своей вилле от смертельной скуки! Обслуги у нее работало мало. Мне удалось связаться с довольно пожилым и, на мой взгляд, слишком близоруким садовником, который как-то ближе к вечеру видел коляску с ребенком под пальмой. Девочка спала под плотной противомоскитной сеткой. Вытянуть хоть что-то стоящее из показаний подобного свидетеля было еще труднее, чем из бредовых заявлений Мальвины.
Я не стану пересказывать здесь ворох слухов, сплетен и ни на чем не основанных предположений, собранных мною за эти несколько месяцев. «Не упустить ни одного следа!» — потребовала Матильда де Карвиль. Я с радостью повиновался ее приказу. В конце концов, мне много не надо: достаточно одного свидетельства, одного-единственного, — и моя миссия будет выполнена.
В аэропорту Ататюрка в Стамбуле я нашел стюардессу, которая, по ее воспоминаниям, 22 декабря видела грудного ребенка среди пассажиров, ожидавших рейса на Париж, и даже пощекотала его под подбородком.
«Там был один грудной ребенок или два?
— Один. Точно один».
Во всяком случае, ей так казалось. Вообще говоря, она не могла сказать с уверенностью, в какой именно день видела грудничка. И на какой рейс его родители ждали посадки. Но ребенок точно был! Это она помнила четко…
Эта чертова стюардесса внесла в мои и без того спутанные мысли новый сумбур.
А что, если в самолете был всего один ребенок?
Действительно, разве можно утверждать, что на борт в тот день поднялись две семьи с грудными детьми? Разумеется, существовал список пассажиров, но что, если в аэробус, летевший из Стамбула в Париж, попало не двое детей, а один? Например, в нем не оказалось Лизы-Розы? Опоздание, случившееся в последний момент затруднение, каприз матери, похищение, покушение — могло произойти все, что угодно, в результате чего Лиза-Роза избежала посадки на роковой рейс и до сих пор жива! Ее прячут где-то в Турции… Или в другой стране…
Совершенно безумная гипотеза!
А если взглянуть на нее с другой стороны? Разве не странно, что о ребенке, прожившем три месяца, сохранилось так мало достоверных сведений? Почти нет людей, видевших малышку. Нет друзей семьи, качавших ее на руках. Нет любящей няни. Нет фотографий. Нет вообще ничего. Или почти ничего. Как будто такой девочки вообще не существовало. Точнее говоря, как будто ее существование кто-то хотел сохранить в тайне…
Часами размышляя над этим, я превратился в почти полного параноика. Если Лизы-Розы не было в самолете, не значит ли это, что она умерла еще до того, как самолет поднялся в воздух? Отчего умерла? В результате несчастного случая? Из-за неизлечимой врожденной болезни? Пала от руки убийцы? Александр и Вероника де Карвиль унесли ответ на этот вопрос с собой в могилу.
Возможно, его знала Мальвина. Возможно, это знание и свело ее с ума.
Когда я излагал эти гипотезы Назыму в кафе «Дез Анж», он только хохотал. И опускал усы в очередную рюмку ракии.
— Преступление? Ты рехнулся, Кредуль!
Он попыхивал своим наргиле и возвращал меня с небес на землю. Назым верил только в конкретные вещи. В реальные доказательства.
— Слушай, Кредуль. Не могли же ее три месяца держать за забором. Наверняка с ней выходили на улицу. Кто-нибудь мог ее видеть. Прохожий, турист… Она могла случайно попасть на чей-нибудь снимок. Никогда нельзя знать заранее.
— Что ты имеешь в виду?
— Сам не знаю. Деньги у тебя есть. Дай по всей Турции объявление в газетах. Опубликуй фотографию. Ту самую, из «Эст репюбликен». А там посмотрим.
Назым был прав. Он высказал гениальную идею. Мы наводнили турецкие газеты объявлениями, подробно объяснив, что именно ищем и что предлагаем взамен. В турецкой валюте суммы выглядели баснословными.
27 марта 1982 года — эту дату я буду помнить всегда — рано утром портье гостиницы «Аскок» вручил мне письмо. Его принес какой-то тип, лично явившись в отель. Письмо было кратким. Только имя — Уналь Серкан. И номер телефона. Но главное — фотокопия фотоснимка.
Я бежал через улицу Айхана Ишика как сумасшедший. Как меня тогда не сбили… Назым уже ждал меня в кафе «Дез Анж».
— Проблемы, Кредуль?
Я сунул фото в его толстые волосатые пальцы. Он замер, внимательно разглядывая снимок. В точности, как я сам несколькими минутами раньше.
Снимали на пляже.
На переднем плане позировала загорелая черноволосая девушка с великолепной фигурой в не слишком нескромном купальнике. Турецкая топ-модель. На заднем плане угадывались холмы Джейхана и чуть ближе белые стены виллы Карвилей, утопающие в зелени.
В паре метров от девушки, чуть позади нее, рядом с женщиной, от которой на фото попали только ноги, лежало расстеленное одеяло, а на нем — ребенок. Совсем крошечный ребенок. Грудничок. Назым разинул рот и чуть не выронил из рук фотографию.
Этим ребенком была Лили, Стрекозка, чудом спасшаяся девочка с горы Мон-Террибль. Никаких сомнений даже не возникало. Те же глаза, то же лицо…
Паскаль и Стефани Витраль, путешествуя по Турции, никогда не приближались к Джейхану ближе чем на две сотни километров. Вот оно, решающее доказательство. Мы победили!
Ребенком, выброшенным из самолета во время авиакатастрофы, была Роза-Лиза де Карвиль.
От счастья я чуть не прослезился. Назым улыбался мне сквозь густые усы. Он тоже все понял и радовался, как мальчишка.
2 октября 1998 г., 11.44.
Звякнул звонок. Один-единственный. Почти неслышный в грохоте подземки.
Сообщение. Сигнал о пропущенном вызове.
Марк трясущимися руками полез в карман за мобильником.
20
2 октября 1998 г., 11.42.
Аиля Озан механически резала жареную баранину для шаурмы. Острый нож отсекал один за другим тонкие ломтики мяса. Аиля на них не смотрела. Она думала о другом. Мысли не мешали ей работать, напротив, дело шло быстрее, если не приходилось отвлекаться на болтовню с посетителями.
Перед ее лавчонкой на бульваре Распай уже выстроилась очередь, как всегда в это время дня. У Аили здесь были свои постоянные клиенты.
Аиля старалась не показывать, что нервничает, но она волновалась. Страшно волновалась. Вот уже два дня от Назыма не было ни слуху ни духу. Обычно он себе такого не позволял. Острый нож продолжал крошить мясо. Аиля представила себе, как проводит машинкой по затылку, шее и вискам Назыма. Она обожала стричь своего великана. У Аили немного дрожали руки, но, когда она стригла или брила Назыма, в них неизменно появлялась твердость.
Аиля была женщиной неробкого десятка. Ей много чего пришлось пережить, когда после государственного переворота, случившегося 12 сентября 1982 года, они с отцом бежали из Турции в Париж. В то время ее отец занимал ответственный пост в Демократической левой партии и чудом избежал ареста. Всего за несколько дней военные схватили и отправили за решетку тридцать тысяч оппозиционеров. Почти все их родственники оказались в тюрьме.
