Евгения Горская - Все мы только гости
Выехав из города, он эти мысли отогнал. Остановил машину, почти съехав в придорожную канаву, и тупо уставился в переднее окно, в темноту. Около заводской проходной стояла машина, и Филин мог бы поклясться, что это «Нива» прыткого старичка.
Могла девчонка спрятаться на территории завода? Вполне могла. И сейчас должна чувствовать себя в полной безопасности. Филин побарабанил пальцами по рулю. Проникнуть за ограждение завода не проблема, ребенок справится. Филин посидел, тупо глядя в черноту ночи, вдохнул ароматный воздух и медленно вернул машину на асфальтовую полосу.
Сон не шел. Лина вертелась с боку на бок и наконец уставилась в плохо видный в темноте потолок. Мысли в голове путались, и все они навевали тревожную тоску.
Стас не звонил больше суток. Разозлился и обиделся, это понятно. Но… вдруг с ним что-то случилось? Он живой человек, может заболеть, попасть в аварию. Желание позвонить мужу стало нестерпимым. Она знала, что не станет этого делать – звонить после того, что она ему сказала, глупо и даже непорядочно. И все-таки до боли хотелось знать, что с ним все в порядке.
Было бы совсем хорошо, если бы там, в Америке, нашлась девушка, с которой Стасу гораздо лучше, чем с ней, Линой. Или пусть девушка появится здесь, будет ждать Стаса, радоваться ему и принимать его проблемы ближе, чем свои.
У Лины никогда так не получалось. Стас жаловался на начальство, на частые командировки, он хотел, чтобы она его жалела, а она только скупо выражала сочувствие, и то не всегда. Жалеют слабых, а в ее представлении мужчина должен быть сильным и больше никаким. Отсюда, собственно, и все их беды. Ему нужна женщина с ярко выраженной материнской жилкой, а у Лины такой жилки нет. Он никогда не переходил бы на крик, если бы она пугалась, когда он порежется, или простудится, или пожалуется на головную боль. Она в лучшем случае не морщилась от его робких жалоб. Наверное, потому что не любила.
Или все-таки любила? Лина знала точно, что не сможет быть счастливой, если Стасу будет плохо.
Или просто за прошедшие годы они навсегда стали близкими, несмотря на все ссоры, взаимные обиды и полное непонимание?
Она вспомнила, как совсем недавно разводилась ее институтская подруга Лиза. Бывшие супруги до рубля делили «совместно нажитое имущество», которое почти до рубля же было куплено их родителями.
Слава богу, им со Стасом такое не грозит. Не потому что нет нажитого имущества, а потому что они все-таки другие. Стас не станет ругаться из-за сковородки. И она не станет.
Интересно, как разводился Павел? Тоже судился с женой из-за имущества? Ей очень не хотелось в это верить.
Впрочем, какая ей разница. У него в каждом городе таких, как она, по штуке.
Думать так было неприятно. Лина смотрела в темноту за окном, мысли путались, но заснуть не могла.
Очень хотелось в родной бабушкин дом. Она так долго мечтала об этой поездке, а получилось потерянное лето. Нужно доварить варенье, оставленные сорванные ягоды пропадут по такой жаре. Надо все-таки найти фотоаппарат – она не успокоится, пока не найдет. И просто надышаться родным домашним воздухом.
В ночной темноте телефон заиграл неожиданно громко. Лина схватила засветившийся мобильный и вместо Стаса – она даже не посмотрела на номер, будучи уверена, что это он, – услышала злой мужской голос.
Выстрел получился знатный, Николай Иванович не мог себя не похвалить. Когда-то он считался отменным стрелком, но это было давно. Сначала он собирался выстрелить ночному гостю по ногам, но не рискнул, побоялся уложить насмерть. Целился поверх головы. Скорость, с которой лихой незнакомец исчез, подтвердила – не простой у него был гость, не простой.
Пистолет на место убирать не стал, нацепил кобуру, от которой уже успел отвыкнуть, и по дороге к дому Полины чувствовал придававшую уверенности приятную тяжесть оружия.
Дом Полины он знал не хуже своего, долгие годы в нем все ремонтировалось его руками. Обошел комнаты, с ужасом ожидая увидеть что-то страшное, радуясь, что дом пуст, и понимая: если с Линой что-то случится, он этого не переживет.
Где Полина хранила записную книжку, он не знал, но, потратив несколько минут, как заправский домушник, безошибочно нашел ее в ящике письменного стола.
Номер внучкиного мобильного был записан ровным Полининым почерком. От вида ровных букв защемило сердце, а ему уже давно казалось, что он свыкся со смертью Полины.
Облегчение он почувствовал, только услышав тихое «алло».
– Ты где? – зло спросил он.
– Николай Иванович, вы? – с заминкой спросил испуганный голос.
– Ты где находишься? – Он злился на нее и радовался одновременно. Что бы он делал, если бы она сейчас ему не ответила?
– На заводе. В гостинице. – Она опять запнулась, отвечая. – А что случилось?
– Это я тебя должен спросить, что случилось. Ладно, жди, я сейчас за тобой приду. Ты в каком номере?
– Не знаю. На третьем этаже, слева. Да что произошло?
– Тебе виднее, что произошло. Только сегодня ночью ко мне… наведались.
– Что?! – ахнула Лина. – Кто… наведался?
– Он не представился, – усмехнулся Николай Иванович. – И я ему представляться не стал.
– Николай Иванович, он вам… ничего не сделал?
– Я вот тебе сейчас что-нибудь сделаю, чтобы больше не смела меня за дурака держать. Выпорю, раз уж в детстве тебя не пороли, – выдохнул он. – Я сейчас приду, Линочка. Кроме меня никому дверь не открывай. Сдается мне, что влезла ты во что-то очень нехорошее.
– Может, не стоит ночью ходить? – запоздало забеспокоилась Лина. – Я здесь в безопасности, территория охраняется.
– Угу, охраняется, – кивнул он, словно она могла его видеть. – Ерунду-то не болтай. Вроде умная, образование какое-никакое имеешь. Туда ребенок проникнет, не то что спец. Жди, Лина.
Очень хотелось пить, но он не стал искать воду. Взял на кухонном столе пригоршню сорванных вишен и сжевал по дороге.
Тропинин слышал через стену, что у Лины зазвонил телефон, потом слышал, что она с кем-то разговаривает, и удивился, что сумел почти мгновенно влезть в брошенные рядом на стул джинсы и очутиться у двери ее номера. Слов было не разобрать, но разговаривала она мирно, и он сразу успокоился. Он никогда не думал, что можно так страшно пугаться из-за другого человека. Впрочем, он вообще никогда не предполагал, что может из-за чего-то так испугаться.
Он не знал, что совсем чужой человек может так быстро и незаметно стать необходимым, и даже представить свою дальнейшую жизнь одному, без нее – страшно. Он не понял, как это произошло, да и не раздумывал над этим, просто знал: он не отступится от нее никогда.
К бывшей жене он ничего подобного не испытывал даже в самые лучшие их времена. Он радовался, когда ее видел, скучал, когда они долго не встречались, но твердо знал, что мир вокруг него не изменится от ее присутствия.
От присутствия или отсутствия Лины мир менялся. Это было удивительно и тревожно, но ничего другого он не хотел. Странно, что совсем недавно он радовался спокойствию и размеренности своей личной жизни. В служебной деятельности он тоже хотел бы спокойствия, но понимал, что она была, есть и будет сплошной нервотрепкой, и давно с этим смирился.
Голос за дверью совсем умолк. Тропинин тихо постучал, потом постучал снова и негромко ее позвал.
Он собрался стучать еще раз, когда дверь резко отворилась и Лина уставилась на него синими глазами.
– Ты с кем разговаривала? – бестактно спросил он.
– С Николаем Иванычем, – не удивилась она. – Он сейчас придет.
– Зачем?
– У него что-то случилось. Ну… связанное с нашей историей.
– Ч-черт… А что именно?
– Не поняла.
Тропинин хотел еще что-то спросить, но вместо этого протянул к ней руки и прижал ее к себе. Потом, неожиданно вспомнив, что обниматься через порог – плохая примета, шагнул в номер, чуть-чуть подвинув замершую Лину. Про эту примету он слышал когда-то давно от бабушки. Раньше он никогда не боялся никаких примет.
Ее волосы щекотали лицо, он боялся прижаться к ней щекой, вспомнив, что больше суток не брился. Гулко стучало сердце, и он не мог разобрать, его это сердце или ее.
– Павел. – Лина выбралась из его рук. – Не надо.
– Почему? – спросил он. – Ты любишь своего мужа?
Зря он это спросил. Она сейчас скажет, что любит, и у него ничего не останется, кроме его унылой жизни.
Она молчала, слегка отвернувшись.
– Лина, – пообещал он. – Я буду тебя ждать. Долго. Сколько скажешь. Всю жизнь.
Она не сказала, что любит мужа, и жизнь опять дала ему надежду.
Тропинин прошел в номер, подумал и уселся на стул, повернув его так, чтобы ее видеть.
– Николай Иванович мне не просто сосед, – зачем-то объяснила Лина. – Он очень близкий человек. Я деда совсем не помню, он давно умер. Николай Иваныч у меня вместо деда был.
Больше в номере не нашлось стульев, и она уселась на краешек кровати.
– Представляешь, он, оказывается, к моей бабушке два раза сватался, а я и не знала. – Она задумалась, глядя в темное окно. – Как хорошо, что я все-таки сюда приехала. Жалко только, что скоро уезжать.
