Лабутены для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич
– У меня одна сумочка, чего к ней привыкать? – робко поинтересовалась Кира.
Наташка снова цинично захохотала.
– Вот к этой сумочке, – она так энергично ткнула пальцем Кире в лобок, что та отодвинулась. – Вот к этой! Привык – и ты его хозяйка!
– Прям-таки хозяйка? – усомнилась Кира. – А если он повернется и уйдет?
– Один уйдет – другой придет! – замахала руками Наташка. – Они вокруг толпами кружатся, как пчелы вокруг меда. Вот когда козлик сделал финт ушами, я стала думать, куда пойти половить… А не успела даже с работы выйти, как из мойки «Гелик» выезжает, остановился рядом: «Садитесь, девушка, подвезу!»
– Это кто – Гелик?
– «Гелендваген» – джип такой, мерседесовский, а сидел в нем Сенька… Вот и нашлась замена! Я подумать не успела, а он уже тут, как тут… Жалко, только, что такой дурболай оказался – все кулаками размахивал…
Кира только головой покачала. Она совершенно не представляла, как ее со всех сторон вдруг начнут атаковать мужчины, желающие, чтобы она ими «крутила, как хочет». Тем более что никогда такого не было. Да и вообще, Наташкину аллегорию она видела по-другому: не пчелы кружатся вокруг меда, а жирные зеленые мухи вокруг… Ну, ясно, вокруг чего. Интеллигентная девушка даже мысленно не станет уточнять… Но с другой стороны, Наташка-то знает, что говорит – опыт у нее богатый! Хотя, у каждого свой опыт…
Она тяжело вздохнула.
– Ну, что молчишь? Пошли сегодня в «Цепи» или «Панораму»? Познакомимся, то-се… Вместе оно и спокойней. Идем, угощаю, если что. Ну, чего? Нет? Эх, дура ты, Кирка, дура! Тогда я сама пошла – мне девчонки одно новое «рыбное» место подсказали…
Один раз Наташка повела ее в салон «Мир ногтей», где делала маникюр, педикюр, наращивание, – словом все! Но увидев прейскурант Кира оттуда быстро ретировалась: мол, как обходилась своими силами, так и дальше обойдусь! Но она была впечатлительной натурой, и ночью ей приснился страшный мир: ногти, повсюду ногти! Они хрустят под ногами, возвышаются тут и там трехметровыми валунами, скальной грядой перекрывают горизонт, облаками плывут по небу, даже дождь тут идет острыми разноцветными обрезками ногтей… Кира проснулась с колотящимся сердцем и не могла заснуть до утра. А Наташка хвасталась свежим маникюром и насмешливо улыбалась…
«Интересно, куда она рванет на этот раз? – гадала Кира, высматривая ее в окно. – И с кем? Вроде бы, сейчас у нее Сергуня. А там как знать»…
Зимой был Любшин, чрезвычайно солидный на вид, из мелких чиновников. И Париж.
В самые ненастные декабрьские деньки, когда улицы утонули в снегопадах и ноги разъезжались в грязной каше из раскисшего снега и противогололедных смесей, Наташка ворвалась в бухгалтерию с новостью:
– Еду в Париж! На рождественские каникулы! Любшин сюрприз устроил! Говорит: увидеть Париж и умереть!
Сказала артистично, с выражением, и картинно сбросила на спинку стула неправдоподобно дорогую шубу, подаренную кем-то из бывших.
Любшин был, пожалуй, самым интеллигентным из Наташкиных воздыхателей. Зато и продержался возле нее совсем недолго, не больше месяца. Может быть, именно поэтому.
– Ничего! – философски сказала Наташка. – Сказки длинными не бывают!
Ей недели, проведенной «в реальном Париже», хватило на целый водопад воспоминаний:
– На Монмартре пили абсент… На Рю де ла Пэ смотрели канкан… Столица мира! Ой, девочки, а какие там шмотки! А телки, особенно в «Мулен Руж»!
Кира смотрела на Наташку, устремившую подернутый поволокой взгляд куда-то в «прекрасное далеко», как будто видела сквозь разваливающиеся от старости канцелярские шкафы и источенные грибком стены сияющую огнями Эйфелеву башню. Смотрела, и в который раз пыталась презирать смазливую двоечницу. И в который раз не получалось.
Тогда-то, под хвастливую болтовню Наташки, путавшей названия универмагов и кабаре, прохладную иронию в ее сердце окончательно вытеснила позорная зависть. Париж! Монмартр и Сена! Секре Ке и Нотр-Дам! В ушах пели скрипки и аккордеоны маленьких баров, отрытых кафе, сияла огнями Эйфелева башня, кипела пузырьками в высоких бокалах «Вдова Клико» и звали, манили на неспешную прогулку узкие улочки старого Парижа…
Как же она хотела в Париж!
Полгода Наташка гремела цветными стекляшками банальных своих воспоминаний, вызывая в Кире приступы мрачного протеста: это она, ценительница французской литературы, знаток французского кино, – она должна была рассказывать им о Париже, своем Париже, по которому ходили герои Франсуазы Саган и Жоржа Сименона, который вдохновлял Мане и Родена. А вместо этого она вместе со всеми слушала про обалденные устрицы и огромную круглую кровать в гостинице с видом на какую-то площадь.
И вот очередное обострение – настала пора летних отпусков. Сейчас она придет и расскажет о своих умопомрачительных планах, которые затмят все ранее здесь сказанное, как «Вдова Клико» затмевает привычную пепси-колу…
Но вначале вернулась Алена. Она уже успокоилась, хотя, судя по влажному лицу, для этого ей пришлось умыться. Не глядя на товарок, села на свое место, начала перебирать накладные и отчеты. Все молчали, раздавался только шелест документов, да щелканье клавиш допотопного компьютера.
– Кир, а ты куда? – вдруг спросила Алена, очевидно просто для того, чтобы нарушить молчание. Она просунула пачку бумаг в здоровенный дырокол и приготовилась ударить по нему как следует: компостер был старый и тугой.
– Я? – очнулась Кира.
– Да. Собралась куда или дома отгуляешь? – подключилась Нинванна.
Так уж было угодно судьбе: именно в этот момент дверь привычно скрипнула и на пороге появилась Наташка. Ничего не скажешь, зверской красоты девчонка. Блондинка с голубыми глазами. Высокая, длинноногая, пухлые, как у Анджелины Джоли, губы, небольшой римский нос, затейливый разноцветный маникюр. Легкое просторное платье наводило на мысль о Бегущей по волнам, или Летающей царевне, а может, просто намекало, на ее способность творить чудеса.
А что извилины в мозгах у Наташки такие же прямые, как ее ноги, так кого это интересует? Мужики любого возраста, семейного положения, цвета и сорта, прилеплялись к ней, будто она клеем намазана, стоило Наташке появиться без сопровождения в местах их естественного обитания. И до ее мозгов не было им никакого дела – тем более что собственные в девяти из десяти случаев они утрачивали при первом же визуальном контакте. А может, не имели их от рождения.
– Что уставились, как на привидение? – хищно усмехнулась Наташка. Эта усмешка и придавала ей сходство со зверем. Или, по крайней мере, с небольшим плотоядным зверьком, может, куницей. Ощутив болезненный укол зависти, Кира не глядя взяла со стола заколку, автоматическим жестом подобрала свисающую со лба прядь – утром снова поленилась возиться с прической – и то ли с кокетством, то ли с отчаянием тряхнула головой.
– В Ниццу собираюсь. На Лазурный Берег!
От неожиданности Алена грохнула дыроколом так, что из соседнего кабинета застучали в стену. Три женщины замерли за своими столами. Стопы картонных папок с ботиночными тесемками, казалось, встали по стойке «смирно». Наташка у двери озадаченно оттопырила губу.
«Вот только ради этого момента стоило соврать», – подумала Кира, смакуя пьянящее мстительное удовлетворение.
Но тут же ее настигло жестокое похмелье. «Соврала! Вслух, принародно!» Обводя взглядом обалдевших коллег, Кира казнилась, как мученик Инквизиции. Разоблачительные насмешки она приняла бы с благодарностью. Извинения и оправдания уже готовы были сорваться с языка: «Простите, сама не знаю, вырвалось».
– На Лазурку?! – взвизгнула Наташка и помрачнела.
– Ки-ирка! – протянула Алена, с шумом выпустив воздух. – Ки-ирка! Ну, надо же! И молча-ала!
– Молодец, девка! – кивнула Татьяна Витальевна. Массивное тело начальницы заколыхалось, как бы одобряя и официально утверждая Кирины планы. – По Европам будет разъезжать. А чего ж, молодым везде у нас дорога – вон, Наталья тропинку уже проложила. Мы с моим Степаном, пока дочка не родилась, тоже каждый год в Ессентуки ездили. Сколько ж, интересно, твоя Ницца потянет-то? Копила, небось, не один год?
