Анатолий Безуглов - Сигнал тревоги
Слава сбавил скорость, чтобы не заляпать машину: шоссе возле стройки было покрыто желтой глинистой жижей.
Минут через пять мы выехали к Берестень-озеру.
Оно всегда возникает как-то неожиданно. Дома микрорайона вдруг сменяет веселая рощица белоствольных берез, а за ними, сверкая, переливаясь, — синь воды. Собственно, Берестень был уже за городом.
— Ну, где нефть? — спросил я у ребят.
— Надо обогнуть озеро, — ответил Руслан. — Там, у Берестянкина оврага…
Мы проехали еще с километр по шоссе, огибающему чашу озера и устремляющемуся дальше. Слава свернул к берегу. Но подъехать к месту, указанному дозорными Голубого патруля, оказалось невозможно — так размокла земля.
Мы двинулись к оврагу пешком, стараясь держаться поближе к воде берега были песчаные.
Овраг, видимо как и озеро, получил свое название от речушки Берестянки, которая когда-то впадала в Берестень. Это было очень давно. Речка обмелела, а потом и вовсе исчезла, оставив после себя балку. Сейчас на дне оврага еще сохранились сугробы грязного позднего снега, в котором весенние ручьи проделали круглые, похожие на звериные, ходы.
— Вот здесь, — сказал Руслан.
Мы подошли к самой воде. Закатное солнце, стоявшее низко над землей как раз напротив, окрасило озеро в розовый цвет. И все же на его поверхности можно было явственно различить радужные круги, играющие всем спектром.
Олег Орестович втянул в себя воздух. Все остальные невольно сделали то же самое.
К свежему запаху талого снега примешивался другой, резкий и знакомый мне, — керосина.
Почему-то вспомнилось послевоенное детство, душный маслянистый запах лампы-трехлинейки, при свете которой я сидел над уроками…
Бабаев зачерпнул горсть воды, понюхал.
Сзади послышались торопливые шаги. Это с автобусной остановки бежал Костя.
— Ну? Нефть, да? — с ходу выпалил он, едва переводя дыхание.
— По-моему, бензин, — сказал Бабаев. — Но может быть, и керосин, как сказал Захар Петрович… Интересно, много его попало в озеро?
— И у того берега есть! — воскликнул Костя, показывая на противоположную сторону Берестеня.
— Там, и там, и там… — Руслан обвел рукой все озеро.
— А может, все-таки нефть? — спросил я у Бабаева, проверяя одно из своих предположений. — Чем черт не шутит, вдруг под нами месторождение…
— Нет, — категорически сказал Олег Орестович. — Я знаю, что такое нефть. Видел в Северном море аварию танкера. Совершенно другая картина. Да и запах… А насчет месторождения — увы, Захар Петрович… Тут в прошлом году недалеко работала геологическая экспедиция…
— Мы были у них на экскурсии, — подтвердила Роксана.
— Каолин нашли, — продолжал учитель. — Сырье для производства фарфора… А вот насчет черного золота… — Он развел руками. — А это, показал Бабаев на радужные разводья, — следы чьего-то головотяпства. Прямо скажем, вредительство! Варварство! Вы не представляете, какой урон нанесен озеру! Теперь не выловите не только ни одного окуня, ни одной плотвички головастика не увидите… А утки? Сколько было положено труда, чтобы летом у нас селились чирки, гоголи, чтобы давали тут потомство. Все насмарку…
Он махнул рукой и замолчал.
Мы прошли дальше по берегу. Везде было одно и то же — разноцветные маслянистые круги покрывали воду.
Солнце коснулось края земли. Неожиданно быстро похолодало. Надо было возвращаться в город: ребята продрогли да и стемнело.
Мы усадили дозорных в машину, а сами с Бабаевым отправились домой пешком, и он, и я жили в микрорайоне, неподалеку от строящегося универсама. Ходу — минут сорок. Хотелось обсудить увиденное.
Как бензин или керосин мог попасть в Берестень? Промышленных стоков в озеро нет. База нефтепродуктов находится на противоположном конце Зорянска, а судя по тому, что загрязнение распространилось уже по всему зеркалу, нефтепродуктов в воду попало немало…
— Не везет Берестеню, — со вздохом сказал Бабаев. — Мне рассказывали, что лет двадцать назад в нем хотели разводить омуля…
— Омуля? — удивился я. — Не слышал.
В Зорянске я жил всего десять лет.
— Да, омуля, — кивнул Олег Орестович. — Вода чистая, условия подходящие. Вот его и облюбовали ихтиологи. Хотели провести эксперимент. Если бы дело выгорело, то поставили бы все на промышленную основу. Начинание сулило большие доходы. Но сначала надо было, как тогда говорили, освободить будущее омулевое поле от сорной рыбы. То есть свести на нет малоценных окуней, плотву, красноперку…
— Господи, — вырвалось у меня. — Сорная! Да я, возвращаясь с рыбалки, радуюсь, если на кукане у меня болтается десяток окуньков. А уха из них!..
— Не рыбак, — улыбнулся Бабаев.
— Извините, Олег Орестович, что перебил. Продолжайте…
— Так вот, обработали Берестень полихлорпиненом, от которого все рыбешки скончались. Весной заселили озеро мальками байкальского омуля и стали ждать. Ждали, ждали, а омуля нет как нет…
— Почему? — поинтересовался я.
— Щука съела. Расплодилась страсть, и все стадо мальков без остатка сожрала…
— А как же этот самый?.. Ну, полихлор…
— Полихлорпинен? Не подействовал, видимо, на зубастую хищницу. Опять травили полихлорпиненом да еще для полной победы — карбофосом. Элементарное, между прочим, средство от тараканов… Результаты превзошли все ожидания. Не только рыбы — жучка у воды, бабочки над водой не водилось. Радовались: теперь-то у омуля врагов не будет… Через некоторое время произвели новый «засев» мальков с далекого Байкала. Проходит год, другой, третий… Ихтиологи разводят руками: омуля нет, зато окунь идет косяками…
— Как это?
— Вот так! Стали искать причину. Ученые головы ломали, а ларчик открывался просто! Жил неподалеку в деревеньке Желудево старичок. Всю жизнь ловил в Берестене окуней. А тут пришел с удочкой, а окуньков-то нет. Тогда старик наловил окуневой молоди в нашей Зоре и выпустил в Берестень. Живите, мол, и размножайтесь… Окуни подросли, расплодились, и начисто истребили омуля…
Учитель засмеялся.
— А дальше? — спросил я.
— Свернули эксперимент. Оставили Берестень в покое… А теперь вот кто-то другой «эксперимент» ставит… Знаете, Захар Петрович, чувствуют у нас себя эти «экспериментаторы» безнаказанными.
— Почему же? — возразил я. — В кодексе есть специальная статья, предусматривающая наказание за загрязнение окружающей среды, в частности водоемов. Ну а если такие действия нанесли значительный урон природе, например, привели к массовой гибели рыбы, — тем более!
— А как измерить в таком деле масштаб урона? — спросил Олег Орестович. — Что на первый взгляд кажется пустяком, завтра может обернуться непоправимой бедой!.. Удобрения… Обыкновенные удобрения, смываемые с полей в речку, постепенно убивают в ней все живое! Между прочим, Петр Первый повелевал пороть батогами солдат, которые сбрасывали мусор в Неву. А офицеров, допускавших это, на первый раз штрафовали, а если повторялось безобразие, разжаловали в солдаты. Он же, Петр Великий, категорически запретил ездить на лошадях по льду петербургских каналов, чтобы конский навоз после таяния льда не попадал в воду!
— Ну что же, в уме и в решительности Петру отказать нельзя, — сказал я.
— Зачастую именно разгильдяйство бывает виной тому, что называют загрязнением окружающей среды. А вернее, недоумие. Мол, природа все стерпит… Нет, не стерпит, — грустно покачал головой Бабаев.
Мы уже подходили к его дому.
— Олег Орестович, — сказал я на прощание, — вероятно, понадобится ваша помощь в этом деле.
— Конечно! — воскликнул Бабаев. — Помощников у вас будет предостаточно. Общество охраны природы, рыболовы, ученики нашей школы. Да и не только, думаю, нашей… Надо создать штаб по спасению Берестеня. Подключим радио, редакцию «Знамя Зорянска»… Помните операцию «Лебеди»?
— Еще бы! — ответил я.
Это было прошлой зимой. В начале января город облетела весть, что на Берестень опустилась лебединая стая. Почему она появилась в наших краях, да еще в такое время года, так и осталось загадкой для местных знатоков природы. Но тысячи зорянчан бросились к озеру, чтобы полюбоваться белоснежными грациозными птицами, плескавшимися в незамерзаемой полынье.
В нашей газете почти каждый день печатались заметки о необычных пернатых гостях.
Лебединую стаю — а она насчитывала восемьдесят одну птицу — взяли под свою опеку дозорные Голубого патруля, активисты Общества охраны природы, работники местного охотничьего хозяйства. Основания для тревоги были: в конце января ударили сильные морозы, полынья затягивалась льдом да и пищи стае не хватало.
Ежедневно на Берестене дежурило несколько человек. Они подкармливали лебедей.
Птицы прожили у нас всю зиму. А когда весна властно вступила в свои права, белоснежная стая взмыла в небо. Сделала прощальный круг над озером, словно благодаря собравшихся на берегу людей, и исчезла в синеве.
