Лоуренс Блок - В постели с медведем
– Тут и сиди, – бросил он.
Он заметил, что стал меньше встречаться с женщинами. Ну, не то чтобы меньше. Он с той же частотой приглашал их на просмотры, только отношения с ними становились более платоническими. Он приглашал бывших любовниц, с которыми сохранил дружеские отношения. Женщин, которые не привлекали его физически. Смотрел фильмы в компании друзей-мужчин, коллег. Он начал задумываться, а не теряет ли он интереса к сексу. Вроде бы нет. В постели с женщиной он не сачковал, отрабатывал на все сто. Разумеется, он теперь не оставался у женщин на ночь и перестал приводить их к себе, однако игры под одеялом доставляли ему ничуть не меньше удовольствия. И если случалось это не так часто, как прежде, то могло лишь свидетельствовать о его вступлении в пору зрелости. Секс, наконец-то, занял в жизни соответствующие ему место, так что причин для волнения не было, не так ли?
В феврале начался еще один кинофестиваль. В Буркина-Фасо. Приглашение он получил в декабре. Его включили в состав жюри, предложили неплохой гонорар плюс оплату всех расходов, включая перелет первым классом на самолете компании "Эйр Африка". Название компании подсказало ему, где находится Буркина-Фасо. О существовании такой страны он не имел ни малейшего понятия, а тут догадался, что расположена она в Африке. Телефонный звонок принес много новой информации. Буркина-Фасо прежде называлась Верхней Вольтой. На ее почтовых марках – кстати, они имелись в коллекции, которую он собирал в детстве, – значилась Haute-Volta. В бывшей французской колонии по-прежнему говорили главным образом по-французски, а также на местных племенных диалектах. Нашел он Буркина-Фасо и на карте: в Западной Африке, к северу от экватора и югу от Сахары. Ежегодный кинофестиваль, третий по счету, еще не утвердился среди самых значительных событий киногода, но буркина-фасойцы (или как там они себя называли) уже показали себя исключительно радушными хозяевами, а тамошний климат в феврале мог дать сто очков вперед нью-йоркскому. "Моя Мариза летала туда в прошлом году, – сказал ему приятель, – и до сих пор не дает говорить ему об этом. Не следует упускать такой возможности. Настоятельно рекомендую поучаствовать". Но как взять с собой медведя?
Он получил визу, ему сделали прививку от желтой лихорадки (прививка гарантировала иммунитет на десять лет, в течении которых он мог безбоязненно ездить в те ужасные места, где свирепствовала эта болезнь), он начал принимать хлорохинин, как профилактическое средство от малярии. Он пошел в "Банную республику" и купил одежду, как его там заверили, подобающую случаю. Он пару раз позвонил и получил заказ на статью из тридцати пяти сотен слов плюс фотографии для журнала, распространяемого одной компанией среди своих пассажиров. Самолеты вышеуказанной компании ни в Буркина-Фасо, ни в близлежащие страны не летали, однако статью они все равно хотели получить. Но он не мог взять медведя. Он представлял себе обряженного в военную форму африканца, извлекающего из сумки медведя и вопрошающего, что это такое и зачем владелец багажа привез это с собой. Он видел себя, красного как рак, в окружении других гостей фестиваля, сверлящих его недоуменными взглядами. Он мог представить себе Гэри Гранта или Майкла Кайна, играющих эту сцену и с честью выходящих из столь щекотливой ситуации. А вот насчет него самого такой уверенности не было. Да и куда он мог засунуть набивное животное длинной двадцать семь дюймов? Он-то хотел обойтись только ручной кладью, не доверяя багаж заботам компании "Эйр Африка". Если он брал медведя, сумку с ним пришлось бы сдавать в багаж. И если б его не потеряли на первом этапе полета, от Нью-Йорка до Дакара, то медведь наверняка бы исчез на втором, между Дакаром и Уагадугу, невыговариваемой столицей Буркина-Фасо.
Он пошел к доктору и выписал рецепт на секонал. Полетел сначала в Дакар, потом в Уагуанду. Медведь остался дома. По прибытии таможенный осмотр не доставил ему никаких хлопот. Встретили его с большим почетом, как очень важную персону. Женщина-великанша скоренько провела его через таможню: ему даже не пришлось открывать чемодан. Он мог бы пронести медведя, мог бы пронести пару «узи» и гранатомет. Никто и ухом бы не повел. Секонал, медвежий заменитель, сразу же доказал свою несостоятельность. Снотворное он принимал лишь однажды, в ночь перед операцией по удалению аппендицита. Чертова таблетка не позволила ему ни на секунду сомкнуть глаза. Потом он узнал, что медикам известны случаи такого вот анормального действия снотворного. Правда, их можно пересчитать по пальцам. Он предположил, что смог бы перебороть анормальный эффект увеличением дозы, но буркина-фасовцы щедро наливали гостям как вино, так и более крепкие напитки, на удивление хорошим оказалось и местное пиво, а он знал, какой опасный коктейль представляет смесь спиртного и барбитуратов. Эта комбинация оправила в мир иной не одну кинозвезду, вроде бы обозревателю не имело смысла идти по их стопам. Он бы все равно не заснул, убеждал он себя, даже с медведем. Сказались две веские причины: роман с польской актрисой, говорящей на английском так же хорошо, как и он говорил по-польски ("Эта польская старлетка, – рассказывал он друзьям дома, – почему-то решила, что проложит путь на съемочную площадку через постель писателя"), и дизентерия, которую буркина-фасойцы воспринимали как легкую простуду.
– Они даже не заглянули в мой чемодан в Уагудугу, – поделился он с медведем, – но в Джей-Эф-Кей устроили настоящий шмон. Не могу даже представить себе, что, по их мнению, можно привезти из Буркина-Фасо. Там просто ничего нет. Я купил пару ниток бус и маску, которая будет неплохо выглядеть на стене, если найти ей удачное место. Но только представь себе, как этот клоун в таможенной форме вытаскивает тебя из чемодана!
Они могли бы и распороть медведя. Такое случалось, во всяком случае, он полагал, что случалось. Контрабанда-то процветала. Люди незаконно перевозили через границу наркотики, алмазы, секретные документы и еще Бог знает что. Опытный контрабандист не остановился бы перед тем, чтобы использовать куклу или набивную игрушку для провоза контрабанды. Медведя бы вспороли, осмотрели его внутренности, зашили бы вновь, не причинив никакого вреда. Но мысль эта вызывала у него отвращение.
В одну из ночей он увидел медведя во сне. Сны ему снились редко, и вспоминал он их с трудом, отрывочно. А вот этот четко отпечатался в памяти, словно увиденный на экране фильм. Ведь сон отличается от кино только тем, что в первом человек не только зритель, но и участник. История оказалась чем-то средним между «Пигмалионом» и «Царевной-лягушкой». Медведь, как ему дали понять, заколдован. И если медведь сможет вызвать любовь человека, то эта любовь вызволит его из медвежьего обличия и превратит в идеального партнера для того, кто его полюбит. Поскольку он отдал сердце медведю, то заснул, сжимая его в объятиях, чтобы проснуться, прижимая к груди женщину своей мечты. Проснулся он, вцепившись в того же медведя. И слава Богу, подумал он.
А потом он встретил экзотическую женщину. Родина – Цейлон, мать – сенегалка, отец – англичанин. Выросла она в Лондоне, училась в колледже в Калифорнии и недавно переехала в Нью-Йорк. Высокие скулы, миндалевидные глаза, великолепная фигура, внешность, образно говоря, универсальная. В какой бы национальный ресторан не приводил ее Пол, везде она казалась своей. Звали ее Синдра. Познакомились они на его лекции в Нью-йоркском университете. Он рассказывал о юморе в фильмах Хичкока, и из всех вопросов только ее показался ему интересным. После лекции он пригласил Синдру на просмотр. Потом они встречались трижды, и он убедился, что желания смотреть новые фильмы у нее никак не меньше, чем у него. Опять же, ее отличал хороший вкус. Все четыре раза она уезжала домой на такси. Поначалу он только этому радовался, но на четвертый раз желание овладеть ею пересилило намерение закончить вечер в городом одиночестве. Он наклонился к окошку такси и спросил, не хотела бы она продолжить общение.
– Я с удовольствием, – заверила его Синдра. – Но не сегодня, Пол. Не сегодня, дорогой, у меня…
Что? Головная боль? Муж? Что?
Он позвонил ей утром, пригласил на очередной просмотр через два дня. Сначала фильм, после – тоголезский ресторан. Блюда ему понравились, обжигающе горячие.
– Наверное, в Того голод, – поделился он с ней своими предположениями. – Правда, я об этом не слышал.
– За всем не уследишь. А кормят здесь очень вкусно.
– Ты совершенно права, – он накрыл ее руку своей. – Мне так хорошо. И не хочется, чтобы вечер подходил к концу.
– Мне тоже.
– Поедем к тебе?
– Лучше к тебе.
На Банк-стрит они приехали на такси. Медведь, естественно, лежал в постели. Пол устроил Синдру в гостиной, налил ей бокал вина, а сам пошел в спальню, чтобы убрать медведя. Синдра увязалась за ним.
