Крис Юэн - Похождения в Париже
— Это сработает? — На его открытой ладони лежал гребешок.
— Если повезет, возможно. — Я согнул его пальцы, и гребешок исчез под ними. — Но ты торопишься. Надо проверить, пуста ли квартира.
На лице Бруно отразилось недоумение.
— Я знаю, что она пуста.
— Это неправильно. — Я погрозил ему пальцем. — Ты думаешь, что знаешь. Но полной уверенности у тебя быть не может. И если ты хочешь сделать все, как профессионал, сначала нужно постучать.
Бруно пожал плечами.
— Как-то глупо все это выглядит.
— Для тебя, возможно. А по мне — нет.
Бруно помахал гребешком у меня под носом.
— Ты мне не доверяешь? — спросил он.
— Если бы не доверял, меня бы здесь не было.
— Дело в том, что я тебе заплатил? — Бруно прикрыл один глаз, уставился на меня другим. Наверное, я бы так не смог. Должно быть, он практиковался перед зеркалом.
— Пусть тебе известно, что квартира пустует, но все-таки я прошу тебя постучать в эту чертову дверь. Странно, что ты упираешься…
Бруно закатил глаза, сложил пальцы правой руки во внушительный кулак и постучал.
Мы подождали.
— Еще раз.
Бруно подчинился. Я прижался ухом к двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Я отодвинул Бруно и посмотрел в глазок и, конечно же, ничего не увидел.
— Говорю тебе, там никого нет, — сказал Бруно.
— Похоже на то. — Я отступил от двери.
— И что мне делать?
— Приступай. Открывай замок, и заходим. Мы и так слишком долго болтаемся в коридоре.
Мне еще не удавалось услышать, как парижанин произносит «Sacrebleu»,[4] но я думаю, Бруно пробормотал что-то похожее. Он вставил гребешок в запорный цилиндр и прижал к штифтам, следуя моим рекомендациям. Потом он подсунул под гребешок микроотвертку, надавил вбок. Глубоко вдохнул и выдернул гребешок.
Ничего не произошло.
Бруно что-то буркнул, вновь вставил гребешок. Придавил к штифтам с большей силой, выдернул с тем же результатом.
— Слишком медленно, — прокомментировал я.
Плечи Бруно напряглись. Он не смотрел на меня, но я и так знал, что он злится.
— Все нужно делать быстрее. Если ты представишь штифты замка…
— Я так и сделаю! — рявкнул он.
Бруно сунул гребешок в замок в третий раз, но опять не добился нужного результата. Ни четвертая, ни пятая попытки к успеху тоже не привели. После шестой он выругался и швырнул гребешок на пол.
— Расслабься. — Я похлопал его по спине. — Это не такой простой замок. Ты делал все правильно. Но, возможно, этот гребешок для такого замка не годится.
Бруно пожал плечами, как школьник, которого поймали за невыученным уроком.
— Хочешь, чтобы открыл я? Ты, конечно, можешь попытаться сам еще и еще, но только тут требуется опыт, и, возможно, будет лучше, если ты посмотришь, как это делается.
— Хорошо, покажи мне, — пробормотал он.
Я сунул руку во внутренний карман пиджака, достал обычный футляр для очков, в котором хранил отмычки. Извлек из него гибкую отмычку и крошечную отвертку с острием более широким, чем у той, что дал Бруно. Поднял с пола гребешок, положил в очешник, закрыл его, убрал в карман. Присел, всмотрелся в замок. Вставил в замочную скважину отмычку и принялся за работу.
Минуты через две я справился с замком. Запорный цилиндр повернулся, «утапливая» штифты, я взялся за ручку, повернул ее.
И тут же услышал «пип-пип-пип» охранной сигнализации.
— Черт! — вырвалось у меня, а Бруно между тем уже протискивался в квартиру. — Ты ничего не сказал мне о сигнализации.
— Тебе, наверное, следовало это проверить, — ответил он, включил свет и поспешил к источнику шума. Коридор освещали лампы, спрятанные в нишах у пола, свет мощностью в сто ватт отражался от паркета. Я переступил порог, закрыл за собой дверь, не отрывая глаз от конца коридора, где Бруно открывал дверь высокого, от пола до потолка, шкафа. Он дернул шнурок, включающий свет в шкафу, откинул пластмассовую панель, закрывающую пульт охранной системы.
По моим подсчетам, на введение кода оставалось секунд восемь, а потом начался бы трезвон. В прошлом со мной такое уже случалось раз или два, и впечатления остались незабываемые. К счастью, мне удавалось сбежать. Ведь если бы даже и имелась возможность обесточить сирену, смысла в этом уже не было никакого — все, кто мог, наверняка успели проснуться. По крайней мере я думал именно так, хотя сам никого не видел, потому что ретировался слишком быстро.
Само собой, если бы я знал о наличии сигнализации, то постарался бы как-нибудь ее нейтрализовать. При нормальном раскладе, прежде чем доставать отмычки, обследовал бы дверь, чтобы узнать, подключена ли сигнализация. Но теперь рассуждать таким образом было все равно что размахивать кулаками после драки. Движимый желанием покрасоваться я полез напролом. И, разумеется, сказалось спиртное. Сколько я выпил? Три, может, четыре стакана бордо. Слишком много, чтобы садиться за руль, и достаточно для того, чтобы распушить павлиний хвост перед новичком и показать, какой я крутой. А теперь получалось, что я показал исключительно собственную дурь.
Тем временем Бруно набрал код на пульте управления и оборвал назойливое пиканье. И как только в квартире установилась тишина, повернулся ко мне.
— Что это было? — спросил я. — Проверка?
Он моргнул, покачал головой.
— Я забыл. Вот и все.
Я кивнул, стараясь убедить себя, что инцидент исчерпан.
— Пригласишь меня в дом?
Через арку в конце коридора Бруно провел меня в большую, совмещенную с кухней гостиную. Здесь меня ждал сюрприз. Он включил свет, и я увидел, что в комнате почти нет мебели, а пол — бетонный, покрытый коркой краски. Причем краска была разных цветов, бессистемно смешанная. Все это напоминало гигантскую инсталляцию Джексона Поллока.[5] Вдоль стен стояли картины, законченные и находящиеся в работе, большинство — абстрактные, один или два традиционных портрета. Напротив окон я увидел два мольберта с незаконченными холстами, а между ними — длинный узкий стол, прогибающийся под тюбиками с краской, кисточками, скребками и бутылками с растворителем.
— Ты рисуешь? — задал я очевидный вопрос.
— Немного, — коротко кивнув, ответил Бруно. Он снял рюкзак, расстегнул молнию, достал мою книгу и положил на гранитную поверхность кухонного столика. Спросил: — Хочешь кофе?
— Хочу. — Я подошел к одной из картин. Краска, покрывавшая пол неровным слоем, прилипала к подошвам моих туфель. Может, я поступил правильно, не почистив их.
— У тебя хорошие картины, Бруно. Очень хорошие.
Бруно не ответил. Залез в стенную полку, достал две кружки и пакет с молотым кофе. Я смотрел, как он насыпает кофе в кофеварку, включает ее. Когда вода закипела, Бруно открыл дверцу холодильника, сунулся в его осветившееся нутро.
— Молока нет.
— Сойдет и черный. — Я провел рукой по холсту. — Даже лучше, поможет мне чуть протрезветь.
Ох, если бы желание трезвости пришло мне в голову парой часов раньше…
ГЛАВА 3
«— Я хочу, чтобы вы кое-что для меня украли.
Такие слова я слышал не впервые, только обычно собеседник предпочитал какое-то время походить вокруг да около. Но не этот американец. Он сразу взял быка за рога, хотя и говорил ровным голосом…»
Так начиналась моя последняя книга «Ночной вор. Похождения в Амстердаме». Оторвавшись от нее и оглядев лица собравшихся, я с трудом выбросил из головы вопрос: а действительно ли они хотят, чтобы я продолжал чтение? Если бы я появился в книжном магазине «Парижские огни» годом раньше и объяснил, какие пишу романы, меня выдворили бы за дверь, прежде чем я успел спросить, продают ли они мои книги, не говоря уж о том, чтобы организовать мне встречу с читателями. Теперь все изменилось. Всего лишь одна книга существенным образом подняла мой статус. Из безвестного поденщика, кропающего детективы, мало кому попадающиеся на глаза, я превратился в писателя, которого кто-то да знает, автора псевдомемуаров, которые многие принимают за чистую монету. Несколько критиков, прочитавших «Похождения в Амстердаме», расхвалили блестящую, по их мнению, концепцию произведения: автор дешевых романов о профессиональном воре прикидывается вором и описывает свои мнимые подвиги. В одном, правда, они ошибались: я не прикидывался.
Да, кое-что мне приходилось менять: имена, места, украденные вещи. Но от этого книга не становилась менее правдивой — во всяком случае, для меня. Каждое написанное слово имело прямое отношение к тому, что действительно произошло в Амстердаме.
Пришедшие на встречу со мной читатели, конечно же, этого не знали. То ли они, как и критики, думали, что все это чистая выдумка, то ли вообще понятия не имели, о чем моя книга. И разве для них это имело какое-то значение? Разумеется, нет. В Париже, теплым весенним вечером, под безоблачным небом, писатель собирался почитать свое произведение. Так чего ж не послушать, коль скоро это не стоит ни гроша.
