Анатолий Отян - Редкая монета
На чердаке стоял затхлый запах, а солнце нагрело кровлю до такой степени, что, казалось, что они попали в духовку.
— Надо скорее сорвать кровлю, хотя бы местами, чтоб продувало, а то мы поджаримся, предложил Алисов.
— А если дождь пойдёт? Помнишь, какой скандал был, когда Крячко оставил на ночь раскрытой кровлю, и у хозяев даже мебель намокла.
Сдерём железо в том месте, где будем менять стропила, и то полегчает. Федька, бери гвоздодёр и сдирай железо вот отсюда до сюда. А мы займёмся стропилами.
Федька полез за инструментом, взял его и вылез на крышу. Раздался противный скрежет от выдираемых гвоздей и сразу же Федькин крик:
— Ой, я жопу об горячее железо обжог!
— А яйца не сварил? — засмеялись мужики.
— Та вроде нет, — чуть не плача ответил Федька..
— Пойди попроси у бабки старое рядно, подстелишь и сядешь на него.
Федька принёс самодельный, плетёный круглый половик и приступил отрывать кровельное железо. Время приближалось к обеду, хозяйка вынесла из дому кастрюлю с борщом и поставила её на столик под развесистой шелковицей, закрывающей своей кроной полдвора. Запах поджаренного сала, положенного в борщ достал и до крыши. У мужиков потекли слюни, заурчало в животе, и Алисов предложил:
— Всё, Бугор, кончай ночевать, пошли руки мыть.
— Да вроде рановато, — сказал Дзюба.
Но запах борща так наркотически кружил голову, что ждать ещё пятнадцать минут не хватало сил. Алисов увидел, что маятник желания бригадира качнулся в сторону его предложения и крикнул:
— Федька, слазь с крыши и пошли руки мыть.
Но Федька и сам понял, что надо заканчивать работу.
— Иду, иду! — отозвался он.
Борщ обжигал рот, но оказался настолько вкусен, что невозможно было остановиться и подождать пока он остынет. На столе лежал чеснок и хлеб с неповторимым вкусом — «Украинская паляница», который пекли по специальному рецепту только на одном хлебозаводе, и все командировочные везли его домой, как лучший подарок семье, издавал сильный аромат, имел хрустящую корочку. Ели шумно чавкая, а когда немного насытились, хозяйка спросила:
— Ну и як, хлопци, борщ?
— Ой, не пытайте, — перешёл в тон бабке, на украинский, Алисов, — выщий смак, сто грамив бы до нёго.
— А це вже, хлопци, пробачтэ. Що пыты будете, квас, чи чай.
— Какой, бабуля чай, в такую жару? — заявил Алисов.
— А мне чай, и погорячее и погуще, — сказал Дзюба, — внутренний жар выгоняет наружный.
Он за время своих отсидок, так приобщился к чаю, а вернее к чефиру, густому напитку в пропорции один к одному — пачка чая на стакан кипятка, что никаких других напитков, кроме спиртных, конечно, не пил.
Едоки разморились от горячей пиши, поблагодарили бабку и закурили. Воздух запах дешёвой «Примой». Федька, вчера допоздна гулявший, лёг на землю под соседней грушей и сразу уснул. Ему приснился сон с голубями, кошками и ещё с чем-то интересным. Но досмотреть ему не дали.
— Вставай — просыпайся рабочий народ, штаны одевай и ступай на завод, — услышал Федька, такой противный голос Алисова, что хотелось послать его, но вспомнив о его старшинстве, открыл глаза.
— Сейчас, сейчас.
— Иди заканчивай свою работу, а мы будем стропила тесать.
Работать не хотелось, Федька сладко потянулся и полез на крышу.
Мауэрлат уже сняли и обнажилась кирпичная кладка стены. Федька наступил на ближайший кирпич, но он выпал из стены, нога провалилась на чердак, и Федька упал бы, но успел ухватиться за ближайшую доску.
— Фу ты, чёрт, — и оглянулся, чтобы увидеть, что послужило его неустойчивости.
Он увидел выпавший кирпич, а на стене, в выемке, какую-то грязную, когда-то промасленную тряпку а в ней, наверное, что-то завёрнутое… Он потянул за неё, но она не поддавалась. Федька взял гвоздодёр и подковырнул свёрток снизу. Он почувствовал, что внутри находится твёрдый предмет. Развернув тряпку, Федька увидел квадратную жестяную коробочку, на которой изображалась сине — белая сетка и две большие, наложенные друг на друга буквы ТЖ. Федька тряхнул коробочку и в ней что-то глухо стукнуло. Рассмотрев как лучше открыть коробочку, которая была на петле, он потянул с противоположной стороны. Скрипнув, коробочка открылась и Федька увидел бархатку. Развернув её и увидел там четыре монеты. На верхней он успел разглядеть герб с двуглавым орлом и услышал окрик:
— Федька, ты уснул там, что ли? Почему не работаешь?
Федька высунул голову из чердака. Алисов, раздетый до пояса, стоял с топором в руках и тыльной стороной ладони вытирал со лба пот, а Дзюба, нагнувшись, обтёсывал бревно.
— Дядя Петя, лезьте сюда.
— Чего это вдруг?
— Я Вам что-то покажу, — приглушённым голосом не то крича, не то громко шепча, сказал Федька и заговорчески поманил пальцем.
— Кино, что ли? — лениво спросил Алисов.
— Ага, кино.
— Вот Бог послал мороку на мою голову, — пробурчал Петро и нехотя стал подниматься на чердак.
— Ну, чего тебе? — спросил Петро, стоя на лестнице и заглядывая внутрь чердака.
— А вот посмотрите, — Федька показал Алисову монету.
Алисов быстро поднялся по лестнице, залез на чердак и взял монету из Федькиных рук и стал её рассматривать.
— Чего вы там затихли? — крикнул снизу Дзюба.
— Гуляй сюда, Николай, — ответил Петро.
Дзюба стал подниматься по лестнице, залез на чердак и принялся рассматривать монеты.
— Написано — чистая уральская платина, двенадцать рублей. А где ты их нашёл?
Федька показал коробочку, бархатку, тряпку и указал пальцем то место, откуда он их достал. Дзюба неопределённо хмыкнул, положил монеты в карман.
— Всё, давайте работать.
— А монеты ты что, себе забрал? — удивился Петро.
— После работы разделим. Бабке ни слова. А это вот, — Дзюба указал на коробочку с бархоткой и тряпку, — запрячьте, потом где-то выбросим.
Заскрипели выдираемые Федькой гвозди и застучали внизу топоры.
Дзюба тюкал топором, обтёсывая бревно, и думал о том, что не похожи эти монеты на платиновые, отдают желтизной и чернотой, как серебряные, и вид у них какой-то простенький, вот, правда более-менее герб белый. Сидя по колониям он много слышал выдуманных, похожих на правду и правдивых, похожих на выдумку, историй с кладами, но ничего подобного, тем более о двенадцатирублёвых платиновых монетах не слышал. Не так давно видел в каком-то журнале, в листы из которого был завёрнут чей-то бутерброд, изображение платиновых монет, посвящённым какому-то событию, но те монеты блестели и не имели никакого оттенка. Слышал он и то, что найденные клады нужно сдавать в милицию, а этот получается не найденный а украденный и если его сдать, то за него ничего не получишь и нужно от него избавиться, конечно, с выгодой для себя. Решения он никакого не принял, но дал команду работу прекратить немного раньше. Они переоделись и пошли на автобус.
— Едем в контору, — сказал он своим напарникам.
— Зачем? — спросил Петро.
— Там видно будет. Попробуем сплавить одну монету какому-то жиду, они знают в них толк. Во вторых, надо выписать на завтра рулон рубероида и ещё несколько досок. Выпить, сегодня не мешает, а денег нет, — заключил Дзюба.
Во время пересадки на другой автобус, Дзюба распорядился выбросить в урну коробочку с бархаткой и тряпку.
— Зачем коробочку? — спросил Федька. — она хорошая, я её себе оставлю.
— Тебе сказали выбрось! — разозлился Дзюба и после того, как Федька всё выбросил в урну, добавил — Мы нашли на этой остановке только одну монету. Нашёл Федька. Вы меня поняли?
— Поняли, — враз произнесли оба.
— И никому ни слова больше, ты, Петро, трепаться любишь. Смотри, а то я тебе язык укорочу.
Алисов хотел сначала возразить и возмутиться, но зная характер и прошлое своего бригадира, только и сказал:
— Ну что ты, Коля, ты же меня знаешь.
— Знаю, знаю.
Когда зашли во двор Ремстройтреста, где располагался участок, то увидели во дворе своего начальника Польского, стоящего посреди двора и беседующего с высоким мужчиной, по всей вероятности с одним из заказчиков. Дзюба сунул в руку Алисову монету и тихо сказал:
— Предложи Нюме, скажи нашли. Проси червонец.
— Чего так мало?
— Ну два.
Они потолкались недалеко от разговаривающих мужчин, и когда те окончили разговор, и незнакомец пошёл на выход, подошли к Польскому.
— Ну как у вас дела на объекте?
— Нормально, нужно ещё довезти рулон рубероида и штук десять досок, — ответил Дзюба.
— Хорошо, идите выписывать и отдайте накладную кладовщице. В течении дня завезём, — сказал Польский и хотел уйти, но его остановил Алисов:
— Наум Цезаревич, посмотрите, какую монетку мы нашли на остановке. Купите её у нас.
Польский взял в руку монетку, пару минут разглядывал и протянул её назад Алисову, стоящему как аист, заглядывающий в воду, сверху вниз, наблюдая за Польским.
