Ян Флеминг - Операция Гром
- Извините, сэр, - вежливо, но твердо сказали ему, - у меня пациенты всегда снимают часы. Иначе при массаже нарушится ток крови в руке. Разрешите...
Граф Липпе помолчал. Бонд почти физически ощутил, как тот разъярен.
- Снимайте... - наконец с ненавистью прошипел Липпе.
Бонду даже стало смешно. "... Черт вас возьми!" - ясно читался конец фразы.
- Благодарю, сэр.
Странный спор, подумал Бонд. У массажиста всегда снимают часы. Почему граф противился? Как ребенок...
- Перевернитесь, пожалуйста, сэр, - это уже ему самому. Бонд повиновался. Посмотрел направо. Граф Липпе лежал на спине, со стола свисала левая рука, загорелая, с белой полоской вокруг запястья. На белой коже четко выделялась татуировка: молния с двумя вертикальными черточками. Так вот что он прятал... Интересно, кто же носит такой знак? Не позвонить ли в Архивный отдел?..
Прошел час. Бонда как будто выпотрошили, выжали все соки. Он оделся и, проклиная М., с трудом потащился наверх - точно из царства грубо-телесного варварства к утонченной цивилизации. Зайдя в одну из двух стоящих у входа в главный зал телефонных будок, он соединился через коммутатор со Штабом, попросил Архивный отдел; в трубке характерная пустота - значит, подслушивают. Назвавшись, он задал свой вопрос. На том конце велели подождать и через несколько минут снова заговорили:
- Это знак группы "Красная молния". Члены, как правило, чистокровные китайцы, никаких религиозных мотивов, исключительно преступные акции. Станция Х однажды столкнулась с этой группой. Сама станция находится в Гонконге, а штаб на другой стороне залива, в Макао, поэтому за большие деньги была организована курьерская связь с Пекином. Все шло без сучка, без задоринки, переправлялась важная информация - и вдруг страшный провал, высшее руководство станции рассекречено! Оказалось, что один из сотрудников вел двойную игру, работал на "Красную молнию". Потом группа всплывала в делах о наркотиках, контрабанде золота в Индии, торговле рабами. Группа мощнейшая, будем рады выслушать любое сообщение о ней.
- Спасибо за информацию, - сказал Бонд. - Пока сообщать нечего, но если что- нибудь узнаю, свяжусь с вами. До свидания.
Бонд в раздумье повесил трубку. Так что же этот тип делает в "Лепном"? Бонд вышел из будки и в соседней заметил графа Липпе; тот стоял спиной и как раз снимал с рычага трубку. Долго ли он стоит? А вдруг слышал, что Бонд сказал в конце разговора? Или даже, о чем спрашивал? Скверно... Но делать нечего. Бонд посмотрел на часы - половина восьмого - и отправился "ужинать"...
В день ему полагался стакан теплого лимонного сока, тарелка овощного супа и две чашки чая. И, конечно, массаж, ванны... А на третий день прибавилось "остеопатическое лечение и растяжение". Вяло, безропотно (он тут совсем раскис - думал только, чего бы съесть) он толкнул дверь процедурной; за ней наверняка ждет очередной здоровяк с волосатыми ручищами. И застыл на пороге. У койки стояла Патриция - девушка, с которой он встретился в первый день.
- Не может быть! - сказал Бонд. - На такой тяжелой работе - и слабая женщина?
- Женщин на нашей работе двадцать процентов, - ответила она сухо: надоели вечные мужские комментарии! - Раздевайтесь. Очень скоро Бонд убедился, что сил у девушки хоть отбавляй - у него только суставы похрустывали. Она управилась с ним, тренированным, мощным, играючи.
- А теперь полчаса порастягивайтесь, - сказала она под конец.
Бонд взял одежду, вышел вслед за девушкой в коридор и едва не столкнулся с кем- то. Граф Липпе! Бонда он будто и не заметил, а Патриции улыбнулся и сказал с легким поклоном:
- Иду к вам на заклание. Может, сегодня будете чуточку понежнее? Глаза у него искрились.
- Разденьтесь пока, пожалуйста, - сказала Патриция. - Я сейчас вернусь, только отведу мистера Бонда на растяжение. - И она пошла по коридору, Бонд следом.
Заведя его в небольшую комнатку, она велела положить одежду на стул и отодвинула пластиковую занавеску. За занавеской оказался хирургический стол, обитый кожей, поблескивающий алюминием, - зрелище не из приятных. Бонд с подозрением оглядел медицинское чудище. На полу - электрический мотор с табличкой "Механическое растяжное устройство "Геркулес", сам же стол разделен натри секции с ремнями, каждая соединена с мотором отдельным приводом. Возле приподнятого подголовника - круговая шкала тяги, размеченная до двухсот единиц. Начиная со ста пятидесяти цифры красные. К подголовнику приделаны рукоятки; кожа на них в темных пятнах, наверное, от пота.
- Ложитесь лицом вниз, - девушка держала ремни наготове.
- И что будет?
- Потянет немного спину, - нетерпеливо пояснила она. - Это очень полезно и совсем не больно, даже наоборот, приятно, многие засыпают.
- Ну уж я не засну! - уверил Бонд. - А сильно будет тянуть? И почему цифры красные? Не разорвет?
- Что вы!.. Сильно тянуть, конечно, опасно, но мы-то с вами начнем всего-навсего с отметки девяносто. Минут через пятнадцать я зайду и прибавлю до ста двадцати. А теперь ложитесь. Меня ждет больной.
Бонд неохотно улегся, голова его утонула в мягкой кожаной подушке и он пробормотал:
- Разорвет - подам на вас в суд.
Заурчал мотор. Ремни то натягивало, то отпускало - Бонда словно мял великан в огромных, но нежных лапищах.
- Ведь хорошо, правда?
- Хорошо.
Он слышал, как за Патрицией захлопнулась дверь. Под щекой его мягкая подушка, спину приятно потягивает, мотор гудит мирно, усыпляюще. А он-то, дурак, боялся!
Минут через пятнадцать снова хлопнула дверь, отодвинули занавеску:
- Ну, как вы тут?
- Отлично.
Девушка потянулась к переключателю. Бонд поднял голову: стрелка подползала к ста двадцати. Потянуло сильнее, мотор загудел громче.
- Еще пятнадцать минут, - сказала Патриция.
- Ладно, - неуверенно ответил он, примериваясь к окрепшему великану. Задернули занавеску, и хлопка двери он уже не различил в шуме мотора... И скоро привык к новому ритму.
Еще через пять минут щеку вдруг обдуло ветерком, и Бонд приоткрыл глаза. К переключателю тянулась мужская рука. Жмет на рычажок... И тут рвануло, дернуло так, что он завопил от боли, его словно вздернули на "дыбу". Рука выпустила рычажок: мелькнула маленькая красная молния с двумя вертикальными черточками. И в ухо ему шепнули:
- В другой раз, милейший, не будешь вмешиваться не в свое дело.
Ревел и рычал мотор, ремни рвали тело; Бонд слабо стонал, пот капал с кожаных подушек на пол.
А потом наступила ночь.
III
МЕСТЬ
Хорошо, что тело не помнит боли. Иное дело приятные воспоминания запах, вкус, поцелуй... Их сладость не забывается. Бонд медленно приходил в себя и удивлялся, что боли нет. То есть, конечно, болела спина, каждый позвонок - точно отколотили палкой - но это боль изведанная, знакомая, ее можно превозмочь. Ревущий же смерч, крутивший его, глушивший сознание, стих. Что же именно чувствовал он, Бонд, в тех мучительных объятиях? Помнилось лишь, что был он ничтожней пучка травы в тигриной пасти...
- А теперь расскажите, как это случилось, - попросила Патриция. Случайно задели переключатель? Вы нас так напугали! Никогда ничего подобного не было, в принципе устройство совершенно безопасно.
- Понимаете, мне захотелось устроиться поудобнее, я потянулся и, кажется, задел за что-то рукой. Больше ничего не помню. Мне повезло, что вы быстро вернулись. - Он честно смотрел ей в глаза.
- Теперь все позади. У вас, слава Богу, серьезных повреждений нет, еще два дня, и будете как огурчик.
И действительно, через два дня Бонд вернулся в тихий мирок "природного метода". И сразу же холодно и энергично принялся наводить справки о графе Липпе - как сделал бы во время войны, выслеживая вражеского агента в Стокгольме или Лиссабоне. Он стал разговорчив и любопытен. Болтал с Патрицией: "А этот Липпе что, серьезно болен? Ах, он худеет! Наверное, принимает специальные ванны? Говорите, в турецкой бане... Нет, я там еще не был, обязательно схожу". С массажистом: "Что-то этот силач давно не показывается, граф - как его, Риппе, Хиппе? Да-да, Липпе. В полдень, говорите? А что, пожалуй, это удобно... Я от вас еще в турецкую баню зайду, погреюсь". Так он невинно беседовал и постепенно выстраивал план, по которому они с Липпе останутся с глазу на глаз в звуконепроницаемой процедурной.
Одновременно, по скудным сведениям, Бонд пытался представить, что это за человек. Хотел ли он только припугнуть Бонда на "дыбе" или - ведь Липпе не знал, чем закончится пытка - убить? Но зачем? Что за тайну он бережет? Ясно одно - тайна есть, и нешуточная...
Сообщать о происшествии в Штаб Бонд не собирался. Покушение в санатории "Лесной"! Глупо, смешно. Он, умелый солдат, выставляется дурачком. Туза Управления разведки и контрразведки поят теплым соком да овощным супчиком, потом привязывают к какой-то "дыбе", чуть-чуть сдвигают рычажок - и герой сотен сражений вопит от боли и просит пощады! Нет, он отомстит Липпе сам.
