Станислав Гагарин - По дуге большого круга
…Мне казалось, что наша встреча произойдет иначе. Как именно — не представлял, в дом к ним, разумеется, не пойду, так, случайно если, но как — не знал, и сейчас, когда увидел их, идущих навстречу, то подумал, что здесь вот, на нашей улице, мне не хотелось бы их повстречать.
Они еще не видели меня, и первое, что пришло в голову, было намерение убежать. И наверное, убежал бы, если б ноги мне повиновались, но я врос ими в землю у нового дома, смотрел, как подходят Галка и Стас, и только мышцы лица судорожно задергались, стирая возникшую глупую улыбку.
Когда они увидели меня, я, слава богу, уже не улыбался…
Наверное, им тоже хотелось исчезнуть, они стояли растерянные, глядели на меня во все глаза. Галка казалась испуганной, бледная, ни кровинки в лице, она пошатнулась, Стас поддержал ее, и жалкая гримаса тронула его красивый рот.
Они молчали, Галка и Стас, а я смотрел на них в упор, чувствовал — поднимается красная завеса в сознании, усилием воли я сдернул эту завесу, тишина зазвенела в невесомом теле, и вот еще один шаг вперед.
— Приятная встреча, — несколько развязно сказал я и не мог удержаться от маленькой мести. — Здравствуйте, супруги Решевские.
Стас покраснел, он хотел, я видел это, протянуть мне руку и не решился.
— Вернулся, — утвердительно сказала Галка, — вернулся… Игорь…
— Вернулся, — сказал я, протянул бедному Стасу руку и сдержанно кивнул Галке.
Нет, не такой должна была быть наша встреча, но кто ж знал, что получится именно так…
— Мы знали, — заговорил наконец Решевский, — поздравляем… С возвращением.
— Спасибо, — спокойно ответил я, глядя на пунцового Стаса, всем нутром чувствуя, как Галка пристально рассматривает меня. Не имея сил повернуться в ее сторону, я стоял вполоборота к Галке, будто и не было ее с нами, и продолжал говорить с Решевским. — Давно поженились? — зачем-то спросил я, будто не знал об этом.
— Второй год, — ответил Стас. И честное слово, такие глаза я видел у нашкодивших котов. Сейчас мне доставляло удовольствие мучить его, я совсем не жалел Стаса и придумывал новый вопросец, похлестче.
И Галка сообразила, она всегда была сообразительной.
— Ну что это мы, ребята, — сказала она веселым голосом, и в тоне ее не было никакой фальши, — стоим посреди дороги… Ведь встреча какая!
Стас благодарно глянул на Галку, потом посмотрел на меня, он ростом повыше, промахнулся глазами и увидел белые волосы на моей голове. Вероятно, обратил на них внимание только сейчас, а Галка отметила сразу, убежден, но виду не подала. Стас отвел глаза.
— Всю жизнь я мечтал о такой встрече, — забалаганил я, — с лучшим другом и… очаровательной его супругой!
Они оба молчали, и в молчании их ощутил я силу, силу оттого, что их двое и держаться они обязаны вместе, а я шута разыгрываю, стыдно…
Мы пошли по нашей улице. Не знаю, куда они направлялись, никогда этого не узнаю, да и зачем?.. Мы шли втроем по липовой аллее, ступали на опавший липовый цвет. Про себя мы отсчитывали шаги… Я видел, как шевелятся губы у Галки, мы считали шаги и молчали.
«Балтику» я не узнал. Ее отстроили заново, расширили, облепили модерновыми штучками, но дядя Петя — швейцар с рыжими колючими усами — оставался прежним. Я подумал, что владеет дядя Петя секретом если не вечной юности, то вечной старости, что ли. Пятнадцать лет знаю старика, еще с мореходки бегали сюда «по гражданке» повеселиться на курсантские рубли, а он все такой же крепкий… Старый, но крепкий, гроза заводных «бичей» швейцар дядя Петя.
Мы пропустили Галку вперед, дядя Петя встал и приподнял фуражку. Стас кивнул и прошел дальше, за Галкой, я остановился, протягивая старику руку:
— Здравствуй, дядя Петя. Не узнаешь?
Швейцар помедлил с минутку, потом ахнул тихонько и тронул рукой капитанские нашивки на правом моем плече.
— Никак Волков? — спросил дядя Петя. — Точно, Волков… Что с тобой стало, парень…
— Ничто, дядя Петя, прическа только другая и волосы покороче, — сказал я и прошел за Решевскими в зал.
…В библиотеке нашей колонии я случайно обнаружил «Арктические походы Джона Франклина», выпущенные в 1937 году издательством Главсевморпути в Ленинграде. Надо ли говорить, с каким вниманием читал о трагедии, разыгравшейся на Канадском Севере, когда экспедиция Джона Франклина на кораблях «Эребус» и «Террор» искала северо-западный морской проход в 1845–1847 годах.
Оба корабля погибли. Ни сам Франклин, ни один из ста тридцати четырех офицеров и матросов британского флота не вернулись на родину.
Первый скелет, который нашла экспедиция Мак-Клинтока в конце мая 1859 года, принадлежал корабельному стюарду.
«Несчастный выбрал, вероятно, не покрытую снегом часть острова, чтобы облегчить себе утомительный путь, — пишет Мак-Клинток, — но упал лицом вниз, то есть принял то положение, в каком мы нашли его скелет. Весьма вероятно, что он упал, ослабев от голода и выбившись из сил, и что последние минуты его жизни не были омрачены страданиями…»
Похоронив умершего в 1847 году Джона Франклина, новый глава экспедиции капитан Крозье, зная, что корабельные припасы на исходе, бросил «Эребус» и «Террор», зажатые льдом еще в навигацию 1846 года у мыса Феликс, и повел больше сотни оставшихся в живых англичан вдоль западного берега острова Короля Уильяма. Он хотел спасти их от угрожавшей им мучительной смерти и пытался провести вверх по Большой рыбной реке к территории, прилегающей к Гудзонову заливу.
Скелет стюарда первая трагическая веха этого печального исхода.
Никто из них не дошел…
Рано утром 30 мая Мак-Клинток обнаружил лодку с двумя скелетами. Ее уже нашла проходившая здесь несколькими днями прежде партия лейтенанта Хобсона.
Мак-Клинток собрал массу вещей, принадлежавших экспедиции Франклина, но скелетов больше не было.
Это обстоятельство породило предположение, будто белые люди примкнули к эскимосам или индейцам и кочуют с ними в бескрайних пределах арктической тундры. Спасти их, вернуть в цивилизованный мир попытался американец Чарльз Фрэнсис Холл. Он выступил в поход 23 марта 1868 года, отправился со стороны материка на собаках, строя на маршруте снежные хижины — иглу, как опорные пункты-базы с продовольствием.
В этом году Холл ничего не нашел и отложил поиски до будущего лета. Тогда Холл собрал много сведений о гибели франклиновцев, видел несколько скелетов, но при них не было никаких документов, подтверждавших принадлежность к экспедиции. По словам эскимосов, все белые люди, оказавшиеся на острове Короля Уильяма, погибли… И уже позднее, летом 1879 года, экспедиция американского поляка, лейтенанта Фредерика Шватки, к северу от пролива Коллинсона нашла могилу лейтенанта Джона Ирвинга, третьего офицера с корабля «Террор». Определили сие по серебряной медали, ее нашли в подножье могилы. На лицевой стороне был рельефный портрет Георга IV, а на оборотной значилось: «Вторая награда по математике. Королевское морское училище. Присуждена Джону Ирвингу. Лето 1830…»
Мне не приходилось бывать у берегов острова Короля Уильяма. Так далеко на запад мы никогда не заходили. Но у Баффиновой земли я плавал… Об экспедиции Джона Франклина слыхал еще в мореходке, а вот подробности узнал, когда оказался в тюрьме.
Помнится, поразил меня «Список предметов, обнаруженных после погибших участников экспедиции Франклина, частью привезенных в Англию на корабле «Фокс» капитаном Мак-Клинтоком».
Вот один из его пунктов:
«…Найдены около скелета в девяти милях к востоку от мыса Гершеля в мае 1859 года черный шелковый шарф, завязанный узлом, остатки обшитой шнурком синей куртки с обтянутыми шелком пуговицами. Лоскут цветной рубахи, небольшая платяная щетка, роговой гребень, кожаная записная книжка, которая рассыпалась на кусочки, когда высохла. Монеты в шесть пенсов и шиллинг…»
Останки членов экспедиции Джона Франклина, вещи, принадлежавшие им, находят время от времени и в наши дни.
А вот от траулера «Кальмар», которым командовал я, капитан Игорь Волков, и от двух десятков человек экипажа не осталось никаких следов.
Да, никаких следов на этом свете…
Сегодня двери и окна распахнули в «Балтике» настежь. Зал был пустынным — для ужина рановато, а обед закончился. Я заглянул в зал и от двери обернулся. Дядя Петя смотрел мне вслед и покачивал головой. Стало не по себе, даже в носу защипало, а Галка и Стас шли дальше: оказывается, у «Балтики» вырос еще один зал. Новый зал был огромным, на высокой стене поднималась из пены женщина и протягивала в ладонях охряные куски янтаря. Мне захотелось придумать ей имя, так прямо и назвать эту женщину на стене. Стас Решевский тем временем выбрал столик в углу, я назвал женщину Леной и опустился на предложенный Стасом стул так, чтобы Лену и Галку видеть одновременно.
