Марина Серова - Угнать за 30 секунд
– Тетушка, я даже и не думала разочаровываться в нем, – отозвалась я несколько озадаченно, – но ты сама меня пойми… Приходит какое-то идиотское письмо, как будто для издевательства написанное, а потом еще оказывается, что в нем – сущая правда. Если даже и так, то где мой братец Максим был все двадцать шесть лет своей жизни?
– Он же написал…
– Или хотя бы последние десять? Ведь его мать умерла как раз десять лет назад, мой отец – примерно тогда же. Мог и объявиться. Да и ты, дорогая тетушка, если знала, то… Эх! – Я махнула рукой. – А теперь вот изволь принимать этого братца. Что за тип еще окажется…
– Ты, я смотрю, настроена неблагожелательно.
– А с чего мне быть благожелательной? Ладно… посмотрим, что он за индивид, скоро уже приедет. Кстати, поезд сто восемнадцатый Астрахань – Москва когда прибывает в Тарасов?
Тетя Мила развела руками:
– Ну так… позвони в справочную вокзала.
– Сейчас так и поступим.
Оказалось, что поезд прибывает в Тарасов сегодня в двенадцать часов семь минут дня. Дежурная сказала, что он на полчаса опаздывает, так что ожидается без двадцати час.
Я взглянула на часы: они показывали половину первого. Следовательно, если прикинуть время на то, чтобы добраться от вокзала до нашей улицы, найти дом и квартиру, – то примерно через час родственничек, вдруг нарисовавшийся в моей жизни, может уже позвонить в дверь. Впрочем, ничто не указывает на то, что приедет он именно этим, а не следующим астраханским поездом, завтра.
– Глупости, – сказала я. – Черт знает что! Вот ты сама, тетушка… ты ведь одни детективы в последнее время читаешь, что не лучшим, надо признать, образом на тебе отражается… что можешь сказать о письме? В частности и главным образом – о почерке? Все-таки ты юрист, логика развита… попробуй, попробуй! Спрогнозируем, каков из себя этот наш новый родственничек.
Тетушка снова нацепила очки, а потом с угрожающим видом вооружилась и двояковыпуклой лупой.
– Ну что же, – наконец сказала она, – о том, что этот Максим – человек развитый и не лишенный чувства юмора, мы можем судить хотя бы по стилистике и уровню грамотности, отраженным в этом послании. – «Послание! – раздраженно подумала я. – Публий Овидий Назон на берегах Понта Евксинского!» – Я, конечно, не эксперт по графологии, но тем не менее могу сказать, что писал человек, уверенный в себе, самодостаточный… Взгляни, Женечка, на соединения букв… Кроме того, он эмоционально ярок, о чем свидетельствует манера написания заглавных букв и… м-м-м…
– Достаточно, – сказала я, – теперь позволь мне, мой дорогой Ватсон. Большая часть твоих выводов, тетя, как и положено у Ватсона, ошибочна. Уверенный, самодостаточный, эмоционально ярок… Все это общие слова, причем отнюдь не бесспорные. Во-первых, могу сказать, что послание писано в кабаке на пластмассовом столике, из чего делаю вывод, что кабак дешевый. Правда, ручка хорошая, дорогая, но тем ярче она отражает условия, в которых оно сочинялось. А теперь взгляни на свет. Видишь вот тут, в углу, отпечаток пальца? Так вот, этот палец перемазан в шоколаде. Плюсуем в общую копилку качеств неаккуратного сладкоежку.
– Но, Женечка, ты…
– Не буду тебя долго мучить, тетя Мила, – прервала ее я. – В наш век куда проще не корпеть над бумагой, а устроить графологическую экспертизу по всем правилам современной науки. В общем, так: у меня в компьютере есть современная экспертная программа, которая «расколет» этот почерк, как орешек. Через несколько минут мы будем знать о нашем Максиме Максимовиче все.
– Прогресс ну совершенно убивает романтику, – вздохнула тетя Мила. – Как представишь себе мистера Холмса, запускающего образец почерка в сканер, чтобы программа графологической экспертизы распознала и проанализировала… Нет, это решительно дурно!
– Ну-ну, – скептически откликнулась я, – теперь пошли рассуждения в духе: «Кибернетика – буржуазная лженаука!»
Тетушка принялась возражать, а пока она произносила свою прочувствованную речь, я вложила письмо в сканер и активировала программу. Скоро весь этот Максим Максимович сосредоточится в одной коротенькой распечатке.
Наконец зажужжал принтер. Я подхватила лист и проглядела резюме, созданное на основе экспертного анализа почерка. И, конечно же, образ «уверенного и самодостаточного человека», нарисованный тетушкой, растаял на глазах.
– Ну, что? – спросила она.
Я лицемерно откашлялась и взглянула на нее с лукавой улыбкой:
– Вот, получи своего «эмоционально яркого». Не буду зачитывать все резюме, скажу в общих чертах. Итак, образец почерка принадлежит мужчине двадцати пяти – тридцати одного года, роста скорее высокого, до метра восьмидесяти пяти, астенического, то есть слабого, телосложения. Темперамент сангвинно-меланхолический, со склонностью к унынию и депрессии. Выражено слабоволие и подчеркнутое отсутствие инициативы. Интеллектуальный уровень – прошу обратить внимание! – выше среднего, достаточно высокий творческий потенциал, развито ассоциативное мышление. Возможны сезонные осложнения в психике, подавленность, диктуемая… гм… Ну, дальше совсем уж заумь пошла, – подвела я черту своим сообщениям. – В общем, переводя с экспертного на человеческий, получаем мы этакого дерганого ироничного фрукта, мрачного, тяжелого на подъем и, возможно, склонного к запоям. Раз про депрессии сезонного характера сказано, так, значит, и до маниакально-депрессивного психоза недалече. Вот такой красавец, – проговорила я, – а то – «уверенный», «самодостаточный».
– Ты просто какого-то маньяка описала, – проговорила тетушка. – А твоя эта… программа в компьютере… не может ошибаться?
– Не может, – отрезала я. – Конечно, незначительные отклонения, так сказать, погрешности, возможны, но основные, магистральные выводы – тут ошибка исключена.
– К тому же – хлипкого телосложения… – проговорила тетя Мила. – И с чего бы это? Максим был мужчина видный, я бы даже сказала – атлет. А этот, которого ты сейчас описала, астенического телосложения. Проще говоря, длинный, тощий и с цыплячьими плечиками, так?
– Так, – усмехнулась я.
И тут прозвучал звонок в дверь. Я взглянула на часы: двенадцать пятьдесят пять. Рановато, если это он, родственник новоявленный. Впрочем, не исключено, что явился сосед дядя Петя, который накануне позаимствовал у нас «на минуточку» утюг и до сих пор ошивался с означенным бытовым прибором черт-те где. Не исключено, что уже и продал его за пару литров спирта. Дядя Петя хороший мужик, но когда выпьет…
Я направилась открывать.
Перед нашей квартирой стоял явно не дядя Петя. В дверной «глазок» я разглядела ухмыляющуюся физиономию некоего индивида, который крутил головой и гмыкал. У посетителя было довольно привлекательное лобастое лицо, широко расставленные серые глаза, массивные щеки и весьма немалый нос. Если учесть, что я видела его впервые, то дядя Петя отпадал, а описанию, данному в резюме графологической экспертизы, пришлый индивид не соответствовал в корне.
Я хотела было спросить, кто такой к нам пожаловал, но подумала, что ничего оригинального не услышу, и открыла без вопроса.
Увидев меня, посетитель расплылся в широкой улыбке, показавшей, помимо радушия, и то, что гость наплевательски относится к своему здоровью, в частности, к вопросам стоматологии: справа не хватало одного зуба, передний был немного и характерно сколот. Такой скол образуется у тех, кто имеет вредную привычку открывать зубами пивные бутылки.
– Только что с поезда, – не вдаваясь в подробности, провозгласил индивид. – Я не знал, что ты так близко к вокзалу живешь, и зачем-то такси поймал. Проехали два квартала, и таксист заявил: приехали, плати сотню. А за что платить-то? Нашел дурачка. Сотню ему плати, а?
– В самом деле – дорого за два квартала, – деревянным голосом отозвалась я.
Посетитель повертелся на пороге, впрочем, не обозначая желания представиться и войти в квартиру, а потом и вовсе отскочил на площадку и стал заглядывать в лестничный пролет.
– Что там такое? – спросила я. – Вы кто вообще такой?
– Погоди!.. – отмахнулся он. – Ну конечно! Опять его колотят. Э-эх, Микиша, даже от водилы спрыгнуть не может. Пойду вытащу. Эта-а… ты ведь Женя… Ты – Женя, да?
– Д-да.
– Похожа! – громогласно заявил визитер и скатился по лестнице. За моей спиной возникла тетушка и произнесла:
– Хулиганят?
– Ну… что-то вроде того.
– Надо сходить за утюгом к Пете, – задумчиво произнесла она, между тем как снизу слышалось какое-то натужное пыхтение, бухтение, потом недовольный мужской бас взрезал воздух: «Не, вы платить будете?!» Затем раздались звон битого стекла, писк, как будто наступили мыши на хвост… Тетя Мила повернулась на пятках и произнесла:
