Саманта Хайес - Пока ты моя
Мы оба строим гримасы, задаваясь вопросом, какие же «прелести» ожидают нас с тремя дошколятами, а потом я принимаюсь терзаться мыслью о том, что им снова придется привыкать к новой няне. Возможно, было бы проще, если бы я действительно бросила работу.
– А теперь давай-ка посмотрим, как тут дела. – Я приподнимаю пакет с горохом и отнимаю от носа Оскара насквозь пропитанный красным платок.
Кровотечение, похоже, остановилось.
– Как я уже сказала, – продолжаю, когда Оскар уходит спать, – Зои Харпер показалась мне… славной.
Другие определения упорно ускользают от меня.
– Нет, в самом деле, – смеюсь я, когда Джеймс корчит забавную рожицу. – О боже, боюсь соврать!
Я поглаживаю живот и добавляю:
– Она вроде бы работала в Дубае и Лондоне.
– Сколько ей? – выдыхает винные пары Джеймс.
Мне так хочется поцеловать его…
– Думаю, лет тридцать или что-то вроде этого. Если честно, даже не спросила.
– Очень разумно. С тем же успехом ей может быть двенадцать.
– Дай мне хоть одну чертову возможность, Джеймс. Я собираюсь пропустить ее через пресс, схватить за шкирку, вывернуть наизнанку, а потом снова прокатать под прессом. К тому моменту, как я закончу, буду знать о ней больше, чем она сама о себе знает.
– Я просто не понимаю, зачем тебе вообще возвращаться на работу. Словно мы так нуждаемся в деньгах!
Эта идея от души меня смешит. Заставляет прямо-таки хохотать до колик в животе.
– О, Джеймс. – Я поворачиваюсь на бок и прижимаюсь к нему. Подтянувшись повыше, целую его в шею. – Ты ведь с самого начала знал, что к чему. Мы хотели ребенка, но я, помимо прочего, люблю свою работу. Неужели я слишком эгоистична, чтобы желать сразу все?
Я опять целую Джеймса, и на сей раз он поворачивает голову и отвечает на мою ласку, но любые проявления нежности для нас так сложны… Муж прекрасно знает, что к чему. Сейчас я должна твердо придерживаться предписаний врача.
– В любом случае все в отделе полетит в тартарары, если я совсем брошу работу. У нас и так уже не хватает сотрудников.
– Я думал, в твое отсутствие всем заправляет Тина, разве не так?
Я качаю головой, чувствуя, как постепенно накатывает нервное напряжение.
– Коллеги и так распределили между собой моих подопечных на время декретного отпуска, но когда с малышкой и мальчиками все устроится, я хочу вернуться. Во всяком случае, если я доработаю непосредственно до родов, смогу провести больше времени дома с дочкой потом, когда она появится на свет.
Чувствуя мое беспокойство, Джеймс обнимает ладонью мою щеку и звонко чмокает меня в губы. Поцелуй получается страстным и предельно четко гласящим: «Я больше не буду упоминать об этом, и, что еще более важно, я не стану давить на тебя по поводу секса».
– Как бы то ни было, Зои Харпер, эта исключительная няня, заглянет на чашечку кофе завтра утром в одиннадцать, – усмехаюсь я.
– Замечательно, – отзывается Джеймс, переключая на канал «Скай ньюс».
Муж принимается внимать всей этой чепухе о фондовой бирже и стонет о пенсии и инвестициях. Я же просто не могу заглядывать так далеко вперед – представлять, как стану старой и выйду на пенсию, как мне придется выносить за Джеймсом фамильный ночной горшок. Я вижу будущее лишь до окончания этой беременности, до того момента, когда появится на свет мой ребенок и мы превратимся в полноценную семью. Когда я стану наконец настоящей матерью.2
Я опаздываю. Ледяной воздух жалит кожу, и я чувствую, как хмурое выражение застывает на моем лице. Я не могу позволить себе опоздать. Мне просто позарез нужна эта работа, и о том, чтобы упустить ее, не может быть и речи. Боже, ни одна живая душа не догадывается, как отчаянно требуется мне это место у Джеймса и Клаудии Морган-Браун! Скорее бы добраться до них – этого семейства с двойной фамилией, живущего в большом доме в Эджбастоне. Быстрее кручу педали. Когда приеду, наверняка буду взмокшей, красной и взъерошенной. И кто это решил, что добираться на велосипеде – хорошая идея? Интересно, впечатлит ли их такой способ передвижения и рассказ о моей любви к свежему воздуху, склонности к экологически чистому транспорту и расположенности к физической нагрузке, которые я, несомненно, передам их отпрыскам? Или, возможно, это лишь заставит их считать меня идиоткой, прибывшей на собеседование на велосипеде.
– Сент-Хильда-Роуд, – неустанно твержу я, искоса поглядывая на дорожные знаки. Отрываю от руля руку, чтобы показать, что собираюсь повернуть направо, и тут же начинаю вихлять. Какая-то машина оглушительно сигналит, когда я пытаюсь восстановить равновесие прямо посреди дороги. – Простите! – пронзительно кричу я, хотя этот район – явно не из тех, где принято вот так вопить. Он сильно отличается от моего места жительства… моего последнего места жительства.
Я съезжаю на обочину и достаю из кармана клочок бумаги. Проверяю адрес и снова пускаюсь в путь. Энергично жму на педали, проезжаю еще две дорожки и сворачиваю налево, на их улицу. Дома и прежде были большими, но здесь, вниз по Сент-Хильда-Роуд, они прямо-таки огромные. Величественные здания в георгианском стиле высятся на земельных участках по каждой из сторон усаженной деревьями улицы. Резиденции для истинных джентльменов, как сказали бы агенты по недвижимости.
Дом Джеймса и Клаудии похож на все остальные – особняк в историческом стиле, до половины густо увитый диким виноградом. Садовник из меня плохой, но я знаю это растение по дому моего детства, который, кстати говоря, раз в двадцать меньше этого особняка. Среди вьющихся зарослей еще проглядывает несколько зацепившихся за голые ветви багряных листьев, хотя на дворе середина ноября. Я вкатываю велосипед через огромные открытые кованые железные ворота. Гравий хрустит под ногами. Никогда еще я не ощущала себя такой привлекающей внимание.
Семья Морган-Браун живет в симметричном доме, возведенном из красного кирпича. Входная дверь, окруженная каменным портиком, выкрашена в глянцевый зеленый цвет. С каждой стороны впечатляющего входа в дом располагаются большие витражные окна. Я не знаю, как поступить с моим велосипедом. Может быть, мне следует просто положить его на гравий у основания ступеней крыльца? Но это сделает ромбовидные клумбы с розами и аккуратные прямоугольники газонов на внушительном пространстве стоянки похожими на склад металлолома. Осматриваюсь. Неподалеку от главных ворот стоит дерево. Быстро возвращаюсь на улицу. Корни дерева выпирают из земли и раскалывают асфальт подобно мини-землетрясению, а ствол слишком большой, чтобы обхватить его моей цепью с замком. Прохожу чуть вперед по тротуару, катя велосипед, и замечаю сбоку от дома еще одну, поменьше, подъездную дорогу, которая ведет к гаражу на три машины. Я снова нерешительно вхожу на чужую частную территорию, чувствуя себя так, будто множество глаз следят за мной из окон, наблюдая за этими глупыми, неумелыми метаниями.
Я по-прежнему не знаю, куда деть велосипед. Он выглядит слишком блестящим и новым для того, кто якобы ездит на нем повсюду. Решаю, что остается лишь прислонить велосипед к стене гаража, вне поля зрения прохожих и обитателей дома. Кладу своего «железного коня» осторожно, чтобы не поцарапать массивный четырехколесный велосипед или БМВ, которые стоят бок о бок.
Я делаю глубокий вдох и пробегаю пальцами по волосам, придавая им некое подобие прически. Вытираю рукавом пот с лица. Потом подхожу к парадной двери и три раза стучу дверным молотком, представляющим собой громадную перевернутую вниз головой медную рыбу. Вижу перед собой ее широко разинутый рот.
Долго ждать не приходится. Маленький бледный ребенок открывает дверь и при этом тянет ее на себя так, словно для этого требуется вся его сила. Ростом мальчуган доходит мне до бедра, у него белая, почти прозрачная кожа и взлохмаченные светлые волосы мышиного оттенка. Один из моих подопечных, как я понимаю. Они, кажется, близнецы.
– Что? – грубо бросает мальчик.
– Привет. – Опускаюсь на корточки, как обычно делают все няни, и улыбаюсь. – Меня зовут Зои, и я пришла к твоей мамочке. Она здесь?
– Моя мамочка на небесах, – говорит он, пытаясь закрыть дверь. Мне следовало захватить с собой конфеты или что-то в этом роде.
И, не успеваю я решить, каким образом поступить, – оттолкнуть его, рискуя затеять потасовку с ребенком, или вернуться к медной рыбе и опять постучать, – как над нами нависает красивая женщина. У нее огромный живот, который выпирает из-под эластичного черного топа. Я просто не могу отвести от него взгляд.
– Вы, должно быть, Зои, – говорит она. Голос у женщины такой же приятный, как и она сама. Этот голос встряхивает, возвращая к реальности. Хозяйка дома одаривает меня улыбкой, и от внешних уголков ее глаз начинают разбегаться морщинки, а на щеках образуются ямочки. Она кажется самой дружелюбной женщиной на свете.
Я поднимаюсь и протягиваю руку:
